— Спать, надо спать…
— Не надо! Все уже! У нас получилось!
— Что? Ой, Юлька, ты чего?
— Получилось! Демка жить будет!
— Да? А чего тогда дерешься? Ну вот, то бьет, то целует. Все же хорошо?
— Все хорошо, только ты не просыпался никак. — Юлька выглядела «на все сто» — глаза блестят, румянец во всю щеку, Мишка же лежал на дне фургона пластом, сил хватало только на то, чтобы разговаривать.
— Так сон-то, какой приятный: сначала ты меня по морде била, а потом…
— Могу еще!
— Поцеловать? Давай, пока дед не видит!
— По морде могу еще! — Юлька воинственно сжала кулачки. — Хочешь?
— Ну, если тебе больше нечего мне предложить, согласен. Все-таки, знак внимания со стороны прекрасной дамы. Хоть такой.
— Выметайся! У меня еще дел полно.
— Ну, до чего же с тобой трудно: то бьешь, то целуешь, то зовешь, то гонишь… — Мишка попытался подняться. — Ой, Юленька, что-то меня ноги не держат.
— Хватит придуриваться, ноги его не… Минька, да ты чего?
— Пардон, мадмуазель, кажется, отъезжаю…
Все повторялось. Мишка снова лежал с закрытыми глазами, медленно выплывая из забытья, а рядом тихо звучали женские голоса, и один из них был юлькиным. Все, как тогда — у Нинеи.
— Я не поняла, мама, он какие-то слова говорил, то есть, думал… не по-нашему. Я не запомнила.
— Ничего, помнишь, я тебе про заклинания объясняла? — Второй голос принадлежал лекарке Настене. Если не понимаешь смысла, то заучивать бесполезно.
— Да, помню. Только я думала, что он силу в больное место направит, а он вдруг решил, что надо спать. Я пробовала перебороть, но он сильнее оказался. Ну… и уснули все. Сколько спали, не знаю, а как проснулась, то сразу к Демке. Смотрю, он дышит ровно, сердце бьется хорошо, и синюшность на лице пропала.
— Значит, Миня правильно решил.
— Да, только он не просыпался никак, я его еле растолкала. Он поговорил со мной немножко, потом опять что-то непонятное сказал и снова уснул. Странно как-то, мама. Я, как приехали, сама с лошади слезть не могла, ноги не держали, болело все. А после этого, как новенькая стала, хоть пляши. А он спит и спит.
— Все правильно, доченька. — Мишка по голосу почувствовал, что Настена улыбается. — Бывают такие дела, которые женщину только бодрят, а мужики после них, как медведи осенью, норовят спать завалиться.
— Какие дела?
— Вырастешь — узнаешь.
— Мама!
— Не кричи на мать! Словами этого не объяснить, надо самой попробовать.
— Чего попробовать? А-а, ты про это самое… так мы с Минькой только за руки держались!
— А были одним целым. Ближе не бывает. Вы с ним теперь…
— Кхе! — Не узнать голос деда было невозможно, даже с закрытыми глазами. — Настена! Ты парня- то моего перед отъездом посмотрела? Как он?
— Правая рука сломана ниже локтя, но срастется, я думаю быстро. А остальное не страшно, полежит несколько дней и все.
— Ну, слава Богу. — дед облегченно вздохнул. — А Андрей?
— А вот ему — лежать! — Голос Настены построжел. — Ногу не бередить, повязку два раза в день менять. Я приходить буду, смотреть. И костыли ему сделайте. Дурной он у тебя, дядя Корней, это ж надо додуматься, самому ножом железку из ноги выковыривать! Пусть Бога благодарит, если хромым не останется, а то и одноногим. Ты ему построже накажи: на костыли не раньше, чем дней через десять, и то, если все хорошо обернется. В общем, посмотрим, я каждый день наведываться буду.
— Ага, вот, значит, как. Понятно. Ты, Настена, дочку похвали, всех моих пацанов попользовала, Демку, так и вообще, с того света достала. Изрядная лекарка растет! А это тебе, девонька, от меня, держи.
— Ой, Корней Агеич, не надо… — Похоже, Юлька получала гонорар впервые в жизни. — Спасибо, я бы и так…
— Кхе! Бери, бери, заслужила! Знала б ты, какой камень у меня с души сняла! Чуть не десяток битых пацанов посреди леса, и ехать нельзя. Да! Михайла тебе в Турове какой-то подарок припас, забыл, наверно, сразу отдать — не до того было.
— А какой подарок?
— А вот и не знаю! — дед откровенно поддразнивал Юльку. — Сам поднесет, тогда увидишь! А это вот — тебе, Анастасия Микулична, за изрядное воспитание дочки. Мне бы так ратников кто воспитывал, так моя сотня тысячи стоила бы!
— Благодарствую, Корней Агеич! А за Демьяна внука благодари, это он придумал, как правильно лечить надо. Не прост у тебя внучок-то, дядя Корней. А?
— И не говори, Настена, я, иногда, и не знаю даже… вот, опять! — Игривость в голосе деда сменилась недоумением. — Ну, кто его лекарскому делу учил? Слушай, а долго он еще дрыхнуть будет?
— Пусть поспит, ему сегодня тоже досталось.
— Да уж! Видела б ты, как его выворачивало… но шесть татей упокоил! Одного, так и вообще, ножом. Лисовинова кровь! Кхе! Ну, ладно, пойду я. Подарки-то не только от меня, все пацаны тебе, девонька, кланяются. Ты теперь у Младшей стражи, вроде, как святая заступница. Все за тебя — горой! Кхе! Что-то заболтался я с вами…
Дед все никак не мог уйти, что-то его держало около фургона.
— Ты это… Настена, ты с Татьяной разговаривала?
— О чем?
— Кхе! Да кто ж знает? Она ничего такого не говорила?.. — Дед умолк, Настена тоже молчала, видимо ждала пояснений. — Ну, — наконец решился дед — что мы земляков ее, того, побили. Может, кого из родичей опознала?
— Нет, не говорила, да и не смотрела она на покойников.
— А, ну тогда ладно… пошел я.
С третьей попытки дед, все-таки, ушел. Наверно услышал, то, что ему было нужно.
— Ну что, Михайла, наслушался? — Насмешливо произнесла Настена. — Давно же не спишь!
— Что ты, тетя Настена, — Мишка неохотно разлепил глаза. — Я только что…
— Минька!!! — Тут же ощетинилась Юлька. — Подслушивал?!
— Ну да! Очень надо мне.
— Ага! Мама, ты знаешь, что этот дурень учудил? Меня с души воротит, на ногах не стою, только и могу, что на животе лежать. А этот умник подходит и спрашивает: «Каши хочешь?»
— Ха-ха-ха, ой, Минька, уморил! — Могучая грудь Настены подпрыгивала от смеха так, что видно было даже под полушубком. — Что? Ха-ха-ха, так и спросил?
— Ага! Хи-хи-хи. — Юлька скалила передние зубы, как белка. — Как раз, говорит, поспела!
Мишка почувствовал, что краснеет. История, действительно, получилась дурацкая. Но Юлька, язва такая!
— Хи-хи-хи, я пятнадцать верст тряслась…
— И, как раз, ха-ха-ха, к каше! Ой, не могу, ха-ха-ха!
