коридор тут сужался. Он привёл нас всех в большой зал, который уходил далеко вперёд.
— Я так волнуюсь, — услышал я слова проходящей молоденькой девушки, — ведь сегодня Виктор обещал попросить благословения у моих родителей.
— Думаешь, они согласятся? — сомневающимся голосом спросила её подруга.
Узнать больше мне не удалось, так как, заметив меня, девушки замолчали и быстро растворились в толпе.
Я посмотрел им вслед и увидел, как рядом со мной остановился священник, увлечённый беседой с другим священнослужителем. Правда, первый был в очень скромных одеждах, можно было даже сказать, что одет он был беднее всех остальных священников. «Как раз мне подойдёт, чтобы лишнего внимания не привлекать», — подумал я и, дождавшись, когда он закончит разговор, обратился к нему для благословения.
— Отче, благословите меня, — обратился я стандартной фразой, неоднократно тут звучавшей.
Все разговоры вокруг мгновенно стихли, и на меня изумлённо уставились все, кто услышал моё обращение.
У меня немного задрожали колени, я явно сморозил какую-то глупость. Решив идти до конца, я преклонил одно колено, хотя тут никто так не делал, и повторил фразу по-другому:
— Пусть Единый коснётся меня своей благодатью.
Круг молчания вокруг меня увеличился ещё больше, и я поднял глаза на священника, к которому обращался. Он спокойно рассматривал меня, а затем внезапно сделал ко мне шаг и подал для поцелуя руку с перстнем, украшенным знаком Единого.
Боковым зрением я увидел, что его поступку окружающие удивились даже больше, чем моей просьбе. Я прикоснулся губами к перстню и поблагодарил священника.
Он заглянул мне в глаза и сурово сказал:
— Крепи свою веру, сын мой, и моё благословение пребудет с тобой.
Сказав это, он повернулся и пошёл дальше по залу. А я, хоть и поднялся с колена, но никак не мог затеряться в толпе: куда бы я ни шёл, всюду меня преследовали удивлённые взоры, а шепотки передающихся новостей опережали мои шаги. Я посмотрел священнику вслед: пространство перед ним моментально расчищалось, и люди просто шарахались с его пути. Это явно оказался не простой служитель Единого, так как, завидев его, все священнослужители кланялись ему в пояс.
«Надо же так вляпаться, — раздраженно подумал я про себя. — Интересно, кто это вообще, что все его боятся?»
Любопытство терзало меня всё сильней, поэтому, не выдержав, я подошел к ближайшему священнику и спросил его:
— Отче, скажите, пожалуйста, кто благословил меня? Вон тот священник в простых одеждах?
Священник вытаращился на меня, как будто я свалился с луны, но всё же ответил, прежде чем убежать от меня как от прокажённого:
— Это брат Антоний, глава Священного Ордена паладинов.
«…!!!..!!..» — Из всех моих мыслей, выражающих отношение к самому себе, приличными были только предлоги «в» и «на». «Вот ты дигрод, — обзывал я сам себя, даже спустя десять минут, — нашёл у кого попросить благословление — у главы инквизиции! Почему же сразу не у Единого?»
Внезапно кто-то тронул меня за рукав. Я удивлённо повернулся и наткнулся на стальной взор взрослого мужчины, который не отпускал мой рукав.
— Что вам угодно, сударь? — возмутился я такой наглостью.
— Барон Максимильян, герцог Валенса просит вас зайти к нему, — наклонившись ко мне, тихо произнёс он.
Тут я струхнул окончательно. Если встреча с главой местной инквизиции прошла для меня практически бесследно, то отказаться от приглашения герцога самой большой провинции Шамора не смел никто. Даже если бы он был просто наместником Турана, мне бы пришлось пойти, а уж то, что герцог руководил местным аналогом ФСБ, называемым Тайной канцелярией, уже само по себе наводило меня на печальные мысли.
О деятельности этой канцелярии мало знали, но много говорили. Сидя с друзьями Рона в таверне, я множество раз был свидетелем тому, как воины понижали голос, когда речь заходила о ней, а ведь кругом, кроме друзей, никого не было. Болтали об этой конторе всякое, но, как я понял, общим было одно: люди, попавшие туда, практически никогда не возвращались.
Обречённо вздохнув, я поплёлся за человеком, пригласившим меня. Заведя меня в какое-то коридорное ответвление, провожатый вежливо предложил завязать мне глаза платком. Деваться было некуда, и я согласился, хотя вряд ли моё согласие имело хоть какое-то значение. Затем он очень аккуратно повёл меня куда-то, всегда предупреждая о ступеньке или подъёме. Ходили мы около десяти минут.
Я почувствовал, как мы вошли из холодных коридоров в жарко натопленную комнату.
— Можете снять повязку, барон, — раздался сбоку спокойный незнакомый голос.
Я снял повязку с глаз и повернулся в сторону говорящего.
Возле горящего камина в глубоком кресле сидел герцог и смотрел на меня. Наши взгляды встретились, и я, подойдя ближе, лучше его рассмотрел. В этом сухощавом невысоком человеке не было ничего примечательного. Я смотрел на его лицо и никак не мог его запомнить, казалось, это не лицо, а приклеенная маска. Всё, начиная от его немигающего взгляда до неподвижных волос, казалось ненастоящим. Подходя к нему ближе, я с трудом представлял, как вести себя с этим человеком.
— Я полагал, что вы несколько старше, — любезно сказал герцог, показывая мне рукой на кресло напротив своего.
Его «маска» ничуть не дрогнула при изменении его интонации.
— Я вообще, ваша светлость, о вас ничего не знаю, — любезно ответил я, садясь в указанное кресло, и приготовился слушать, раз он меня вызвал, значит, есть какие-то на это причины, ведь не на мои красивые глазки он хочет посмотреть.
— Если бы вы, барон, что-нибудь обо мне знали, мне пришлось бы уйти в отставку, — насмешливо ответил герцог.
Он замолчал, и я тоже. Наша пауза слегка затянулась, и поэтому я стал изучать предметы интерьера.
— Странно, но вы меня не разочаровываете, — сказал мне герцог таким тоном, что я замер в кресле.
«Игры в сторону», — понял я.
— Чем же, ваша светлость?
— Пытаюсь определить ваш тип человека, но пока не получается, — спокойно ответил герцог, — такие случаи редки в моей практике.
— Мы же совсем не знакомы, — слегка удивился я его заявлению.
— Это вы, барон, со мной не знакомы, а я с вами отлично знаком, — отрезал герцог, — правда, для меня до сих пор непонятно, откуда вы взялись и намеренно ли влезли между двух жерновов.
— Не понимаю вас. — У меня похолодела спина от его слов.
— Вы меня прекрасно понимаете, барон, вы появляетесь неизвестно откуда и вмешиваетесь в планы весьма могущественных людей королевства, — голос герцога становился всё более холодным, — сначала я даже думал, что вы шпион Тарона или Газара, но потом мне пришлось изменить своё мнение.
Вслед за спиной у меня похолодело всё тело, хотя я одет был в зимний костюм и комната была хорошо протоплена.
— Не совсем понимаю я ваших подозрений, ваша светлость, — твёрдо смотря ему в глаза, сказал я, — я обычный подросток.
— Барон, давайте откинем словесную шелуху, — внезапно герцог выпрямился в кресле и опёрся рукой о стол, оказавшись ближе ко мне. — Я уже понял, что с вами нужно говорить по делу, так как вам совершенно безразлично, кто перед вами, а ведь многие, кого я приглашал сюда, начинали каяться во всех своих грехах ещё на подходе к этой комнате.
«Наверно, это потому, что я не знаю, на что вы способны», — подумал я.
Вслух я, понятное дело, ничего не стал говорить.
