ему дамочка еще находится в туалетной кабинке. Он хотел предложить продолжить знакомство, но, вспомнив, что незнакомка обладает очень тяжелой рукой и голова звенит именно после ее удара, прикусил язык. Но было поздно — его услышали.
— В будуаре, — сказали из-за двери приятным женским голосом.
Дверца отворилась, бомж трезвым взглядом посмотрел на Грету и вздохнул:
— Обломался, фиг мне, а не подруга.
— Почему?
— Я кто, а ты вон кто!
Грета Сайбель, посмотрев внимательнее на бродягу, обратила внимание на правильные черты лица, на то, что в карих глазах бездомного светится ум. «А ведь если его отмыть, одеть, то ничего мужик будет», — подумала она. Идти домой и коротать вечер в отлично обставленной, но все равно пустой квартире, сидеть в одиночестве и пялиться в зеркало или в телевизор не хотелось. Бомж встал, расправил плечи. Четко прорисованные бровки девушки взлетели вверх — она с одобрением отметила, что осанка у этого «отброса общества» такая, что генерал позавидует. Грета вспомнила, как советовала демонице из зеркала схватить первого встречного и сделать из него хорошего мужа, усмехнулась. А почему бы самой не последовать своему совету? И она, улыбнувшись, решила рискнуть.
— Ну так в чем дело, давай познакомимся, — предложила Грета, стрельнув исподлобья глазками.
Он тоже улыбнулся в ответ: открытая, добрая улыбка сразу сделала нового знакомого красавцем. У Греты перехватило дыхание, она замерла, не в силах отвести восхищенного взгляда от ямочек на щеках и ровных белых зубов.
— Расскажи о себе, — попросил бомж.
— Спрашивай.
— Ты работаешь на китайскую разведку?
— Обижаете, милорд, я патриотка!
Бомж Коля расхохотался, запрокинув назад голову.
— А ты мне нравишься, милашка.
— Не могу сказать тебе того же, пока не снимешь эту рвань и не отмоешься. Рассмотрю получше, тогда ясно будет.
Коля моргнул и стал развязывать черно-белый платок с восточным узором, заменяющий ремень.
— Стоп-стоп, не здесь же… — осадила его «милашка».
Грета позвонила знакомому таксисту, и скоро бомж Коля лежал в ванной и убеждал себя, что он не плачет, что это мыло попало в глаза. Он посмотрел на полочки, наткнулся взглядом на вычурный пузырек с туалетной водой и вздохнул. Именно сейчас ему просто необходимо было выпить, но он почему-то не стал этого делать.
Когда-то бомжа звали Николаем Сергеевичем, но чаще к нему обращались «товарищ полковник», так что Грета не ошиблась: у забулдыги действительно была военная выправка. Закончив престижное Качинское военно-воздушное училище и получив диплом с отличием, Николай Сергеевич Кузеванов мотался по разным гарнизонам необъятной страны — еще не развалившегося союза свободных и счастливых республик. В начале восьмидесятых его полк направили в Афганистан. Тогда еще майор Кузеванов не представлял своей жизни вне армии, он всегда думал, что его предназначение — быть солдатом. Но жизнь не предупредила бравого полковника, что солдатов в ней достаточно и кому-то придется попасть под сокращение. Армейская служба кончилась, а на гражданке бывший полковник оказался не востребован. Как многие в послеперестроечное время, Николай Сергеевич нырнул в мутные воды бизнеса и едва не утоп. Долги, кредиторы, сделавшая ручкой жена, обидевшиеся дети — и сам полковник, спившийся, потерявший интерес к жизни и веру в людей. Он так сросся со своим тряпьем, что давно уже не вспоминал, кем был когда-то. Сейчас же, сидя в ванной, бомж Коля с тоской смотрел на себя в зеркало.
— Да, ничего не скажешь, ну настоящий полковник, — хмыкнул Кузеванов и протянул руку к пузырьку с туалетной водой. Понюхал, одобряя предусмотрительность новой знакомой. Прежде чем привезти его домой, она настояла на покупке бритвенного станка и прочих туалетных принадлежностей, так необходимых, по ее мнению, мужчине. Он выдавил на ладонь немного пены для бритья и с удовольствием размазал по подбородку. И только когда половина лица стала гладкой, мужчина подумал, что эта красивая женщина невероятно доверчива: привела в свой дом бомжа и даже не подумала, что ограбление в этом случае — самое меньшее, что с ней может случиться.
А она там, на кухне, хлопочет, на стол собирает…
У Коли засосало под ложечкой, на глаза навернулись слезы. Он часто заморгал, прошептал, что это просто вода стекает с мокрого лба, и неожиданно для самого себя впервые за долгие годы заплакал. Он утирал слезы мыльной рукой, глубоко вдыхал, но не мог остановиться. В дверь легонько постучали. «Ты случайно не подводником служил?» — смеясь, поинтересовалась Грета. Бывший полковник вдруг успокоился, чувствуя, что вместе со слезами прошла злость, а пенная вода смыла с него не только многолетнюю грязь, но и бесконечную, долгую обиду. Николай Сергеевич Кузеванов поклялся себе, что будет оберегать Грету от всех неприятностей и никогда не подпустит беду к дверям этого дома.
Из ванной комнаты бомж Коля вышел совсем другим человеком.
Грета Сайбель, посмотрев на отмытого Колю, усмехнулась:
— Вот и не верь после этого в сказки… — пробормотала она. — Ну, садись за стол…
Николай Сергеевич, потуже затянув пояс махрового халата, едва ли не строевым шагом прошел к столу, сел на мягкий стульчик и, взяв в руки вилку и нож, вопросительно посмотрел на хозяйку. Девушка взглянула на часы — стрелки замерли на половине двенадцатого. Она уперлась ладонями в стеклянную столешницу и, многообещающе глядя на гостя, промурлыкала:
— И нечего на меня так смотреть! Если ты, гребаный золушка, в двенадцать часов превратишься в тыкву, я тебя, скотину, из-под земли достану!
Дантес взглянул на часы, стрелки приближались к двенадцати. Гроза со штормовыми порывами ветра, запланированная Гидрометцентром на сегодняшнюю ночь, не состоялась. Не было даже дождя, о котором дикторы прожужжали радиослушателям все уши.
— Опять синоптики прикололись, — заметил он.
— Я все время говорю, что им надо платить с выработки, — поддержал Эдика Дальский. — Сколько прогнозов сбылось, столько премии и начислять. А мне никто не верит, — он встал, открыл форточку, подставив лицо свежему ночному ветерку.
Певец и композитор Дантес улыбнулся, но тут же нахмурился.
— Тихо… — Он прислушался и сказал: — Странно, теперь и мне кажется, будто кто-то плачет.
— Дом плачет, — ответил ему Мамонт, вздыхая. — Разваливается и плачет от этого.
— Звуки на удивление реальны. — Эдик встал. — Пойду посмотрю.
— Дама в белом пеньюаре рыдает, — улыбнулся Саня, — тебя увидеть хочет. А ты, мерзавец, влюбленное привидение игнорируешь.
— Эдик, садись, тебе что, делать больше нечего? У нас тут на всех барабашек, что по дому шляются, точно не хватит. — Мамонт поднял бутылку, посмотрел на свет, сколько осталось водки, и хмыкнул: — Пусть привидения развлекаются, как считают нужным. — Он разлил остатки по стаканам. — Тусовку покойнички неприкаянные устроили, шалят духи предков. Ну, за них и выпьем!
Дантес взял стакан, выпил и, пожав плечами, опустился обратно на стул. Если бы в любом другом месте мужчины услышали звуки, похожие на приглушенные рыдания, они бы просто вышли и посмотрели, что же такое случилось. Но здесь всегда что-то стучало, гремело, ухало и охало, и обитатели дома номер восемьдесят шесть по улице Крупской давно привыкли к постоянному вторжению потустороннего в реальный мир. Часто ночуя в этом странном доме, были морально готовы к любым аномальным явлениям, и не только к звукам. Творцы, периодически пережидающие трудные времена в библиотеке и мастерской, давно уже не шарахались от проходящей сквозь них женщины в белом одеянии. А с мужиком, курящим самокрутку около самой большой дыры в стене, здоровались как со старым знакомым. Так как свидетели паранормальных явлений — люди творческие, а потому во время свидания с музами видавшие и не такое, то парой привидений их было не напугать. В этом доме могло случиться все что угодно…
— А водочка-то кончилась. — Дальский перевернул бутылку, с сожалением посмотрел на скудные
