признался собеседник. — Поэтому мне не составляет никакого труда поставить себя на его место. И я боюсь за тебя не меньше. Или ты считаешь, что твое замужество могло что-то изменить в моем сердце?
Услышав страстные нотки в голосе Дейна, мое сердце испуганно встрепенулось и понеслось вскачь бешеным зайцем. Понимая, что ситуация зашла дальше, чем следовало, я круто развернулась, стремясь вырваться из объятий. Послышался треск разрываемой ткани, с тихим шелестом рассыпался по полу жемчуг из моей прически, но желаемой свободы я так и не обрела. Зато встретилась с Дейном лицом к лицу и, как следствие, с его губами.
Не стоит говорить, что его поцелуй был жарким, словно обжигающее пламя, и жадным — так припадает к источнику страждущий в надежде утолить жажду. На какое-то время его неожиданная страсть оглушила меня, ввергнув в оцепенение, но довольно быстро я сумела прийти в себя и, упершись в грудь Дейна обеими руками, прервала поцелуй.
Безумный огонь, полыхавший в его глазах, напугал меня еще больше, заставив проглотить вертевшиеся на языке слова возмущения.
— Но… у тебя же есть Зарайна! — Я произнесла имя сестры, словно молитву, ухватилась за него, словно утопающий за соломинку, прикрылась, словно щитом…
— Она другая. — Дейн опустил глаза. — Похожая на тебя, лишь как тень походит на человека. Хотя, видит Всевышний, я старался ее полюбить.
— Но у вас ребенок! — Я похолодела от ужаса, жалея о том, что не могу закрыть уши, чтобы не слышать всего того, что услышала. — Зачем же ты женился на ней?!
— Я смирился. — Дейн еще крепче сжал объятия, пытаясь сломить мое сопротивление, словно прочитал мои мысли. — Сначала пытался найти за внешней схожестью и внутреннюю, а затем смирился с неудачей. Ее главная задача — родить наследника, остальное не столь важно.
— Как мерзко! — Я с презрением уставилась ему в глаза, ощущая, как сердце камнем падает вниз от осознания того, что привычный мир вокруг совсем не такой, каким я его себе представляла. Семейный союз сестры казался мне прочным, надежным, и выслушивать подобные речи сейчас было ужасно обидно и… страшно. Так страшно мне не было даже среди демонов Нижнего мира. — Дейн, это подло! Что бы ни стояло за твоими намерениями, но к женитьбе тебя никто не принуждал. Это было твое личное решение, причем, как ты уверял, принятое по любви. А значит, моя сестра не должна платить за твои несбывшиеся надежды! Да будет тебе известно, что она искренне любит тебя, совершенно не подозревая о том, как ты несправедлив по отношению к ней. Сейчас же отпусти меня! Иначе, клянусь, я плюну тебе в лицо!
Дейн посерел лицом, но послушно разжал руки.
Я сделала шаг в сторону и вызвала портал. Вошла в него, с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться на бег, так сильно мне хотелось оказаться как можно дальше от того, кого я искренне считала другом и который сейчас предал меня. Мою сестру, как выяснилось, он предал гораздо раньше.
Оказавшись в своей комнате, ощутила острую тяжесть тоски, сдавившую грудь жгучими тисками. Да, разочарование порой сродни смерти, но как мне хотелось не слышать этих беспощадных, разрушительных признаний. Не слышать, забыть, не знать!
Попавшееся на глаза собственное отражение в зеркале едва не заставило расплакаться: порванный по шву лиф платья, испорченная прическа, красноречиво припухшие от чужой страсти губы и затравленный взгляд лихорадочно блестящих от обиды глаз.
«Ну как, сумела понять особенности мужской души?» — ехидно поинтересовался внутренний голос.
ГЛАВА 4
Пострадавшее платье я сумела привести в порядок. Внешность с помощью различных примочек и косметики — тоже. Но справиться с душевным спокойствием так же быстро не удалось. Вместо помощи я получила от Дейна только лишние проблемы и вполне объяснимое чувство стыда пополам с обидой.
Теперь отчаянно злилась на саму себя за неумение видеть дальше собственного носа и умение ввязываться в неприятности. Еще, разумеется, на Дейна — за его ненужную и несвоевременную любовь. А также на сестрицу, которая вместо того, чтобы помочь мне в тяжелый момент, так некстати занялась примеркой очередного платья, притом что шкафы у нее и так трещат от изобилия нарядов.
Единственное, что позволяло мне сохранять относительное спокойствие, это понимание того, что сей компрометирующий момент никто не видел, и жестоких речей Дейна никто, кроме меня, не слышал. Мне распускать язык, ясное дело, ни к чему. Дейн, вне всяких сомнений, тоже промолчит. А раз так, то нужно постараться забыть обо всем происшедшем. И, разумеется, постараться избегать в дальнейшем встреч с Дейном наедине. Все равно вмешиваться в семейную жизнь сестры ни с предупреждениями, ни с убеждениями, ни тем более с советами я, признаться, категорически не хочу.
Найдя единственно верный выход в данной ситуации, я отвлеклась от тяжелых мыслей и обнаружила, что по рассеянности окунула в травяной отвар обожженную руку, не сняв предварительно перчатку и повязку. Пришлось потратить время на перевязку и поиск новой перчатки.
Несмотря на все трудности, выйти из комнаты я смогла точно к обеду, рассчитывая, что увижу Талейна в столовой. О недавнем невольном происшествии более не напоминало ничто, кроме моей памяти, но я понимала, что теперь буду вполне искренне просить прощения у мужа, позабыв свои прежние претензии и обиды.
«Нет худа без добра! — напутствовал меня внутренний голос, когда слуга, склонившись в приветственном поклоне, распахнул передо мной тяжелую дверь столовой. — Будь кроткой как овечка. От удивления он все простит».
В душе шевельнулся страх, тоскливо засосало под ложечкой. Удивившись столь непривычному для меня чувству трусости, я расправила плечи и, гордо вздернув подбородок, переступила порог. Салем в силу возраста предпочитал обедать в своей комнате на ковре среди книжек и игрушек, поэтому я серьезно рассчитывала на приватный разговор.
Оправдывая мои ожидания, Талейн сидел за накрытым столом, но был непривычно бледен. Лицо казалось застывшей маской.
Неожиданное присутствие в помещении четырех незнакомых женщин, наглухо закутанных в черно- белые монашеские балахоны, делавшие их похожими на мумий, также не прибавило мне оптимизма. Они стояли за спиной мужа с такими скорбными выражениями на лицах, что в моей душе незамедлительно проснулось сочувствие, в то время как предчувствие кричало о карающих ангелах возмездия. У каждой присутствовал влажный блеск в глазах, уголки поджатых губ были печально опущены — по неизвестным мне причинам женщины готовы были заплакать.
Ничего необычного в этом, в силу определенных монарших обязанностей Талейна, не было. Просители во дворце появлялись часто, и муж не всегда принимал их в тронном зале, предпочитая временами свой рабочий кабинет и даже столовую, если это позволял ранг гостя. Кстати, эти женщины,
