Бояре шарахнулись в разные стороны, давая дорогу царскому сплетнику, воистину царственной, хотя и не совсем твердой походкой шествовавшему отсыпаться в тюрьму…
5
До тюрьмы царского сплетника везли с шиком, в его собственной карете, украшенной разбитой на две части надписью «АВТОРИТЕТ». Сиденье в ней было такое мягкое, а везли его так деликатно, что он успел заснуть уже на полпути, а потому не слышал ругани бояр с отрядом стрельцов, перегородивших дорогу.
— Ничего не знаем, — упрямо твердил чей-то голос, — царица-матушка приказала везти его прямо во дворец и вам, бояре, следовать туда!
— Я сейчас за царя! — буйствовал боярин Буйский.
— Я тебе дам «за царя»! — резко ответил ему грубый голос войскового воеводы боярина Кондыбаева. — Уж больно скор ты, боярин. Подозрительно скор. Я вот думаю: а не ты ли к делу сему черному руку приложил? Не пора ли тебя к Малюте на дыбу?
— Что?!! — взревел Буйский.
— Ничего! Пока царица-матушка добро не дала, ты есть холоп ее! — отрезал Кондыбаев. — Сотник, заворачивай во дворец!
— Есть во дворец! — отрапортовал явно обрадованный Федот.
Карету развернули, и она неспешно потрусила в обратную сторону.
Следом за ней спешили бояре, на ходу потрясая посохами, а между ними и каретой ехали на лошадях стрельцы, отсекая их от дрыхнувшего внутри кареты арестанта. Царица встретила их во дворе неподалеку от палат царских.
— Как посмели без моего ведома арестовывать мужа государственного? — гневно вопросила она бояр. — Как посмели из повиновения выйти? Что? На плаху захотели?
— Царица-матушка! Тать он!
— Ты, хоть и царица, а все равно женщина. А женщины, они все без разумения, ничего не понимают!
— Вона на карете чего написано: «АВТОРИТЕТ!»
— Он, изверг, супруга твово верного извел!
— Помнишь, он вчерась хвастался, как легко из клетки уйтить можно? Так оно и получилось. Тати, что царя-батюшку в термах римских убить норовили, с тюрьмы ночью сбежали. Его работа, не иначе. Вот с ними он кормильца нашего и порешил!
— С Кощеем снюхался, с Доном снюхался, тать он! На плаху его, вражину!
— Да ты на одежку его посмотри! Пират натуральный!
— Вы что, с ума сошли, бояре? — Голос Василисы подрагивал от ярости. — А кто недавно царя- батюшку от верной смерти спас? Вы или царский сплетник?
— Да он енто покушение и устроил небось чтоб апосля в доверие втереться!
— А ить байку-то какую вчерась загинал! Черепахи! Ассасины опоенные! Какие ассасины? Тюремщиков поутру опоенных нашли, а татей и след простыл. Все по-евойному получилось! Енто он знак кому-то байкой давал! Начинайте, дескать! У меня все готово! Ентой ночью царя-батюшку будем изводить!
— Где тюремщики? — хмуро спросила царица.
— Здеся! Тоже суда праведного ждут.
К Василисе подтащили едва держащихся на ногах тюремщиков с мутными глазами.
— Как случилось, что тати из тюрьмы сбежали? — спросила их царица.
— Мы дверь откры-ы-ыли-и-и, — растянул рот до ушей один из тюремщиков.
— А они как ломану-у-ули… — добавил второй.
— Видала, матушка? — завопили бояре. — Все, как царский сплетник баял вчера!
— И царя-батюшку он похитил!
— Нету кормильца нашего!
— Нету родимого!
— Казнить лиходея!
— Сначала я хочу царского сплетника услышать! — оборвала увлекшихся бояр Василиса.
— Извини, царица-матушка, — поклонился ей в пояс Федот, — вряд ли от него сейчас толк будет. Он вчера, видать, так хорошо боярство отмечал, что его сейчас лучше не тревожить. Он и в тюрьму-то согласился ехать, чтобы вокруг не галдели и дали ему там толком отоспаться.
— Согласился? — невольно усмехнулась царица.
— Ну да. А ежели бы не согласился, плохо б нам пришлось.
— Быть по сему. Вези его в тюрьму, Федот, в темницу самую надежную определи. Пусть проспится. И поставь на охрану команду своих самых надежных стрельцов. Никого к темнице не подпускать, кроме меня. Всех, кто к ней приблизиться посмеет, в шею гони.
— Но, царица… — застонала боярская дума.
— Боярина без царя судить нельзя! А в отсутствие царя его судить можно только полным составом боярской думы! — отрезала Василиса. — А у вас здесь далеко не полный состав.
— Так это мы мигом…
— И боярин должен иметь возможность отвечать на поставленные вопросы, — добавила царица. — Вези его, Федот, в тюрьму. Ты, я надеюсь, все понял?
— Все понял, матушка.
— Исполнять! — властно приказала Василиса.
— Слишком уж ты добрая к татям, царица! — не выдержал боярин Буйский.
— Добрая, злая… главное, за кем армия, — мрачно сказала царица. — Козьма, — обратилась она к боярину Кондыбаеву, — поднимай войско! Ежели кто из бояр смуту затеять посмеет, вязать и к Малюте в пыточную волочить либо казнь вершить на месте без суда и следствия по законам военного времени. Страже стрелецкой, — повернулась царица к боярину Засечину, — усиленные наряды на улицах нести, и любую смуту, особливо со стороны бояр…
— Но, царица-матушка… — протестующее взревел стрелецкий воевода.
— Лишаю тебя воеводства! — рявкнула царица. — Федот! Городскую стражу и разбойный приказ под твою руку отдаю!
— Есть! — вытянулся сотник.
— А ты, Буйский, чтоб к полудню боярскую думу в полном составе в палатах царских собрал. Не соберешь, пеняй на себя. Я не Гордон. Скипетром никого охаживать не буду. Боярскую шапку долой, удел в казну, голову на плаху. Козьма, уделы боярские обложить войсками со всех сторон!
— Будет сделано, царица-матушка, — кивнул войсковой воевода. — Без твоего приказа никто из них со своего подворья носа не высунет, кроме тех, кому на заседании боярской думы быть. Ну, чего ждете? По домам, бояре, вас здесь только к полудню ждут.
Как только ропщущие бояре покинули царский двор, Козьма Кондыбаев склонился к уху Василисы:
— Как бы чего не вышло, царица-матушка. Под моей рукой войск, конечно, много, но и у них людей хватает.
— Знаю. Обложить лишь те уделы и подворья, что ближе к Великореченску. Силы не распылять.
— Так ить с дальних уделов подтянуть могут.
— Что предлагаешь?
— Гордона искать надо. Только он междоусобицу остановить может. Не верю я, что сгинул наш кормилец.
— Я тоже не верю. Федот, а ты чего застыл?
— Ждал, когда бояре разойдутся, — ответил сотник, поглаживая рукоять сабли. — Мало ли чего…
