Он сосредоточился, ловя мои мысли. Монаде нравилось творить. Может, в Монадах Хаоса было что-то от Мыслей Тварца, самосозидающих сущностей, любое движение которых является Творением.
Я представил восточный дворец. Во всех деталях. С круглой стеной и башенками, с парками и садами, с длинными коридорами и огромными залами, с изящными статуями и странными рисунками, с маленькими храмами внутри, посвященными восточным богам, и кабинетами, где ученые старцы растолковывают молодежи тайны небесных светил и загадки Святых Писаний, с фонтанами и павлинами. Я старался добавить как можно больше подробностей, вплоть до трещинок в стенах. Мальчишка радостно впитал мое представление, и Монада в нем зашевелилась.
В небе над нами выросла стена. Она росла кирпичик за кирпичиком, обмазываясь цементным раствором и покрываясь известью. Башенки луковицами воздвиглись над стеной. Затем наступила очередь парков с густолиственными деревьями, но этого я не видел, лишь знал, что Монада приступила к их созданию. Сложному и продолжительному созданию, где каждой детали, каждой прожилке на листе надо уделить внимание. Вампиреныш напрягся, его тело дрожало. Я кивнул Ахесу. Пора. Монада выплескивает Силу на создание величественных объектов, сосредоточив свою энергию так, что тело мальчишки перестало воспринимать воздействия из внешнего мира, стало простым бесчувственным передатчиком. Я взялся за плечи мальчика и повернул его, чтобы Ахесу было удобнее вонзить иголку. Игла вошла в живот мальчишке целиком, а он и не вздрогнул, поглощенный моим образом. Я продолжал воображать замок, не позволяя себе прерваться. Если Монада застанет нас за тем, что мы делаем, не помогут ни Повиновение, ни эликсиры, ее воля сотрет нас вместе с собой. Этого бы мне не хотелось.
Внутри клюки была сложная система алхимического преобразования, но по сути своей это был шприц, вытягивающий из вампиреныша кровь Золтаруса. Серебристо-золотистая кровь набиралась в клюку. Скоро я выделю Кровь и смогу вылечиться!
Ахес вытащил иглу и отступил на шаг назад. След от укола затянулся сам собой. Монада продолжала творить. Я вздохнул. Напряжение, которое сопровождало меня с того момента, как я высадил Магистра и упырей на холме, покидало меня. Теперь все. Теперь я покончу со своей болезнью. И вернусь в родную Долину. И посмотрим, что скажут Старейшины. Посмотрим, что они скажут мне, обретшему невиданную Силу.
Монада создавала сад с хризантемами, когда стены начали рушиться. Кирпичи падали прямо на нас. Мальчишка замер, не веря в то, что происходит. Но его неверие не обратило разрушение вспять! Рядом упал первый кирпич, а Монада негодовала. Она не верила в происходящее, отказывалась верить, но бытие непослушно ускользало от нее и утверждало свою самостоятельность, свое есть в разрушении стены.
Я успел увидеть, как расширились глаза Ахеса. Он попытался что-то сказать, его рука начала становиться песком, захватывая ветер…
Мощный удар отшвырнул Ахеса к холмам Грусти. Он пролетел это расстояние так быстро, что я не успел удивиться. В удар была вложена не только физическая, но и магическая сила. Длинная рука, на которой покоился огромный кулак, тянулась из бока мальчишки, обиженно смотрящего в небо, в котором разрушалась его постройка. Я часто заморгал. Что происходит?!
Не теряя времени, я рванул браслет с левой руки. Это взорвет все пузырьки в теле вампиреныша и обратит чары в крови на смертельные заклятия. Это убьет мальчишку сразу, а лишенная носителя Монада незамедлительно покинет Равалон, как будто ее и не было.
Ничего не произошло. Мальчишка продолжал смотреть на небо, Монада в нем ярилась, обращая бытие в небытие, а небытие в бытие, но только в себе, не снаружи. Вслед за рукой с кулаком из бока полезла вторая рука, обыкновенная. Появились голова, плечи, торс. Золтарус торчал из бока восьмилетнего вампиреныша и изучающе рассматривал меня лиловыми глазами без зрачков. По пурпурным губам скользнула снисходительная улыбка.
«Его волосы», — подумалось мне. Роскошная шевелюра исчезла, остались короткие и слабо светящиеся волосы. От этого почему-то становилось страшнее.
— Видимо, — сказал бог-упырь, протягивая мне руку с пузырьками и декариновым пульсаром, — это твое, Чистый.
Я попытался бежать. Но страх пронзил меня насквозь, копьем ужаса пригвоздив к земле. Что же он такое, упыриный бог? Как он выжил, пропущенный по кусочкам через Силу Монады Хаоса, потерявший почти всю свою кровь? И почему Монада до сих пор ничего с ним не сделала?! Почему?!
Мой идеальный план разрушался, как стена над нами. Уже шел град из кирпичей. Я в любой момент мог быть погребен под ними. Передо мной находился бог-упырь, неторопливо выбирающийся из мальчика. Я должен бежать. Я должен спасаться. Кровь Золтаруса у меня уже есть, почему я до сих пор здесь? Почему?!
Золтарус выбрался почти весь, только стопа его еще оставалась в Монаде. Он улыбнулся, глядя на вампиреныша. Монада наконец-то посмотрела на бога-упыря. Нет, не Монада. Восьмилетний мальчишка, носитель Монады. Монада ушла, потому что мальчик умер. Умер, хотя еще и не знал об этом. Знал Золтарус. Он согнул ногу и с усилием опустил на землю. И уже не его тело выбиралось из вампиреныша, а вампиреныш погружался в его тело. Я увидел отчаяние в мертвых глазах мальчика, прежде чем они исчезли в ноге Золтаруса.
— Я уже думал, что я умер, Чистый. — Золтарус бросил пузырьки и пульсар в яму. — Я уже обрадовался. Но потом я подумал, почему я радуюсь, если я мертв? Почему я думаю, если умер? Значит, я не умер. Это разочаровывает… Почему и ты не смог убить меня, Чистый?
Что я мог ответить ему? Меня трясло.
— Почему меня не могут убить? Почему я вынужден жить, когда не хочу? Слышишь, Чистый? Ответь, если сможешь. У меня голова начинает болеть.
Он внимательно посмотрел мне в глаза и расхохотался.
— Низкая душонка! Хочешь жить вечно? А знаешь, что за расплата ждет тебя? Проклятье, я снова задаю вопросы! Это из-за тебя, Чистый! Ты не убил меня! Тут вообще может хоть кто-нибудь меня убить?!
Я мог бы ему сказать, что рядом есть орудие, которое лишит его жизни. Но язык словно онемел и не двигался.
— Никто, — решил Золтарус. — С меня довольно. Достаточно боли на сегодня. Боль, нескончаемая боль! Боль, от которой умер бы любой смертный, и не один! Но я — я! — не умираю! Хватит с меня боли! Возрождаться при помощи трансформы Феникса я больше не желаю! Слышишь, Чистый? Ты будешь первым. Первым, кто вернет мне каплю моих Сил!
Трансформа Феникса? Я никогда не слышал о такой. Чья это Сила Крови?
— Этого клана давно нет, Чистый. — Он читал мои мысли еще легче, чем я мысли простых смертных. — Этот клан был первым, самым первым кланом Живущих в Ночи, которые владели своим разумом. Прайд Диких, в котором я появился на свет. Его уничтожил Вестник богов, когда меня не было рядом. Их Сила Крови позволяла воссоздавать себя, убитых, из своей крови. Даже Неуничтожимый Огонь не мог сжечь их кровь. Могущественная Сила Крови. Я тогда был в расцвете сил, и мой Дар был велик. Но Вестник…
Он забрал их кровь и отнес в Небесный Град, где она не была такой реальной, как в Равалоне. И мой клан, мой первый клан погиб. Осталась только их Сила Крови, трансформа Феникса. — Он задумчиво оглядел меня. — И ведь ты должен понимать, насколько она велика в моем случае? Должен понимать, что и одной капли мне хватает, а в мальчишке этих капель было много. То, что было внутри мальчишки… Оно пришло Оттуда, Где Все… Я не знаю, что это значит, это нечто от золота и серебра… Но оно было похоже на меня. Я задал ему все вопросы… И оно сбежало, не в силах терпеть. Да, мы похожи. — Золтарус оскалил клыки. — Впрочем, и ранения, что я нанес мальчишке изнутри, тоже подтолкнули ее к уходу.
Он протянул руку и взял меня за горло.
Я внутренне сжался. Кто-нибудь! Помогите! Ахес! Сельхоф!
— Трус, — сказал Золтарус. — Ты просто трус. Ты даже не можешь умереть без страха.
Да потому что все боятся умереть! Все страшатся смерти, проклятый ты бог! Ведь никто не знает, что действительно ждет нас в Посмертии! Мы можем только верить! Верим — и страшимся все время! Потому что мы — смертные!
— Это может быть правдой. Нет ничего хорошего в смерти. Но бояться ее — значит признавать за ней
