— Она гнедая, а не рыжая, — фыркнул белобрысый, и дальше ехали молча…
Так называемый побег не задался с самого начала. Слишком долго задержались на свадьбе, потом началась суета со сборами, затем еще эта нелепая история с лошадью… Весьямиэль невольно поморщился: ну как же это он не сообразил, что возникнут проблемы? Нет, втемяшил почему-то себе в голову: раз Маша из простых работниц, то должна уметь управляться со скотиной. А у них там, оказывается, тоже самобеглые повозки имеются, а лошадей держат только в этих… как их… обхозах! Что за дурацкое название!
Хорошо, кобыла попалась смирная. Весьямиэль окинул лошадь взглядом. Обычная крестьянская коняга. Он невольно вспомнил лучшего жеребца из своей конюшни: легкого, тонконогого — рядом с этой рабочей скотиной он показался бы миниатюрным. Но как он был быстр и вынослив! Второго такого коня не найти во всей империи, ему не раз предлагали за него бешеные деньги, но Весьямиэль отказывался расстаться с ним. Теперь, должно быть, вороного продадут: к нему мало кто осмеливался подступиться, кроме хозяина. Разве только кто из братьев попробует приучить жеребца к себе, но надежда на это небольшая.
Настроение у него медленно, но верно портилось. Хорошо еще, Маша с ним больше не спорила, сидела себе молча… Ан нет, сглазил!
— А куда мы едем?
— Подальше отсюда, — ответил он.
— Нас ведь искать будут, — озвучила девица очевидное.
— И как только ты догадалась! — хмыкнул Весьямиэль. — Конечно, будут! Скажи спасибо, что твой крылатый друг в ближайшее время в воздух не поднимется, иначе обнаружили бы нас мгновенно.
— А если на службе у властелина есть другие такие? — предположила Маша.
— Нет, — отрезал он. — Он единственный в своем роде и страшно этим гордится. На этот счет можно не беспокоиться. А вот обычные люди…
Он задумался.
— Они, скорее всего, решат, что мы двинулись прочь от столицы, — сказал он. — Так поступил бы любой. А мы сделаем наоборот.
— То есть в столицу поедем? — удивилась девушка. — Но зачем?!
— Затем, что я хочу добраться до этого властелина и объяснить, чья во всем вина, — сказал Весьямиэль, оценил выражение лица Маши и добавил великодушно: — Ладно, не вина. Дурость. А если я туда приеду в цепях и с кляпом во рту, объясняться будет затруднительно.
— А кляп вам наверняка вставят, потому что язык у вас поганый, — не осталась в долгу девица. Ишь, осмелела! — А что, если нас по дороге кто заметит и сообщит куда надо?
— Заметить нас обязательно заметят, — хмыкнул мужчина. — Поэтому постараемся в крупные поселки не заезжать, чтобы не нарваться на соглядатаев, а так…
— А если собак по следу пустят? — предположила Маша.
— Опомнись! — рассмеялся Весьямиэль. Его дурное настроение начало исправляться. — К тому времени, как нас хватятся, мы будем далеко, а все следы затопчут так, что никакая собака их не возьмет! От околицы мы вовсе на телеге ехали, к слову сказать…
— Да вас и без собак любой по запаху найдет. — Девица недовольно сморщила нос. — Такой от вас… аромат!
— Ничего, разберемся… — отмахнулся он.
— Все равно у нас приметы яркие, — сказала девушка. — Особенно у вас. Я-то если платье надену, от обычной крестьянки не отличить будет, а вы… Нет, видно, что вы благородный, только разве господа на телегах путешествуют? Надо как-то замаскироваться!
Весьямиэль только хмыкнул. Иногда Маша его удивляла полнейшей своей наивностью, а иногда поражала способностью делать какие-никакие логические выводы.
— Приметы яркие, это верно, — сказал он. — Только маскироваться смысла нет. Наоборот, нужно подчеркнуть их.
— Как это? — удивилась Маша.
— Хм… — Он покосился на нее. — Сейчас покажу. Держи вожжи, да не дергай, кобыла смирная, сама идет куда надо.
Маша недоуменно следила за белобрысым — тот, передав ей вожжи, зачем-то полез в свой сундук. Ей приходилось выворачивать шею, сидеть так было неудобно, но девушка не сдавалась.
Весь вел себя странно: вытащил ту самую зеленую рубашку с красными рукавами, щедро украшенную золоченой тесьмой, и облачился в нее. (Хоть Маша и отвернулась деликатно, но на этот раз ясно увидела — какой-то рисунок на груди и даже на руке у мужчины есть, вот только что он собой представляет, она рассмотреть не смогла.) Поверх напялил камзол без рукавов (да как же он называется, ведь говорил ей Малух!), оставил нараспашку, подпоясался широкой полосой материи какого-то невообразимого изумрудного цвета (должно быть, это Рала купила, как и тесьму, сообразила Маша). Наряд вышел кричащим донельзя!
Затем Весь вытащил из волос свои драгоценные заколки и принялся ловко заплетать косу. Она вышла любой девке на зависть: до пояса, толщиной в руку! Маша только вздохнула — ее коса больше напоминала толстенькую сардельку, мотающуюся на затылке. Ну да ничего, отрастет! Правда, на погляд Весь эту красоту не оставил, ловко свернул косу на затылке, заколол парой шпилек и туго повязал голову ярко-красной косынкой.
— Ну как? — спросил он весело.
Маша взглянула на него и ахнула — ну совершенно другое лицо! Даже на мужчину стал похож, пусть и выряженного в чересчур яркие тряпки, а не на томную девицу. И — она потянула носом — запах духов куда-то делся. Выветрился, что ли? Как она ни принюхивалась, чувствовала только аромат разогретых солнцем полевых трав, свежескошенного сена, еще чего-то… Словом, летом пахло, и только!
— Держи. — Он протянул ей такую же красную косынку. — Красное на рыжих волосах — ужас кромешный, но так принято.
— Где принято? — удивилась Маша, зажала вожжи между коленями, чтобы не упустить, и повязала голову. Сразу почувствовала себя как на фабрике — там тоже девчонки, у кого волосы подлиннее, носили косынки.
— Не где, а у кого, — загадочно ответил Весь, перебираясь на облучок. Свои сверкающие цацки он куда-то спрятал, на виду остались только серьги, пара колец из самых аляповатых и цепочка на шее. — Ты, Маша, что делать умеешь? Кроме как скверно шить, еще более скверно готовить и сносно прибираться?
— В смысле? — не поняла она. — Вы о чем? И про кого вы говорили сейчас?
— Про бродячих артистов, — выдал тайну Весь. По лицу его было видно, что затея доставляет ему большое удовольствие.
— Вы собираетесь выдавать себя за циркача? — поразилась Маша.
— Не себя, а нас, — поправил он. — Поэтому спрашиваю: что ты умеешь делать? Нет, конечно, можно выступать с номером «Самая сильная женщина в мире», но, боюсь, какая-нибудь деревенская баба испортит нам выступление.
Девушка призадумалась. Выходило, что Весь не так уж неправ. Не надо пытаться отвлечь от себя внимание, лучше, наоборот, привлекать его, но так, чтобы люди запомнили кричащую одежду и разные трюки, а не лица. Вряд ли придется давать концерты, но если вдруг…
— Я в художественной самодеятельности выступала, — сообщила Маша, радуясь, что ее таланты могут пригодиться. — Играла в пьесе!
— Пьесы мы разыгрывать не станем, — поморщился Весь. — Еще что?
— Ну, стихи могу читать, — призадумалась девушка.
— Обойдемся без декламаций, — передернулся мужчина. — Особенно если стихи вроде тех, что ты себе под нос бормочешь, когда полы моешь.
Маша покраснела: чтобы водить тряпкой ритмичней, она читала стихи великого революционного поэта Фонарщикова, и это помогало!
