Убрал стрелу в колчан, без слов показывая, что он думает о подобном противнике.
Злодейские его брови приподнялись, придавая породистому лицу выражение недоброе и неуловимо тревожащее.
— Кикути, конечно, надо истребить, как вышедший из-под контроля вирус, — размышлял вслух с той привычной насмешливостью, которая вечно не давала окружающим понять, шутит он так или говорит всерьез. — Но я еще не настолько забыл самого себя, чтобы убивать беспомощных младенцев.
Один из самых, без преувеличения, жутких людей Аканы отвернулся. Была прямая узкая спина его, точно ночной кошмар, медленно отдаляющийся за заботами дня. Асано уходил прочь, боевым длинным луком раздвигая цветущие травы. Бросил через плечо:
— Если я когда-нибудь настолько себя позабуду… Ты, Неко, взрослей поскорее. Пока такие задачи тебе не по плечу.
Тимур лишь сейчас начал дышать. Сглотнул с явным трудом. Мысленно повторил услышанное.
Подавил неуместное желание запустить в удаляющуюся спину чем-то таким… С плеча, в общем. Чтоб этот мерзавец Асано не нависал больше над ними, точно занесенный для удара клинок.
У края поляны Акира остановился. Сдернул сеть, под которой бестолково и как-то потерянно затанцевало скопление солнечных зайчиков. Советник Асано склонил на мгновение голову, кошачьи брови печально опустились. Жест памяти и почтения.
— Выше гор, крепче скал верность твоя господину.
Син, понял Тимур. Они же служили вместе. Тогда, еще при дворе Садао. Два самурая Кикути, выбравших две такие разные дороги. Несколько минут господин советник и новорожденный ками разговаривали о чем-то, неслышном для окружающих. Акира опустился на колени, коснулся не обретшего пока постоянной формы и аватары существа. Застыл, точно потерявшись в памяти и свете.
А потом, так и не сделав напоследок ожидаемой Тимуром гадости (четвертый — бьет по площадям!), этот-мерзавец-Асано вышел из сайта. Просто растворился без следа в полуденном зное.
Какое-то время Неко не верил. А когда получил из ставшей вдруг полностью открытой Сети подтверждение, чуть не упал под тяжестью навалившейся усталости. Медленно, неуклюже повернулся к Кимико.
Она ничего не заметила. Она вообще была не здесь. Там, глубоко в Сети. В многослойных, безграничных, безмерных тенетах Великой Паутины.
Бабочка-профиль расправляла крылья. И, великие ками, как, как можно вместить подобное в одно лишь сознание, один только разум?
Божественные приложения были везде. Начало всех сетей, база всех программ, основа всех врат. То, что столь небрежно называли Протоколами Кикути, составляло, по сути, каркас любого аканийского закона, будь то конституционное положение о равенстве разума или же губернский циркуляр об очистке спамовых фильтров. Владыка Кикути становился немым свидетелем коммерческих договоров, брачных контрактов, клановых соглашений. Гарантом клятв и присяг. Последним, недоступным судьей, что стоит вне системы и одновременно является определяющей ее частью.
В архивах, профилях, аватарах. В протоколах действий и должностных инструкциях. В структурном программировании ками, во имя всего разумного! Заключенные века назад соглашения между древними ари и Кикути Нори вписаны были в сам изначальный код реальности — и паролем к доступу являлся разум правящего владыки.
Тимур смотрел расширившимися, потерявшими способность видеть и воспринимать информацию глазами. Смотрел на водоворот слетающихся со всей Паутины запросов, откликов, подтверждений. А крылья раскрывались и раскрывались, уходили все дальше, все тоньше, все глубже. Он представил, что, должно быть, творится сейчас «на рубежах», как взметнулся пыльцою бабочки царящий там свет. Но зачем представлять? Вот он, свет, в Акеми, в Кимико, расплескался от их фигур, превращая их во что-то…
Это как разделяющаяся цепочка ДНК. Как выстраиваемый согласно неведомому коду новый организм.
Иной. Непостижимый. Качественный скачок.
И — видением, мороком, новой информационной волной —
Жестким каркасом, опорой в реальности — хранимые избранными провайдерами узлы, о существовании которых обыватели толком даже не знали. И другие, не столь мощные, но бесчисленные — впаянные в стены, одежду, мебель, в живые человеческие тела — мириады сенсорных точек.
С другой стороны — люди. Все, от мала до велика. Все дети Аканы. И каждый из них — распахнутые в иной мир врата. Каждый — божественные, уводящие в мир духов и идей тории.
Ключ? Ключом на его глазах становилась Акеми. Ключом
И прижимали этот ключ к груди сильные, властные материнские руки.
Тимур медленно пошел вперед.
Остановился перед ней. Перед ними обеими. Его жена — а в эту минуту вдова Нобору смотрела в сетевые бездны невидящими глазами. Но вздрогнула, напряглась, когда легли поверх ее запястий шершавые от мозолей ладони Тимура. Тот лишь подался вперед, обнял женщину, прижал к себе. Так, чтобы девочка, владычица Кикути, оказалась между ними, удерживаемая обоими.
Урожденная Фудзивара моргнула. Встретила его взгляд поверх головы дочери.
— Госпожа моя, — мягок, очень мягок был его голос, — двери нужно открыть.
Поначалу затерявшаяся в глубинах бушующей в ней информации Кимико не поняла, о чем он говорит. Затем, взмахом заслонивших мир крыльев, пришли к ней отчеты от профиля-бабочки. Черные глаза широко распахнулись. Тут же сузились, полыхнули пониманием, шоком, анализом. И — осторожностью. Тимур почувствовал инстинктивную реакцию попытавшегося отстраниться от него тела. Сжал руки. Молча ждал.
— Супруг мой. Вы правы, но — сейчас?
— Сейчас.
— Акана не готова. Нас застанут врасплох.
Уголок его рта дрогнул в невеселой улыбке.
— В этой подготовке я помогал Нобору с первого дня своего в коалиционном правительстве. А после смерти его — взял ее на себя. Корабли на орбите находятся под нашим контролем. Батареи защиты обновлены и усилены. Планы действий и приказы готовы, осталось лишь представить их на рассмотрение совета — а коллеги мои, если прижать их по-настоящему, принимают решение очень быстро. Врасплох застанут — но не нас. Госпожа моя…
Канеко Тимур смотрел, смотрел в бездонные эти глаза.
— Не только из-за Надежды. Но — ради нее. Сейчас. Прошу вас.
И в бездонных, непостижимых очах отражением света мелькнуло согласие.
Тимур прижал ее — их обеих — еще крепче к своей груди. Руки, удерживающие Акеми, сомкнулись. Разумы, баюкающие молодую владычицу, разумы ее родителей, опекунов, тех, кто имел право принимать подобные решения, потянулись к божественному профилю. Так просто. Так оглушительно просто. Один приказ.
И тайные программы, до сего мига спрятанные в глубинах Сети, коснулись Паутины.
Это не было древними, вросшими в саму землю Аканы системами, которые почти два года назад взломал божественный Нобору. Нет, те, повинуясь приказу владыки, запустили цепную реакцию самоуничтожения. Они стали своим собственным вирусом, выследили в Сети любые приложения со сходной функцией. Пожрали их и самих себя, да столь основательно, что расплавилось даже поддерживающее в реальности оборудование. Так уничтожены были якоря. Так пали навигационные маяки.
То, что Нобору создал вместо них и оставил дожидаться своего часа, было в какой-то степени основано на древних программах. И в то же время являлось настолько новой, качественно другой ступенью развития, что некорректным казалось любое сравнение. Технологии совершенно иного порядка.
Творение Нобору существовало в Сети, только в Сети, оно даже
Гениальное творение Кикути Нобору было активировано прикосновением его дочери. Величественно
