— Доверие.
— Спасибо. Скажи, Кай'Омлютаир, почему ты хочешь знать значение только злых или печальных слов?
— Потому что мне нравится их звучание на эльфийском, — мрачно усмехнулся полукровка.
— А почему ты ни разу не спросил значения таких простых, нужных слов как мама, отец, дом?
— Мне неприятно их звучание на твоем языке.
Магесса вздохнула:
— Я знаю твою историю, Кай'Омлютаир. То, что случилось с тобой — ужасно. Но нельзя винить в этом всех первозданных. Я чувствую: ты не доверяешь мне только потому, что я илльф. Те, кто причинил тебе горе и боль, уже умерли. Отпусти свою ненависть.
— Отпустить… — медленно проговорил Ом, словно пробуя слово на вкус. — Отпустить. Предположим. А те, кого сейчас лечат в лазарете, тоже должны отпустить? Те, чьи города сожжены, чьи тела неупокоены, как отпустят они?
Анири опустила голову так низко, что серебристые локоны закрыли побледневшее лицо:
— Я не была на этой войне, Кай'Омлютаир. И не убивала ни людей, ни твою матушку.
— Если бы ты была старше, убивала бы, — жестоко обрубил Лютый. — Дело не в каждом конкретном белоглазом, а во всем народе. В ваших законах, традициях, обычаях. В высокомерном пренебрежении ко всем остальным расам. Это у вас в крови.
— Мне жаль, Кай'Омлютаир, — прошептала девушка. — Я плохо знаю твой язык, и не могу рассказать тебе, как мне горько. Но я заплатила и продолжаю платить. И все илльф тоже. Мы платим за ошибки, преступления и грехи наших предков.
Ом не ответил, но по его упрямому взгляду чувствовалось: он молчит не в знак согласия, и не для того, чтобы избежать ссоры. Иной раз молчанием можно ранить больнее, чем любыми, самыми грубыми словами.
— Мы расплатились, Кай'Омлютаир, — повторила Анири, легко поднимаясь с земли. — Пойдем.
Решив, что наставница таким образом завершает урок, Лютый встал и вслед за ней отправился в крепость. Но Анири не торопилась распрощаться с учеником. Она разыскала Мэй'Клилли, и первозданные долго спорили. Девушка что-то горячо доказывала, а ее собеседник так же истово возражал. Из их быстрой речи Ом сумел понять только одно часто повторявшееся слово 'urre' — 'огонь'. Наконец молодой эльф нехотя уступил Анири, но тут же, судя по интонациям, выставил свои собственные условия. Магесса кивнула, соглашаясь, и поманила Лютого за собой. Можно было бы отказаться от такого странного приглашения, но Ом, заинтересовавшись загадочными приготовлениями, последовал за эльфами. Они пересекли площадь, обогнули донжоны и подошли к северным воротам, возле которых дежурили два первозданных. Мэй'Клилли произнес короткую фразу. Судя по оторопевшим лицам стражей, распоряжение их не порадовало. Но и возражать охранники не стали. Распахнули створки и настороженно смотрели, как двое эльфов и полукровка прогулочным шагом выходят из крепости. Едва только Лютый последним покинул крепость, дежурные с явным облегчением торопливо захлопнули ворота.
— Зачем мы здесь, — спросил Ом.
— Я хочу показать тебе Аллирил, — ответила Анири.
Возле крепостных стен шумела молодая тополиная рощица. Девушка остановилась у деревьев, вынула из рукава голубую атласную ленту, стягивавшую манжет, привязала ее к ветке ближайшего тополька. Почтительно поклонилась роще и только тогда пошла дальше. Вслед за ней поклон повторил Мэй'Клилли. 'От меня не дождутся, не стану дровам кланяться' — упрямо, с оттенком злости подумал Лютый и двинулся мимо ровного строя деревьев.
— Это наши воины, похороненные по обычаям илльф, — пояснила магесса.
— Те, что Хаардейл штурмовали? — уточнил Ом.
— Да. И еще Мэй'Аэлли со своими воинами.
'Правильно сделал, что не поклонился', — к мыслям примешивался оттенок недоброго смешка.
— Умирая, илльф отдают свои тела природе, и за это Брижитта забирает их души в Благословенные леса. Там первозданные ждут нового воплощения. Поэтому наши маги обращают погибших в деревья.
— Красивый ритуал, — дипломатично отозвался Лютый, подумав, что белоглазые не заслуживают такой доброты со стороны Брижитты.
— Да. Люди уходят в Счастливые долины, эльфы — в Благословенные леса, орки в Земли доброй охоты. Душа должна перерождаться, ведь она бессмертна.
Ом рассеянно кивал, соглашаясь и не понимая, к чему ведет девушка. Между тем они миновали рощу и зашагали по широкому зеленому полю. Впереди вздымалась черная стена — весна так и не коснулась Аллирила, на деревьях не распустились листья, на земле не проклюнулась молодая трава. Лес был мертв, темен и тих. Казалось, что-то в нем останавливает солнечные лучи, и они не могут проникнуть сквозь голые кроны. Иссушенные, уродливо перекрученные, словно руки древнего старика, ветви, в немой мольбе воздетые к небу, были неподвижны. Их не трогал даже бродяга-ветер, облетал стороной, как будто боялся уколоться. В сотне шагов от кромки леса эльфы остановились.
— Зачем мы сюда пришли? — скептически осведомился Лютый.
Мэй'Клилли что-то спросил на эльфийском. Судя по выражению лица, он разделял недоумение Ома.
— Я хочу показать тебе, что осталось от моей родины.
— Люди не уничтожали Аллирил.
— Нет, не уничтожали. Просто смотри и слушай… — проговорила магесса, не отрывая взгляда от жуткого леса.
Пожав плечами, Лютый последовал ее примеру. Некоторое время он тщетно всматривался в унылое чернолесье, но не видел ничего необычного. Но потом, когда Ом уже решил было, что все его усилия напрасны, к нему пришло странное чувство. Это было ощущение неведомой угрозы. Безошибочное чутье воина, помноженное на эльфийскую кровь, нашептывало: 'Опасность, здесь таится опасность!' Кровь быстрее побежала по жилам, мышцы напряглись в ожидании схватки. Лютый почувствовал прилив энергии — магический резерв готовился отразить нападение. Покосившись на спутников, Ом заметил, что они испытывают сходные ощущения. Анири вытянула перед собой изящные руки, чтобы в любой момент сплести заклятие. Пальцы Мэй'Клилли сомкнулись на рукояти меча. Лютый понял, что ошибался: Аллирил, или скорее, то, что когда-то было Аллирилом, не был мертв. Но он не был и жив. Нежить. Вот слово, которое первым всплыло в сознании. Нежить — голодная, озлобленная, готовая выйти на охоту, наблюдала за ними из-за сгорбленных деревьев.
— Нам лучше уйти, — не сводя глаз с леса, Ом осторожно взял Анири за локоть, сделал шаг назад и потянул девушку за собой. — Мы не сможем втроем противостоять… этому.
За деревьями шевельнулся чей-то черный силуэт. Бесформенная, но быстрая тень стремительно метнулась от ствола к стволу.
— Badae, Aniree, sitta raxaleo, — проговорил Мэй'Клилли.
— Darthae, — отмахнулась магесса. — Теперь видишь? — сказала она, обращаясь к Лютому.
— Вижу. Но при чем здесь я?
— Просто пойми. Пойми нашу боль. Те, кто был убит в этой войне, возродятся снова. Их души остались бессмертными. Илльф не возродятся. Зеленый огонь пожрал их души. Их больше нет. У нас нет ничего — ни родных, ни родины. Мой отец погиб там, возле Эллиар… Мать забрал Зеленый огонь. А я стояла и смотрела, как он убивает Аллирил. Как убивает мою мать. — Девушка посмотрела Ому прямо в глаза, и он невольно залюбовался ее чистым, как родниковая вода, взглядом. — Я хочу, чтобы последние илльф жили. И хочу, чтобы жили люди. Нам надо быть вместе. Мы должны верить друг другу.
Из леса донесся тоскливый вздох. Словно там, за черными стволами, томилась чья-то мятущаяся душа.
— Хорошо, хорошо, — торопливо согласился Лютый. — Я попробую верить, уговорила. Но сейчас давай уйдем.
Опытный воин, он не трусил, но понимал: втроем не справиться с неведомым злом, глядящим из Аллирила. Сейчас не время взваливать на себя еще и борьбу с тварями, поселившимися в эльфийском лесу. Хотя рано или поздно придется браться за его очистку, для того чтобы осмелевшие сущности не двинулись
