— Судья просит у вас аудиенции.
— Какой судья?
Корявые корни вросшего в землю исполина…
— Молодой.
— Ты сделаешь так, как мы договорились, — взгляд судьи впивается в него, словно нож в тело жертвы. — Тогда твой брат будет жить. Я воспитаю его честным человеком… Или не я. Но он будет жить. Остальное зависит от судьбы. Над ней я не властен.
— Все к лучшему, — размышляет он вслух. Покой, отливающие медью канделябры, сквозняки, уютные, словно старые сапоги. Дрожащие отсветы.
— Все к лучшему. Время. Он сказал: время. И был противен сам себе. Ты хорошо воспитал моего брата, старый судья… За тебя! — он поднимает кубок. — За тебя, братишка! За тебя, старый герцог — пусть ад будет к тебе помягче. За тебя, князь — надеюсь, твоему княжеству достанется хороший правитель… За тебя, Вальмир — твой сын станет герцогом, ты знаешь? И за тебя, Карл, — Салим смотрит в потолок. — Надеюсь, ты все же там…
Через пару часов в дверь постучит слуга…
«Знаю. Самое поганое, что я все прекрасно знаю».
Хрупкость — это когда человека не может сломать никто, кроме него самого…
Но иногда и он сам — не может.
ХМУРОЕ СТЕКЛО
Вперед! руби! коли! Упали… Плеснуло поле мертвецами -
Кровавой изморозью стали, осколком хмурого стекла.
Развёрнутые знамёна, барабанный бой, звенящий глас металла — боевые рожки швейцарской пехоты. В бой идут ветераны, гордость армии — её кровь и плоть, облачённая в одинаковые коричневые камзолы, чёрные кожаные башмаки, коричневые чулки до колен, начищенные, полыхающие солнцем гребенчатые шлемы. Тысяча сто пик, триста пятьдесят аркебуз, колесцовых и фитильных, полторы тысячи коротких пехотных палашей… Идеально ровный строй, чёткий шаг — и вдруг всё взрывается воем, грохотом орудий. Летят клочья, падают люди. Полки — идут. Держать строй! Ать-два, левой! Ать-два, левой! Левой, левой, левой!
Дым стелется над полем…
Люди — словно диковинная коричневая трава, странно ровная и странно плотная — поле, на котором расцветают огненно-жёлтые тюльпаны. Там, где распускается очередной цветок, трава чернеет и съёживается, чтобы через мгновение плотно сомкнуться, хороня под собой проплешину. Кажется, трава олицетворяет собой вечность…
Левой, левой, левой!
Держать строй!
Левой!
Стой!
Первая линия, вторая линия, третья линия! Р-раз!
Аркебузу с плеча… приклад в землю, руку к бедру…
Два!
Шомпол в ствол, вверх-вниз… на четыре счёта: раз-два-три-четыре…
Три!
Теперь порох… пыж пошёл… шомполом раз-два… Быстрее, быстрее… мы успеем, должны успеть, мы — лучшие… мы — Коричневые Камзолы…
Четыре!
Пулю из-за щеки — в ствол, шомполом раз-два… и не думать, не смотреть, не помнить, что точно такая же линия в пятидесяти шагах от нас… точно также — на счёт — кладёт пулю в ствол… Руки дрожат.
Пять!
Ключ — в замок. На пять оборотов… Раз-два-три… пять… насыпать порох на полку… Пороховница в руках выписывает зигзаги… чёрные крупинки летят на землю… падают, падают, падают…
Все. Наконец-то. Можно стрелять.
Шесть!
Первая линия опускается на колено, вторая поднимает ружья, третья готовится…
Целимся… ах, дьявол…
Гремит залп.
В упор.
По нам.
Ах, дьявол… падаю. Валюсь лицом в растоптанную зелень. Перед глазами — распрямляется смятая травинка, ах, какая упрямая травинка… чёрные крупинки пороха. Жар в груди. Аркебуза… Где моя аркебуза?
Мама!
Падаю, падаю, падаю…
Третий ряд просачивается сквозь два первых, выстраивается в линию. За ним — четвёртый; выбегает вперёд, опускается на колено. Звучат команды.
Целься!
Огонь!
Ряды солдат окутываются дымом, аркебузы дружно выплёвывают огонь и смерть. Ровный строй жёлтых камзолов ломается, на землю валятся раненые и убитые; в рядах противника движение — на смену погибшим спешат солдаты из резерва, подбирают ружья. Миг — и уже жёлтый строй окутывается клубами дыма, и уже коричневые камзолы спешат на смену павшим товарищам.
Шаг. Всё ближе.
Держать строй!
Сплошной ряд камзолов. С тридцати шагов трудно промазать в такую мишень. С пятнадцати — практически невозможно.
Стрелять. В упор. Глядя в ненавидящие, озверевшие глаза, прямо в чёрное око аркебузы. Стрелять в глаза собственной смерти. Целься! Огонь!
Падают люди…
Шаг, выстрел. Шаг, выстрел. Шаг…
Рукопашная.
Наконец-то.
…Латники прошибают конскими телами левый фланг желтых камзолов, опрокидывают пехоту. Иглы палашей окрашиваются алым. Вперёд!
Камзолы бегут. Латники догоняют и рубят; под копытами лошадей трещат дешевые пики и дорогие аркебузы. Валятся тела. Крики. Стоны. Вопли.
