небольшая связка амулетов, которые монахини, по-видимому, заботливо прихватили из дворца, не поставив никого в известность. Когда я вытряхнула эти сокровища на кровать, на дне обнаружился мой удобный, привычный и такой родной костюм. На мгновение повеяло домом и теплом, сердце тут же запело от радости, но я довольно быстро вспомнила, при каких условиях покидала этот самый дом, и взяла себя в руки.
Амулеты, свечи, кресало, кремень, а также склянку с ценным содержимым я завернула в костюм и, накинув ненавистную рясу, вышла из кельи. Без стука открыла дверь напротив. Помощницей оказалась уже знакомая мне сестра Климентия, одна из тех монахинь, которых я видела во дворце. Приветливо улыбнувшись, она взяла факел, подошла к стене у кровати и, нажав на невидимый рычаг, поманила меня в открывшийся проем.
В узком коридоре было прохладно, но сухо. Климентия шла впереди, явно торопясь, отчего факел в ее руке подрагивал в такт шагам, рассыпая искры и бросая неровные блики на каменную кладку стен стены и низкий потолок. Казалось, монахиня чем-то напугана.
— Впереди нас ждет засада? — пошутила я, желая разрядить обстановку.
— Нет, что вы! — Монахиня на мгновение обернулась, сбавив шаг. — Просто коридор такой узкий и низкий, что, кажется, еще немного, и он сдавит нас со всех сторон. А у меня, знаете ли, боязнь замкнутого пространства еще с детства.
Я сочувственно присвистнула про себя — монашеские кельи немногим отличались от этого коридора, но вслух сказала другое:
— Может, стоит рассказать настоятельнице о вашей проблеме?
— Матушка Лавиния знает. — Климентия улыбнулась, робко повела плечами. — Но она мне одной доверяет, а я из уважения не могу предать ее доверие.
Я сдержала тоскливый вздох и деликатно промолчала. Когда действуешь в ущерб себе, но во благо другого, это уже не просто доверие, это самопожертвование. А бедную монашку того и гляди удар хватит. Вряд ли доверие окажется равноценным сердечному приступу. Лавиния, если уж настолько ценит свою помощницу, могла бы и сама меня проводить. Но, как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не лезут.
Дальнейший путь, к счастью недолгий, мы проделали в полном молчании. Коридор окончился небольшим расширением — подобием комнаты и дверью.
— Переодевайтесь, а платье оставьте мне. Путь держите прямо и никуда не сворачивайте. Выйдете к деревне. — Климентия установила факел в держатель на стене и, отвернувшись, принялась утирать пот со лба извлеченным из складок рясы платком.
Быстро сбросив платье, я надела костюм и блаженно зажмурилась от удовольствия. Потом рассовала по карманам свечи, принадлежности для разведения огня, поскольку магия была мне больше недоступна, пузырек и амулеты, вытащила из рясы свой головной платок и передала монахине оставшуюся одежду. Та сунула сверток под мышку и, прислонившись к стене, достала молитвенник.
— Я буду ждать вашего возвращения и молиться! — кротко пояснила мне в ответ на приподнятые в немом вопросе брови.
Благодарно кивнув, я потянула на себя дверь.
Ночь приветственно окутала меня прохладной свежестью и запахом прелой листвы. Дверь тайного хода удачно маскировали густые заросли дикого кустарника, чьи ветви щедро окатили меня влагой от недавно прошедшего дождя. Вокруг шелестел лес, и не было ни души.
Помня наказ монашки, я пошла вперед, отчаянно кляня Талейна за «подарок» в виде лишения меня магических способностей. Параллельно от души благодаря находчивых монахинь за амулеты и костюм. Впрочем, несмотря на присутствие амулетов, чувствовала я себя крайне дискомфортно. Полная луна освещала путь только на открытых местах, под деревьями же приходилось идти в полной темноте, поскольку позволить себе роскошь в виде даже крохотного пульсара-светлячка я была не в состоянии. Несколько раз я поскальзывалась на мокрой опавшей листве, рискуя растянуться во весь рост и угодить носом в лужу. А неожиданно снявшаяся с ветки над головой разбуженная птица напугала если не до смерти, то до состояния паники и нецензурной брани.
«Ваше величество стали трусихой? — не замедлил поглумиться внутренний голос, прислушиваясь к скачущему бешеным зайцем сердцу. — Непорядок, однако. Ведь все самое страшное у нас еще впереди!»
Я не стала огрызаться и спорить. Действительно, неизвестный маг был сейчас в тысячу раз страшней, несмотря на мои амулеты. Обладающий неизвестной величины силой против бессильной меня, он, скажем прямо, являлся смертельной опасностью. Поэтому вперед я шла, абсолютно ни на что не рассчитывая. Хорошо бы послать Талейна ко все чертям, чтобы сам разбирался с бунтовщиками. Но на кону жизнь сына — карта, которую я не могу разменять.
Когда лес и спящая глубоким сном деревня Навитино остались далеко за спиной, на смену страху неожиданно пришла хмельная удаль. Жуткий и ужасный маг вдруг стал мне безразличен, а в душе поселилось стойкое ощущение «где наша не пропадала» пополам с воодушевляющим «дуракам всегда везет».
Городскую стену я миновала благодаря умениям, полученным у тизарров, — переползла, подобно гигантской гусенице. Пришлось пожертвовать раненой рукой, сорвав для наибольшей чувствительности повязку. Чувствительность повысилась в разы, а вместе с ней и боль на обожженной ладони. Благодаря чему на стену я попросту выпала, обезумев от боли и свалившись кулем между двух зубцов, буквально на голову почивающему стражнику, который добросовестно нес службу, растянувшись на камнях и прижимая к сердцу здоровенный лук. Поскольку личины на мне не было и взять ее было неоткуда, детина вытаращил глаза, икнул, обдав меня сивушными парами, и зачем-то поманил пальцем, издав что-то вроде «ути- ути».
— Да-да, это тебе снится, — тихо заверила я горе-вояку, нажимая пальцем на сонную артерию. — Сейчас еще стриптиз станцую!
Тот благодарно булькнул и мирно продолжил прерванный отдых. Когда проснется, скорее всего, ничего не вспомнит или сочтет за пьяный бред. Ибо где это видано, чтобы княгиня, пусть даже бывшая, по стенам ползла, словно вор, и сваливалась на голову, подобно спелому яблоку. Хотя в моем случае более уместно сравнение с пыльным мешком, ибо стена грязная, а я вешу намного больше яблока.
По городу я также прошлась привычным способом, предпочтя неровным булыжникам мостовых в основном добротные, а местами и не очень, крыши. Когда же недалеко впереди замаячили до боли знакомые шпили дворца, спрыгнула в тихую улочку и, притаившись в тени, изучила нужный мне дом. К слову сказать, Райлен я знала как пять своих пальцев, поэтому, только взглянув на особняк, сразу вспомнила не только его владельца, но и расположение комнат.
Итак, первое лицо, появившееся в списке заговорщиков, — поставщик вин ко двору князя. Личность далеко не бедная. Интересно, чего ему в жизни не хватает, если связался с заговорщиками? Хотя в лицо я его как раз не знаю. С ним все больше повар общается. А Лису нанимала жена, чтобы вернуть шкатулку с драгоценностями, на которые позарился любовник. В подобном пикантном деле малейшая огласка могла привести к непоправимым последствиям, но все завершилось благополучно: шкатулка вернулась на законное место, а неверная супруга зареклась заводить романы на стороне. Интересно, надолго ли?
Вокруг царила тишина. С улицы казалось, что обитатели особняка спят. Учитывая позднее время, ничем другим нормальные люди заниматься не могли. Хотя ручаться за всех не берусь. Некоторое время я отчаянно пыталась уловить хоть какой-нибудь намек на присутствие магии, затем вооружилась напутствием внутреннего голоса: «Всевышний не выдаст, свинья не съест, а если и съест, то наверняка подавится!» — перемахнула через забор и притаилась под ближайшим кустом. Пытаясь унять бешено колотящееся сердце, принялась медленно считать про себя до десяти. Это чтобы отвлечься от паники. Соваться практически безоружной к магу было полнейшим безрассудством, если не сказать больше. Но я категорически запрещала себе об этом думать.
Несмотря на обуявший меня ужас, реагировать на мое вторжение никак не спешили. Меня не поразила молния, не испепелило на месте заклинанием, и даже не выбежали стражники с собаками. Ждать далее было глупо, и я принялась брать здание штурмом. Обогнула по периметру, выискивая приоткрытое
