Заткнулся. Уже хорошо.
Снимаю ботинки, прохожу в комнату.
— Зиг хайль, майн фюрер! — дурашливо салютует Вовчик-Геббельс. Природа обделила парня ростом, но зато добавила энергии. Бьет через край, из ушей выплескивается. Гвоздь в заднице у всего коллектива. Как он вообще в скины угодил? Черт его знает. — Чем мой фюрер недоволен?
— Восемьдесят, Вовчик. Еще раз включишь это дерьмо, руки оторву. Что хоть такое?
— Вайт хоррор, идеологически выдержанная группа, альбом «Прирожденный скинхэд», год девяносто девятый, — преданно излагает Вовчик. Шут гороховый. — Моя любимая песня «Железногорск-2000»! Иду с ножом в кармане, — начинает Вовчик исполнять на манер рэпа с соответствующими движениями рук. — С повязкой на руке, жиды поют по-русски с Кобзоном во главе…
— Геббельс, заткнись, будь другом. Даже идеологически выдержанное дерьмо все равно остается дерьмом. Мне что, в вас еще музыкальный вкус воспитывать? Лучше бы ромперов поставил. Или марш мертвых наци…
— Это не актуально.
— Зато концептуально, — огрызаюсь я.
— Еврейские словечки? Ха-ха. Скино-масоны? Как ты это называешь? Больные слова? Актуально, концептуально, номинальный, перфекционизм, адекватность, интерлюдия…
— И сейчас так называю. Так что, заткнись, Геббельс, пока какой-нибудь заговор с твоим участием не раскрыли. Совершенно случайно, конечно. А показания…
— А показания мы из него выбьем! — радостно провозглашают за моей спиной. И по плечу меня: хлоп! Ой-е, крепкая у Дениса рука. — Восемьдесят восемь, Холдо. Зиг хайль, наш любимый еврей! — это уже Вовчику.
Денис по прозвищу Казак отслужил два года во внутренних войсках, где лишился почти всех зубов. Воевал. Чечня, Ичкерия. В Грозный въезжали на бэ-тэ-эре, врубив «Rammstein» на полную громкость через внешние динамики… Люто ненавидит чеченцев и вообще всю кавказскую диаспору. Хотя, как ни странно, зубы ему выбили свои же сослуживцы. Человек бесстрашный и в драке незаменимый. Единственные, кого Денис боится — это стоматологи…
Второй год зубы вставить не может.
Вовчик показал Казаку жест, именуемый «отруби по локоть».
— Ах, ты!! — Денис прыгнул вперед…
— Холдо, привет! — появляется на шум борьбы Маша-Гелла. Здоровенная деваха, с бритой головой, по-мужски оплывшим лицом, и в черной футболке. В руке — гитара. — Стильный цвет, — говорит она, озирая мою розовую рубашку, широкие штаны на подтяжках и темно-серое пальто без рукавов. — И вообще: прикид классный. Прямо выходной костюм. Че сегодня, праздник какой?
— Да. Позже объясню.
— Хр-рр. А-а! — поворачиваемся и дружно созерцаем единство и борьбу противоположностей: рослый Денис ухватил Вовчика за щиколотку и поднял вниз головой, а Геббельс в ответ кусает противника куда-то в район колена. Соответственно, Казак пытается спасти ногу и скачет по комнате. После каждого прыг-скок голова Вовчика оказывается в опасной близости от пола…
— Как ваше ничего? — спрашивает Маша, зевая.
— Спасибо, Гелла. Все хорошо. Как твои Диаблы Ту?
— Ох, бля! Сорри, Холдо, я ненарошно, — спохватывается она. — Застряла на пятом уровне… демоны проклятые. Лезут и лезут, ниггеры какие-то, чест слово…
— Гелла, а…
— Голову мыть будете?
Холдо решил, что уж на этот вопрос он ответит сам — без помощи Другого:
— Да.
— Проходите, пожалуйста, — сказала девушка. Холдо последовал за ней к белой раковине, краем глаза наблюдая отражение собственной фигуры в зеркалах. Среднего роста, темные волосы до плеч, плотного сложения…
Седоватый мужчина, над шевелюрой которого колдовали руки полненькой парикмахерши, скосил на него глаза, тут же отвел. Выглядел седоватый расслабленным и неопасным, но Холдо насторожился. Почему-то здесь избегали смотреть прямо, предпочитая вот так — искоса и с прищуром. Надеюсь, подумал Холдо, я выгляжу…
«Адекватным». Он поморщился.
Чужое слово. Больное слово.
— Садитесь, пожалуйста, — заговорила девушка. — Откиньте голову, — перед глазами Холдо оказался белый потолок. — Вода не слишком горячая? Сделать похолоднее?
— Да.
Другой знал много больных слов. Все они были чужими для Холдо, от каждого шло фальшивое, лихорадочное, липкое тепло — они не грели, а лишь туманили мысли, словно плохо очищенное виски. За такими слова легко прятаться, подумал Холдо, стоит только…
— Так лучше?
— Да.
…наворачивать одно на другое.
Но есть слова проще и честнее. «Еда», «осень», «дом», «костер». Они теплые. А еще есть слова прохладные, слова холодные, а иногда — обжигающе ледяные, словно ружейный металл на морозе…
Настоящие слова.
Такие, как «честь». Долг. Такие, как «ярость».
Холдо вздрогнул.
— Хх-аар-х!
Треснуло! Ранняя весна — лед подтаял, набух водой, превратившись в западню для неосторожного всадника. Задние ноги жеребца провалились. Он с испуганным ржанием рванулся, ломая подтаявшую корку, и — погрузился по круп. Передние копыта замолотили в воздухе. Маршал мгновенно привстал на стременах, выдернул «Винчестер» из перевязи, швырнул в сторону… взвился в прыжке…
Уже приземляясь спиной на пористый, рыхловато-серый подтаявший лед, подумал, что надо сразу перекатиться вправо, чтобы не…
Плюх!
…провалиться. Спина погрузилась в мягкое. Вправо, вправо, еще раз вправо… Белое, черное, белое, черное, белое… Белое. Стоп. Теперь — лежать неподвижно. Ждать. И надеяться, что сердце бьется недостаточно сильно, чтобы потревожить хрупкий лед.
Бух. Бух. Бу-бух.
Маршал замер, раскинувшись — словно обнимая реку. Слева раздавались глухие удары, плеск воды, обреченное ржание… Жеребец тонул. Все еще тонул. В скором времени его затянет под лед… а маршалу придется идти пешком…
Беглец тем временем все дальше. Проклятье! Что за невезение…
Дьявол, дьявол, дьявол!
Маршал отыскал взглядом «винчестер». Пополз вперед.
Другого звали Антон. В первые дни Холдо часто терял сознание, когда же приходил в себя, видел глазами Антона немногое. Иногда: котелок с похлебкой, реже: тарелку с поджаренным куском мяса; какой- то стол с бумагами, временами — белую комнатку, где Антон неторопливо справлял нужду. Но чаще всего взгляд Другого упирался в ящик с движущимися за стеклом картинками. Люди стреляли, люди целовались, люди женились, люди заводили детей, люди смеялись…
Но стреляли они гораздо чаще.
Все миры одинаковы, подумал Холдо в один из коротких периодов ясного сознания. Дайте человеку ружье, и он найдет, кому снести голову.
