новых гастарбайтеров наймут. Это проблемы не решает.
— А во-вторых? — поинтересовался я, всем своим видом давая понять, что пылкая речь Евгения Аркадьевича не произвела на меня ни малейшего впечатления.
— Что «во-вторых»?
— Вы сказали «во-первых». Значит, будет продолжение.
Чиновник сложил пальцы в замок и, немного помедлив, ответил:
— Во-вторых, у нас муниципальные выборы на носу. Нам сейчас лишние скандалы не нужны.
— Ну, с точки зрения выборов подобная проверка как раз будет полезна. Электорат одобрит.
— Электорат одобрит, — кивнул Евгений Аркадьевич. — Бизнес не одобрит. Да строители с торговцами нас с потрохами сожрут, если мы им сейчас всех рабочих разгоним.
— Не сожрут, — пожал я плечами. — Просто перестанут платить за то, что вы их покрываете.
С минуту Барин молча разглядывал меня, словно какую-то диковинную зверушку. Как и следовало ожидать, фактически прямое, высказанное открытым текстом обвинение в коррупции оставило чиновника равнодушным, словно тот произносил вслух давно заученные фразы, думая в этот момент о чем-то совершенно ином. Интересно, о чем? Мы оба лгали, и оба знали, что лжем. Разговор, абсолютно пустой и бессмысленный, позволял выиграть время, присмотреться к противнику, оценить его. Аура моего собеседника не демонстрировала решительно никаких эмоций — обыкновенная аура спокойного и уверенного в себе человека.
Обыкновенная ли? Что-то не доводилось мне раньше встречать людей, за исключением, пожалуй, тренированных бойцов СБР, чья аура подолгу не меняла своих оттенков и структуры под влиянием внешних факторов. Обидишь человека — и разливается вокруг него алое зарево гнева, улыбнешься, похвалишь новую прическу или костюм — и проступает поверх энергетической оболочки голубовато-зеленое пятно благодарности и доброжелательности, разбудишь среди ночи — и увидишь сероватую пелену сонливости, желтые оттенки усталости и раздражения. С этой точки зрения аура Евгения Аркадьевича выглядела вполне заурядно. За одним небольшим исключением: на протяжении всей нашей беседы она не менялась. Застыла, как картинка на экране зависшего компьютера.
Все то время, что мы обменивались незначащими фразами, я безуспешно пытался найти слабое место в его защите. Мягко, опасаясь насторожить раньше времени, выискивал щель, в которую мог бы заглянуть и прочитать наконец-то тщательно скрываемые мысли. Опробовал все известные приемы из стандартного арсенала, отложив до поры личные разработки. Совершенно бесполезно. Нет, дырки в обороне, конечно, имелись, куда ж без них, только о них создатель щита знал и установил нечто вроде сигнальной системы. Наконец, плюнув на приличия, я решил действовать в открытую. Сосредоточившись, собрав собственное сознание в короткий и тонкий пучок, я мысленно протянул невидимую нить к сидящему напротив меня в кресле мужчине…
— Вы псион? — поинтересовался хозяин кабинета. — Впрочем, зачем я спрашиваю, у вас там, в вашем СБР, все псионы…
— Да, в каком-то смысле, — кивнул я. — А вы?
— Что — я?
— Вы — человек?
Первый заместитель главы Гоструднадзора запрокинул голову и неожиданно громко расхохотался.
— Ну разумеется, — широко улыбаясь, развел он руками и вновь заливисто рассмеялся. Однако в следующий миг жизнерадостную улыбку словно стерли с его лица, как трудолюбивая хозяйка стирает тряпкой пыль с оконного стекла. — Разумеется, нет. — Глубоко посаженные черные глаза смотрели на меня в упор. — Вы, по-моему, уже сами обо всем догадались, не так ли, Виктор Андреевич?
Резкая смена тона с нейтрального на угрожающий заставила меня мгновенно собраться — видимо, сработал въевшийся годами в подкорку рефлекс. Мозг автоматически обработал сигнал об опасности, а подсознание уже начало действовать: накинув «невидимую броню», я создал в ментале матрицу «смертельного когтя», готовясь в любой миг воплотить знак, вытащить его из небытия. Раньше накладывать защиту было нельзя. Меня придерживали не столько напичканные в здание датчики, их-то можно обмануть, сколько опасение спугнуть врага. Как оказалось, не напрасно.
— Вот этого делать не надо, — предостерегающе произнес Евгений Аркадьевич. — Не тратьте понапрасну силы.
Он тоже псион? Или механизм расширенного восприятия у него иной?
Додумать мне не дали: Евгений Аркадьевич рывком поднялся на ноги, чувство опасности взвыло, и я, подчиняясь устоявшемуся рефлексу, метнул в его сторону мгновенно созданный знак, инстинктивно уходя прочь с линии потенциальной атаки. Там, где мгновением раньше находилась моя голова, воздух словно подернулся рябью. Вопреки моим ожиданиям, «смертельный коготь» не причинил врагу никакого видимого ущерба: знак просто срикошетил, словно столкнувшись с упругим, незримым щитом, и бесследно растворился в пространстве, оставив после себя лишь хаотичные возмущения энергии.
— Глупо, — прозвучал в наступившей тишине спокойный, напрочь лишенный каких-либо эмоций голос моего недавнего собеседника.
Идя сюда, я надеялся решить дело миром. Не верил, что получится: стремления к хоть какому-нибудь диалогу Круг не демонстрировал, — однако для начала хотел поговорить. В отличие от начитавшихся книжек идиотов, с горящими глазенками изучающих историю Вторжения, я в первых рядах сражался с чужаками, и стать участником еще одной войны псионов у меня желания нет совершенно. Но мое миролюбие не означает, что я не был к драке готов. Вспомнил единственное столкновение с тем злосчастным продавцом, почитал подсунутые Призраком отчеты, прикинул возможный уровень воздействия на сознание. Решил, что справлюсь. Кажется, я слегка недооценил степень угрозы…
В следующий миг на меня словно обрушился ураган чудовищной силы, мощный пресс смял и пробил «невидимую броню», тело скрутило приступом невыносимой боли, виски будто сжал раскаленный докрасна обруч. Зажатые в тиски спазма легкие отказались впускать воздух, к горлу подкатилась волна тошноты. Когда-то я уже ощущал нечто подобное… Когда-то… Давно… В прошлой жизни… Тогда вокруг царил полумрак. Полумрак пещеры, влажный каменистый свод над головой, сужающийся проход Гнезда, ведущий к невидимой во мгле камере, струящаяся вокруг чужая энергия… И острая, пульсирующая боль в висках…
— Очень глупо.
Почти все силы уходили на борьбу в ментальной сфере, атаковать сознание с подобной мощью могли разве что сильнейшие из слуг Господина. Я поднял слезящиеся глаза. И без того узкое лицо стоящего неподалеку мужчины стремительно удлинялось, обнажая острые, тонкие, точно иглы, зубы, уши заострились, прижимаясь к черепу, теряясь в покрывающем его черно-сером мехе. Пальцы рук вытянулись, демонстрируя короткие, но прочные когти. Кожа словно выцвела, на глазах приобретая мертвенный бледно-серый оттенок, сквозь нее проступили тугие узлы мышц. Полиморф? Но откуда?
Спустя короткий миг тварь, еще недавно бывшая человеком, бросилась на меня. Острые, словно бритва, когти полоснули по бедру, я попытался защититься рукой, но сильный толчок в грудь отбросил меня прочь, к дальней стене. Покачнулся шкаф, ворохом посыпались на пол папки с бумагами. Ментальный напор усилился, заставив мир вокруг померкнуть на какую-то долю секунды. Этого времени хватило, чтобы чудовище, кувырнувшись через голову, пружинисто оттолкнулось от пола непропорционально длинными задними ногами и вновь метнулось в мою сторону.
Ко второй атаке я был уже готов. Конечно, мои скорость и физические кондиции упали на порядок, если не больше, но мастерство, как говорится, не пропьешь. Тело умное, оно знает, что на пути у летящей туши стоять нельзя. С трудом выставленный «пыльный шлем» чуть замедлил движения моего противника, пусть незначительно. Времени создавать что-то серьезное не оставалось, да и сознание под гнетом чужого воздействия отказывалось работать. Я едва успел собрать энергию оболочки, но направил ее не на создание знака, а упругим потоком влил в собственную руку, концентрируя вокруг сжатых в кулак пальцев. Удар вышел сокрушительный: ментальная сила вместе с силой физической создали импульс, отправивший тварь в полет через весь кабинет. Однако я, похоже, опять недооценил противника. Сгруппировавшись в воздухе, полиморф врезался в потолок, выбив из него пыльные куски штукатурки, затем стремительно оттолкнулся от противоположной стены, как бильярдный мяч отскакивает от бортика игрового стола, и,
