своих новых друзей он больше никогда не увидит. Ни в одном из миров.
О себе он в эту минуту не думал.
Глава двадцать восьмая
— Время! Время! — маленький, тщедушный человек в смешной охотничьей шляпе торопливо семенил по полю, яростно размахивая руками.
Его никто не слышал — шум стоял невообразимый. Но в уютную закрытую ложу, защищенную магическим пологом, рев беснующихся трибун проникнуть не мог. Беседу вели четверо зрителей только что закончившегося Турнира.
— Твой избранник проиграл, прекраснейшая, — император взирал на богиню с неподдельным сочувствием. — И боги ошибаются, не все им подвластно, коль честен поединок.
— Честен… — личный шут от возмущения поперхнулся вином. — Если бы не сломали маэстро, не видать им победы, как собственных ушей… Тоже мне, нашел честь в коварстве и подлости!
Император равнодушно пожал плечами — на войне, как на войне. Его такие мелочи не волновали.
— Время! Время! — человечек, запутавшись в полах длинного нелепого плаща, кубарем покатился по газону.
На трибунах послышался благодушный, незлобивый смех: веселились в основном те, кто поставил крупные суммы на фаворита. Их ставка сработала, теперь можно и посмеяться от души.
— Может быть, ты и прав, смертный, — бросив мимолетный взгляд на поле, Диана-охотница задумчиво накрутила косичку на палец. — Иномирянин закрыт от моего взора, и я не могу предсказать его судьбу.
— А чем он тебя заинтересовал, прекраснейшая? — император лениво приподнял бровь. — Обычный воин, к тому же не очень умелый. Неотесан, с ужасными манерами простолюдина, скверным характером, еще и упрям до чрезвычайности… Что мне непонятно, так это беззаветная преданность его друзей — не каждый готов сложить голову за другого.
Богиня тряхнула головой. Запели косички, заискрили гранями драгоценные камни. Ложа заполнилась нежным ароматом фиалок.
— Он вождь, — просто ответила она. — И вождь не из последних. За такими как он идут не раздумывая, не щадя своего живота и проливая кровь не по приказу, а по велению сердца. Когда-то очень давно и ты был таким, Тит Победитель… И не его вина, что родился он не в том мире и не в свое время.
— Не в свое время… — эхом откликнулся император; высокий лоб пересекли глубокие морщины. — Что ты хочешь этим сказать?
— Ты совершил ошибку, открыв проход. Не стоило приводить чужака в мир Араниэля. Он очень и очень опасен. И не так прост, как кажется… За его спиной я вижу гарь пожаров, звон мечей и великую битву могучих армий. Твоя прихоть едва не обернулась трагедией.
Диана-охотница внезапно умолкла, до боли прикусив губу. Не так давно эти же слова произнес атаман разбойников. Император натужно хохотнул.
— Палач исправит мою ошибку, прекраснейшая… — он красноречиво повел глазами в сторону поля. — Твой избранник будет казнен до восхода солнца. Вместе со своей командой… Мне искренне жаль, но таковы правила Турнира.
— Время! Время!
Маленький человечек наконец-то достиг своей цели: с опаской обогнув кучу-малу из празднующих победу игроков «Королевского клуба», он подкатился к главному арбитру матча и, разжав кулак, поднес дрожащую ладонь к судейскому носу.
— Что там происходит? — император нахмурился. — Кто этот шут и что он делает на поле?
— Шут здесь я, — сварливо пробурчал Лидлл. — А это всего лишь недостойный твоего внимания скромный помощник судьи Турнира… И чудится мне, о, величайший из правителей, что еще далеко не все закончено.
— Поясни! — раздраженно потребовал Тит Победитель. — И будь добр, прибереги свою иронию для моих подданных.
— Как прикажешь, мой повелитель! — шут склонился в шутовском поклоне. Он не умел по- другому.
— Прекрати паясничать! — окончательно разъярился император. — Говори толком, что там происходит?!
— Не ори! — тихим голосом посоветовал лесовик.
Он сидел нахохлившись в глубоком кресле и тоскливо смотрел на маленький столик, заставленный вазами с фруктами и блюдами с эденскими сладостями. В темных глазах лесного владыки плескался горячий борщ с чесночком и плавали сибирские пельмени.
— Не ори! — повторил он чуть громче. — Паяц прав: ты всегда был торопыгой, смертный, как и твой славный родитель, — с кряхтением выбравшись из кресла, он глухо обронил: — Время битвы еще не истекло… — и, повернувшись к богине, едва слышно промолвил: — Ты забыла о главном, младшая! Твой избранный вой всегда приходит на зов…Приходит туда, где стряслась беда.
— Это так, владыка, удачи ему не занимать, — согласно кивнула Диана-охотница. — Он спас не только моих девочек… Но разве не в этом его предначертание?
Лесовик хмуро пожевал губами.
— Время этой битвы не истекло, — подчеркнуто выделив «этой», он жестко закончил: — А время его битвы еще не пришло. И не в нашей власти стоять у него на пути!
Богиня пронзительно взглянула на него и догадливо прошептала:
— Ты знал это с самого начала, владыка? И это не я покровительствовала ему, а ты?
Лесовик весело подмигнул. Молча подмигнул, лишь уголки губ дрогнули в легкой улыбке, насмешливой и ласковой.
Диана-охотница умоляюще сложила руки на груди. Хрустальная слезинка задрожала на пушистых ресничках.
— Скажи мне, владыка, ответь устами спящего Громовержца… Если он победит в предстоящем сражении, мы сможем вернуться в свой мир?
— Судья-хронометрист? — Вовка недоверчиво покосился на тщедушного человечка, с гордым видом бредущего к бровке под улюлюканье центральных секторов и радостные вопли дальней трибуны.
— Да черт его знает, как он у них обзывается! — Лис торопливо чертил мелком на вощеной дощечке схему. — Это не важно, главное, что у нас появился шанс… Смотрите! — он развернул рисунок, чтобы видели все. — В нашем распоряжении почти сотня тиков…
— Это сколько в килограммах? — перебил его Вовка.
— Секунд тридцать-сорок, что-то около того. Успеем провести одну атаку, если будете строго следовать плану. Мяч разыгрывают Энея и Вика, все остальные бегут в штрафную площадь — на все про все не больше тридцати тиков. В верховой борьбе они сильнее нас, поэтому играем понизу. Надо вывести на ударную позицию командора, других вариантов у нас нет.
— Не пойдет, маэстро, — мягко возразила драконица. — Они накроют нас сразу же после свистка на игру и мы завязнем в единоборствах.
Лис беспомощно пожал плечами — другая тактика на ум не шла. Наступила гнетущая тишина.
— Я не понял: гильотина, типа, отменяется? — сипло зашептал Шой Та, все еще не веря в чудесное
