свободное место с краю у ближайшего стола и терпеливо дожидалась окончания молитвы. В голове билась лишь одна крамольная мысль: от подобного образа жизни уже через несколько дней можно сойти с ума.
Я не была, подобно монахиням, одержима верой и страстью служения Всевышнему, поэтому откровенно скучала и хотела спать. Окружающая обстановка всецело этому способствовала. Одно дело неслышным шагом скользить в ночи по крышам, подобно бесплотной тени, ощущая азарт от предстоящего дела или удовлетворение от выполненного. И совсем другое — существовать изо дня в день в монотонном ритме, отягощенном хроническим недосыпанием и недоеданием.
Каша на вкус оказалась пресной и клейкой, без добавления соли, не говоря уже об отсутствии сахара или варенья. Кашевар даже мед пожалел, хотя вряд ли этот натуральный продукт запрещен к употреблению даже при условии круглогодичного поста, если таковой, упаси Всевышний, существует.
Проглотив с невероятным трудом склизкий комок, я от души посочувствовала монахиням и до конца завтрака больше не прикасалась к ложке. На меня, правда, также смотрели с нескрываемым сочувствием, причину которого я смогла понять лишь после полудня. Собственно, к концу дня понимание здешнего быта и образа жизни пришло ко мне в полной мере и предстало во всей красе, вселив если не ужас, то вполне натуральную панику.
После скудного завтрака меня вместе с группой монахинь отправили изготавливать свечи. Небольшое здание располагалось среди прочих на широком подворье. Промаявшись несколько часов в жаре и духоте, я до костей пропиталась запахом воска и парафина, посадила пару масляных капель на платье и обожгла палец на пока еще здоровой руке. Выбравшись оттуда, обнаружила солнце стоявшим высоко в зените, но вместо ожидаемой столовой была направлена на бескрайний огород, поделенный на широкие квадраты — грядки.
Ненавистное платье путалось под ногами, мешая перекапывать землю на радость будущим посевам, цеплялось за лопату, пачкая в пыли подол. Я сквозь зубы щедро проклинала бестолковую одежду, пугая святых сестер обширными познаниями нецензурной лексики, но честно перекопала выделенный мне участок.
По правде говоря, легче не стало. Вместо еды или хотя бы воды мне вручили грабли и направили в сад на борьбу с опавшей листвой. В итоге на вечернюю молитву после захода солнца я приплелась смиренной овечкой, поскольку пребывала в полной прострации после богатого на события дня, и громко подпевала монахиням отчаянным урчанием в животе.
Когда же попала в вожделенную столовую, искренне возблагодарила Всевышнего за тарелку тушеной капусты и стакан кислого компота с пирожком. Глотала не жуя, не чувствуя пресного вкуса и не обращая никакого внимания на разом подобревшие лица соседок по столу, которые вопреки заповеди «не суди…» не стеснялись шепотом обсуждать удивительно быструю адаптацию новенькой. А ничего удивительного — у тизарров тоже были проблемы с моим пропитанием, но там меня не заставляли батрачить с раннего утра до сумерек, не разгибая спины. В итоге и калорий мне требовалось намного меньше.
Добравшись до кельи, я вставила факел в кольцо на стене, стянула грязную рясу, оставшись в нижней сорочке, и, забравшись на недоразумение, по ошибке называемое кроватью, свернулась клубочком и блаженно прикрыла глаза. Всякие понятия вроде «низко, жестко, коротко, прохладно, неудобно» уже ничуть не волновали. Сейчас я была абсолютно счастлива от возможности просто лежать и не шевелиться. А еще спать, спать…
Следующий день моего пребывания в монастыре в корне отличался от предыдущего, начиная с того, что я проспала не всю заутреню, а только первую половину. И, с трудом дождавшись окончания, подошла к настоятельнице и попросила позволения порыться в запасах лекарственных трав монастыря. Получив разрешение, после завтрака провела несколько часов в небольшой комнатке, под завязку набитой кадками и мешками с ценным содержимым, решив ударить по магической силе противника своими знахарскими познаниями. Изготовив необходимый состав, покинула комнатку, отчаянно чихая и отфыркиваясь. Травяная пыль мало того что забила мне нос, залезла в глаза, рот и заполнила легкие, но также осела густым слоем на рясе, превратив ее благородный черный цвет в зеленовато-болотный.
Следующим шагом стало разведение костра на заднем дворе, подальше от монахинь. Подвесив котелок, я высыпала травы в воду и, закутав лицо платком, принялась ждать, когда варево закипит. Когда процесс был почти завершен, в поле зрения появилась монахиня — вчерашняя возмутительница моего спокойствия. Изучив мой более чем странный вид, она подозрительно принюхалась к котелку и удалилась, не сказав ни слова. Я с некоторым лукавством посмотрела ей вслед.
Закупорив содержимое в склянку с плотной крышкой, я поспешила в мастерскую свечей. Заполучив в свое распоряжение миску с растопленным воском и паклю, добавила к будущим свечам часть отвара и проворно налепила свечей. Они вышли кривыми и не особенно круглыми, но внешний вид для меня не имел значения. Закончив работу, сняла пропахший платок и вышла наконец на улицу.
Оставив свечи и склянку в келье, я достала из шкафа новую рясу и, не удержавшись, заглянула в соседнюю дверь. Любопытная монахиня спала, приоткрыв рот и наполовину свесившись с кровати. Столь вопиющее нарушение дисциплины, как отдых среди бела дня, волновало ее сейчас меньше всего.
С трудом подавив мстительную усмешку, я быстро ретировалась на подворье и юркнула в баню. Наскоро умывшись холодной водой, сменила пыльную рясу, и наконец почувствовала себя человеком.
Переделав за оставшееся время кучу мелких дел по хозяйству (на заднем дворе монастыря в изобилии водились птица и домашний скот), вечером я вновь воздала должное ужину. Выспавшаяся соседка вяло ковыряла ложкой в тарелке, и периодически во взглядах, обращенных ко мне, читалось многообещающее «убью». Стойко игнорируя ее молчаливые выпады, я закончила трапезу, и в нарушение этикета подчистила тарелку куском хлеба, после чего удалилась с гордо поднятой головой, всем своим видом давая понять, что «нечего лезть куда не просят».
Разум и тело вновь жаждали только одного: спать. Добравшись до кельи, я с блаженным стоном нырнула под одеяло и по обыкновению скрючилась вдвое, отчаянно сожалея, что не обладаю искусством тизарров спать, свернувшись в клубок, подобно змеям.
— Уже наслаждаетесь отдыхом? Я принесла то, о чем мы договаривались.
Услышав знакомый голос, я не удержалась от недовольной гримасы и, протестующе сопя, глубже зарылась лицом в подушку.
— Ваше величество! Лайса! — Крохотное ложе протестующе заскрипело под двойной тяжестью, чувствительный толчок острого бедра плотно прижал меня к стене, вынуждая открыть глаза. — Я принесла адрес и прочие мелочи, которые вам могут пригодиться.
Понимая, что вожделенный отдых летит ко всем чертям, отодвигаясь на неопределенный срок, я с неудовольствием взглянула на настоятельницу, не сразу вспомнив о цели визита. Память соизволила проснуться лишь тогда, когда мне на колени упал сложенный вчетверо лист.
Развернув его, я с любопытством пробежалась взглядом по строкам. Действительно, похоже, целью вероятных возмутителей спокойствия моей семьи был Райлен и только Райлен. Во всяком случае, первый маг не стал отказывать себе в удовольствии и расположился в относительной близости от дворца. Интересно, если он обладает большой силой, то почему Талейн не заметил магического всплеска в пределах города? Не на лошади же этот маг издалека прикатил.
— Полагаю, вам может понадобиться что-нибудь из этого. — Монахиня поставила мне на колени небольшую корзинку. — Как будете готовы, постучите в келью напротив. Я снарядила помощницу, которая проведет вас тайным ходом. Остальным монахиням ни к чему знать ни о нашем разговоре, ни о вашей миссии. Несмотря на замкнутый образ жизни сестер, я бы не стала полностью доверять им. Учитывая тот факт, что многие живущие здесь в миру являются дочерями и сестрами высокопоставленных лиц города, неизвестно, насколько далеко протянулись длинные руки заговорщиков.
Я кивнула, не отрывая взгляда от листа и размышляя над тем, как нелепо буду смотреться в монашеском платье, если окажусь пойманной магом. В этот момент до меня донеслись следующие слова настоятельницы:
— Советую выйти отсюда в платье, а переодеться в переходе.
Недоуменно вскинув голову, я посмотрела вслед монахине, но успела увидеть лишь закрывающуюся дверь. Пожав плечами, подняла плетеную крышку с корзинки и восхищенно ахнула. Внутри лежала
