щебетали — обстановка была самой мирной…
И тут Маргаритка говорит:
— О, Светозарный, правда ли, что вы можете становиться пламенем, которое не опаляет?
— Правда, — сказал Лекант, дожевав коврижку. — Показать?
— О да! — захлопала в ладоши Маргаритка, — Это, наверно, прекрасно.
Лекант допил чай, а затем стал светиться, словно маленькое солнце.
— Это пламя не обжигает? — на всякий случай переспросила Маргаритка.
— Нет, — улыбнулся Лекант. Со словами из его рта вылетали крупные искры. — Вы можете коснуться меня без опаски.
— Я где-то читала, — сказала Маргаритка, — что, если коснуться пламени дхиана, можно получить силу целительницы. Вот здорово!
И Маргаритка робко коснулась рукой огненного плеча Леканта.
Ничего страшного не произошло, фея не воспламенилась. Только на ладони ее засверкала искорка.
— Теперь пора, — сказала Маргаритка. — Приди, госпожа!
— Приди, госпожа! — повторила Елена за нею.
Сияние Леканта стало меркнуть. Он прислонился к стене.
— Я ослаб, — прошептал он.
— Так и должно быть, — раздался голос посреди комнаты. — Неопалимое пламя когда-нибудь сгубит тебя, Светозарный, как гордыня сгубила Змия.
В центре комнаты материализовалась женщина, прекрасней которой нет на Земле. Красота фей поблекла по сравнению с ее красотой. Глаза незнакомки сияли, как расплавленное золото, а стан, затянутый в шелка, поражал стройностью.
— Госпожа, — поклонились феи незнакомке, — сделали ли мы все, как ты приказывала нам?
— Да, вы хорошо послужили, — надменно кивнула женщина. — И потому я сохраню жизнь вам и вашим близким.
— Я ничего не понимаю, — простонал Лекант. — Лалит! Как ты оказалась здесь?
— Я просто просчитала варианты бытия, Златоперый. В одном из этих вариантов я увидела, как ты соприкоснешься с этими феями. Я встретилась с ними раньше и приказала отвлечь тебя и ослабить твои силы.
— Лена! — простонал Лекант. — Так ты все знала?
Елена Нейс побледнела, но держалась твердо.
— Да, господин, — сказал она, — Когда великая Лалит явилась передо мной, она приказала мне ехать в Щедрый и отвлечь тебя. Если бы я этого не сделала, она бы убила моего мужа. А ради Павлика я готова на все. Прости, господин.
— Я прощаю тебя, Елена Нейс, и прощаю твою родственницу. Вы не ведали, что творили. Лалит, я в твоих руках.
— И это замечательно, Светозарный! — усмехнулась женщина. — Довольно же тебе скрывать свой облик, Повелитель Миров! Сотри случайные черты, Лаканатха!
И Лекант явил себя в истинном обличье. Делая это, он надеялся победить Лалит. Но она сумела защититься.
— Я отнимаю у тебя Свет, Златоперый, — сказала она. — Я отнимаю у тебя волю. Или погибни, или иди за мной.
Лекант стал как пламя и против своей воли пошел за Лалит…
— Так вот, значит, какова Елена Нейс! — воскликнула я, когда Лекант закончил свой рассказ. — Мы- то, дураки, ее спасали.
— Не осуждай ее, милая, — прошептал Лекант, обессиленно откидываясь на подушки. Рассказ его вымотал. — Она пошла на это ради любви. Она очень любит своего мужа. Разве ты не пошла бы на все из любви ко мне?
— Пошла бы… Отдохни, любимый.
Я гладила его руки и называла самыми ласковыми словечками. Лекант слабо улыбался в ответ.
Однажды, месяца два спустя, Лекант сказал мне, когда я меняла ему повязки:
— Не хочешь узнать, осталось ли во мне хоть что-нибудь от прежнего Леканта?
— Что ты имеешь в виду?
— Я хочу вернуться с тобой в ту гавайскую хижину. Хоть на несколько минут.
— Лекант, пожалей себя! На тебе живого места нет! А ты про гавайские хижины!
— Нет. — Лекант был само упрямство. — Дай руку.
Я протянула ему руку и закрыла глаза. А когда открыла их, то увидела, что мы с Лекантом стоим на морском берегу. Жарко, томно, солнце палит вовсю. И снова неправдоподобно белый песок вокруг, и бирюзовая вода, и веерные пальмы, и маленькие крабы…
И наша хижина-шале стоит все там же, словно ждет нас.
— Идем, — потянул меня за руку Лекант.
Мы вошли внутрь. Здесь практически ничего не изменилось. Только исчез компьютер, в прошлый раз сыгравший роль магического кристалла. Ну и хрен с ним. Дело разве в компьютере?
Лекант сел на кровать, я рядом. Его рука легла на мои плечи. Я попыталась настроиться на нужный лад, но у меня ничего не получилось. Все время маячили перед глазами его раны, и меня пронзала острая жалость.
Мой возлюбленный, почувствовав это, побледнел:
— Ты жалеешь меня, Тийя…
— А что в этом плохого? — попыталась вывернуться я. — Жалость не унижает человека. Насчет жалости все дураки придумали, будто бы она унижает. Ты пойми, я для тебя на все готова, на все, но это ничего не значит…
— Тише, Тийя, слушай, как шумят волны…
Он прикасается губами к моим губам. Это был первый наш серьезный поцелуй за все то время, что Лекант болел. Я обхватила его руками и прижалась всем телом. Мне было страшно подумать о том, что каждым своим движением я причиняю Леканту боль.
— Может быть, не надо? — шепнула я.
Лекант отстранился:
— Ты меня не желаешь?
— Желаю, — прошептала я. — Но ты так пострадал! Мне кажется, что всякое движение причиняет тебе боль.
— Это так, — нехотя согласился он. — Но я по-прежнему люблю тебя.
— И я люблю тебя. Я буду всегда любить тебя.
На миг в нем проснулся прежний Лекант — когда он снял с меня платье. Пуговицы не поддавались, и он просто отрывал их одну за другой. А затем прошептал:
— Перечитаем 'Камасутру'…
Потом мы просто лежали рядом, обнявшись, и слушали, как шумит прибой. У Леканта слегка кровоточила рана на бедре, я попыталась перевязать, но он остановил меня:
— Не надо, Тиечка.
— Почему?
— Давай насладимся этой минутой. Забудем, что я болен, что нам надо возвращаться, что впереди нас ждет беда…
— Какая беда, любимый?
— Дитя. Тот ребенок, которого зачала от меня Лалит. Он скоро родится и принесет горе всему Миру. Мне надо остановить это зло.
— Но как?
— Уничтожить ребенка.
— Это звучит очень страшно, милый. Он же ребенок и не виноват в том, что является мировым злом. Может, он таковым и не является. Может, Лалит лжет.
