— Не пугай, не заблудимся! — Вовка беспечно отмахнулся. — Ну что, парни, обнимемся на прощание?
Поочередно стиснув в объятиях Гийома, Феса и Бриана де Фалле, он осторожно пожал руку магистру Цириусу:
— Бывай, Химериус, еще увидимся!
— Даже раньше, чем ты можешь предположить, мой юный друг, — едва заметно усмехнулся вампир.
Вовка его не расслышал. Поцеловав взасос Хельму, похлопал по плечам стражников, почесал за ухом жалобно заскулившего варранга и быстро скрылся в дупле столетнего дуба. Отчего-то расставание неприятно царапнуло по сердцу, вот и торопился он поскорее избавиться от тяжкой ноши. Следом за ним бесшумно скользнули в нутро дерева преданные валькирии и, чуть замешкавшись, юная драконица.
Мир Араниэля вздохнул с облегчением. Беспокойный пришелец покинул его навсегда. Впереди ждала долгая эпоха спокойствия и процветания. И все бы ничего, да случилась одна маленькая закавыка: гарнизонные стражники заблудились на обратном пути. И это еще полбеды. Все бы обошлось и на этот раз, не забреди они волей случая в пещеру Хранителя.
Эпилог
Больно, мамочка, как же мне больно!
Острые жгучие иглы под ногтями пронзают насквозь израненное тело и безжалостными щупальцами рвут кричащее от ужаса сознание в кровавые безжизненные клочья.
Мамочка, нет сил терпеть эту адскую боль!
Утонуть, забыться в спасительном беспамятстве, спрятаться в зыбучих песках блаженного покоя вечных снов.
Спаси меня, мама!
Но нет, вновь и вновь чужие холодные руки с пугающей педантичностью бездушного механизма возвращают к страшной реальности уцелевшие крохи трепещущего от страха разума.
— Будьте благоразумны, фройляйн…
От звуков ненавистного голоса хочется забиться под стол, сжаться в маленький дрожащий комочек и никогда в жизни его больше не слышать.
— Будьте благоразумны, фройляйн, — голос продолжает увещевать, назойливо пробираясь в самые дальние уголки мозга. — Если вы думаете, что мне доставляет удовольствие подвергать этим чудовищным пыткам ваше молодое, красивое тело, то искренне заверяю: вы заблуждаетесь…
Ты врешь, гад! Не ты ли тушил сигары об мои губы и фотографировал опаленные пламенем зажигалки соски? Для чего? Чтобы похвастаться перед такими же ублюдками, мерзавцами и садистами? Не твоего ли приказа дожидаются в соседней комнате пятеро похотливых самцов? Не ты ли, сволочь, обещал, что меня изнасилует вся комендантская рота? Так приступайте, твари, что ж вы медлите?! Дайте мне умереть спокойно.
— Вам нужно сказать всего две вещи: цель заброса и состав группы. И ваши мучения прекратятся в тот же час… Кстати, в каком вы звании, фройляйн радист?
«Скажи, внучка, ты когда осколки собирала, не поранилась?» — голос бабушки дрожит неподдельной тревогой.
«Нет, бабушка, я веничком подметала и в совочек собирала», — маленькая глупая девочка запоздало прикусывает язычок.
Бабушка довольно кудахчет — поймала глупышку в нехитрую ловушку. Краснеешь? Так тебе и надо, будешь знать, как обманывать родного тебе человека. Сто раз подумаешь, прежде чем лгать в следующий раз. Вазу она, видишь ли, в глаза не видела.
— Вам повторить вопрос, фройляйн? — в голосе появляется металл.
— Я не радист… — покрытые спекшейся коркой губы шевелятся с трудом. — Сержант Анастасия Малахова, дивизионная разведка… В группе я новенькая, замещала погибшего врача.
Далеко тебе до бабушки, подлый фриц! Да и я уже давно не маленькая глупая девочка. Моргни хоть разок, гад, и острый карандаш, что ты беспечно крутишь в своих толстых пальцах, окажется у тебя в глазу. Отвлекись на секунду, и ты выстрелишь в меня из своего «вальтера» — ты не выдержишь боли, холеный фашист, тебе это не по силам.
— Сколько вас выжило, фройляйн? — голос вновь по-отечески заботлив. — И какова цель заброса? Кто ваш связной?
Радуйся, скотина, никто не выжил! Очередь «мессера» развалила наш старенький У-2 напополам. Погибли все до одного, только мне не повезло. Чертова копна соломы! Это из-за тебя я сейчас кричу от страха и боли в сыром подвале под немигающим лягушачьим взглядом гарнизонного палача.
— Вы лжете, фройляйн, — голос тяжело вздыхает. — Я вижу, что вы мне лжете. Вынужден вас огорчить, но другого выхода…
— Герр гауптман! — в дверь просовывается пахнущая дешевым шнапсом фельдфебельская туша. — Срочная шифрограмма от господина полковника.
Минута покоя и тишины, лишь в открытое окошечко залетают звуки мирной деревенской жизни: кудахтанье кур, мычанье коров и визгливый лай кудлатой дворняжки. Далекая фронтовая канонада доносится безобидным рокотом летней грозы.
— Тебе повезло, красивая русская дрянь, — в голосе скользит разочарование. — Тобой заинтересовался третий оперативный отдел. Теперь твоими собеседниками будут обходительные интеллектуалы абвера… — он мерзко хохочет. — Но не обольщайся — очарование юности на них действует… — голос становится вкрадчивым. — А это тебе мой прощальный подарок.
Боль от сломанных зубов яркой вспышкой ослепляет мозг. Вот и все, младший лейтенант госбезопасности Анастасия Ленская, — испугано шепчет угасающее сознание. Теперь ты приплыла точно. Волки адмирала Канариса вытрясут из тебя все…
— Мне безумно жаль, мисс Ленская, что вас подвергли столь ужасным истязаниям, — тщательно промокнув уголком салфетки краешек губ, щеголь делано спохватился: — Если вам непривычен для восприятия мой несовершенный английский, я охотно перейду на ваш родной язык. Но вынужден с огорчением признать, что мои познания в нем не столь глубоки, как того хотелось.
— Говорите, как вам угодно, барон! — Настя с равнодушным видом подцепила вилкой крохотный кусочек бифштекса и, повертев прибор в руке, с грохотом швырнула его на тарелку. — Ваш английский безупречен, не стоит напрашиваться на комплимент… Это пошло.
Она непроизвольно поморщилась. Пряный запах жаркого дразнящее щекотал ноздри, но обломки зубов протестующе ныли при одной только мысли о еде. Барон фон Шлоссер — подтянутый, с глубокими залысинами и умными проницательными глазами майор абвера, — покрылся пунцовыми пятнами. Извиняющим жестом подняв руки, он жалобно произнес:
— Простите меня великодушно, мисс Ленская. Доктор предупреждал меня о вашем плачевном состоянии, но я непростительно упустил это из виду. Скажите, что вам подать и я немедленно отдам приказ гарсону.
Есть много способов войти в доверие, — вспомнились лекции инструктора. Один из самых простых и надежных — создать неудобство вербуемому агенту своими неуклюжими действиями. И немедленно извиниться: искренне, с мольбой в глазах и жалостливым тоном. Людям свойственно проявлять великодушие, помни об этом Настенька.
Она помнила. Но подробный инструктаж не предполагал одного: откуда они знают ее имя? В душе
