Отрок. Внук сотника (Часть 1-2)

серебряное зеркальце, найденное летом в вещах погибшей язычницы. Дед, разумеется в самых язвительных тонах, поинтересовался, не рано ли внуку девкам подарки таскать, но выслушав рассказ о том, как Юлька его лечила, молча полез в свои закрома и вытащил зеркальце.

— Только не суй как-нибудь, поднеси с почтением, с вежливыми словами, чтоб не подумала: откупаешься, мол, чтоб должником не быть. Понял?

— А если брать не захочет?

— Чтоб девка, да от зеркала отказалась? Кхе! Дите ты еще, Михайла!

— Она — с норовом…

— А лекарке иначе и нельзя! Иди, иди, не бойся, примет она твой подарок.

Обычный для жилья лекарки запах сушеных трав сегодня почти не чувствовался — тетка Настена варила в объемистом горшке что-то чрезвычайно вонючее, у Мишки, вошедшего со свежего воздуха, даже дух перехватило. Креститься тут было не на что, и Мишка по языческому обычаю поклонился очагу.

— Здрава будь матушка Настена, здравствуй Юля!

Только поздоровавшись, Мишка понял, что пришел, похоже, не вовремя. Юлька, явно чем-то крепко расстроенная, зло толкла в ступке нечто, наверняка, лекарственное, глаза и нос у нее покраснели, то ли от смрада, стоявшего в избе, то ли от просившихся наружу слез. Судя по нахохленному виду, скорее всего, имела место вторая причина. Мишка даже хотел было повернуться и уйти, но Настена уже ответила на приветствие и пригласила проходить.

— Ну, Михайла, поправился?

— Да, тетя Настена, спасибо Юле, чуть не с того света вытащила!

— Вот! — тут же подхватила Юлька, видимо продолжая начавшийся до мишкиного прихода разговор. — А ты говоришь: «не надо».

— Не «не надо», а рано! Всякому знанию свое время! Нинея совсем, видать, из ума выжила — ребенка такому учить!

— Сама не можешь, вот и злишься!

Хорошо, что у Настены в руке в этот момент оказалось полотенце, а не что-нибудь посерьезнее, впрочем и оплеуха влажным полотенцем тоже удовольствия Юльке не доставила.

— Тетя Настена! — Мишка счел своим долгом вмешаться. — Поздно уже, обратно-то не разучится! Да и я бы помер, наверно. Не надо ее ругать.

— Да не о том речь! Она же теперь надо и не надо это знание в ход пускать будет, загубит себя!

— Да что я, дура что ли?

— Все равно не удержишься! Ты — лекарка природная, не стерпишь, если больной умирать у тебя на руках будет!

— Тетя Настена, может я ее к Нинее свожу? Она, наверно, может зарок на нее наложить до какого-то возраста?

— Не поеду! Ишь чего придумал! — Взорвалась криком Юлька. — Сам вылечился, а о других не думаешь?

— Нет, Миня, не надо. — Настена расстроено вздохнула. — Зарок я и сама наложить могу… Думаешь, мы из-за чего с утра лаемся? Из-за этого самого.

— Не дается?

— Попробовала бы — Настена невесело усмехнулась. — Мала еще мне противиться! Но нельзя с нами против воли — силу можем потерять, а у нее силы будет, как подрастет, побольше, чем у меня, а может, побольше, чем и у Нинеи. Шестое поколение выращиваем, жалко такую работу испортить.

«Блин! Они что же, еще и евгеникой балуются? Выращивают людей с заранее рассчитанными способностями? Двенадцатый век. Охренеть! Вот почему про Юлькиного отца ничего неизвестно — специально „производителя“ подбирали, где же это, интересно, генеалогические таблицы ведут, в каком исследовательском центре?»

— Юль, а я тебе подарок принес — Мишка решил сменить тему разговора. — Ты только не подумай, что откупаюсь. Я твой должник до конца жизни, просто хотел тебе приятное сделать.

— Ах! Мама, ты глянь!

«Прав был дед Корней, девка она и есть девка, хоть и „селекционного производства“. Все неприятности мгновенно забыты, ступка с лекарством — тоже, все внимание на собственное отражение в полированном кружочке серебра».

— А не слишком ли дорогой подарок, Миня?

— Не дороже жизни, тетя Настена!

— Так, значит, думаешь? И насчет долга до конца жизни не для красного словца ляпнул?

— Не веришь? Возьми с меня клятву или зарок наложи.

— Не нужно, ты сам себе зарок. — Настена поколебалась, о чем-то раздумывая. — Ну, если такое дело, садись, разговор к тебе есть.

Юлька тут же встрепенулась:

— Мама, не надо!

— Молчи! Смотри и слушай внимательно, вникай, как тебя Нинея учила. Не каждый день увидишь, как из мальчишки мужчина проклевывается!

— Мама! Рано ему еще! Не надо!

— А тебе не рано было? О чем мы с тобой с утра сегодня талдычим? Тебе не рано, а ему рано?

«Ой, о чем это они? Вроде бы, не про секс… А как еще из меня мужика сделать можно? Какой-нибудь обряд языческий? Чего Юлька испугалась? И почему я — сам себе зарок? Блин! Ну что же это я все время во что-то влипаю?»

— Михайла, — спросила Настена — ты когда в Ратное вернулся?

— Вчера, с отцом Михаилом.

— Так он что, живой?

Лекарка даже не скрывала удивления, видимо ожидала, что отец Михаил живым из Нинеиной веси не выберется.

— Да, живой, а что?

— Ну видишь, мама? — Тут же воспользовалась паузой Юлька. — Не надо, есть еще время!

Настена отрицательно покачала головой.

— Уже начали, отменять не будем.

Внимательно глядя на дочь, Настена негромко, но очень раздельно произнесла:

— Сосредоточься, ты Михайлу чувствовать уже научилась, сейчас будешь мне говорить: когда он точно вспоминает, когда — нет. Слушай внимательно, ищи объяснения — наши, лекарские, которых Михайла не знает.

Настена еще немного поглядела на Юльку, словно убеждаясь в том, что та настроилась должным образом, потом повернулась к Мишке.

— Поп с Нинеей встречался?

— Да, она его чуть не убила.

— Как он спасся? Знаешь?

— Мне показалось, что это я помешал. Нет, не показалось, Нинея потом сама сказала, что я вовремя встрял.

— Рассказывай подробно, Юля, внемли, у него пока еще воспоминания свежие, потом потускнеют, ничего не поймешь!

Мишка прикрыл глаза, стараясь восстановить не только зрительные образы, но и воспоминания об ощущениях и чувствах, хотелось помочь Юльке, да и самому было интересно. Начал медленно говорить:

— Они встали друг против друга, Нинея рукой вот так сделала… А он за крест взялся…

— Что ты почувствовал? Ведь почувствовал же?

— Это словами не объяснить.

— Говори, как получится, Юлька поймет.

— В общем, вместо двух человек, как бы один сделался и это была Нинея… почти. От отца Михаила