Отрок. Бешеный Лис (Часть 3-4)

— Тетя Настена, Юля — под полог просунулась перевязанная физиономия Матвея — вы есть хотите? Каша, как раз…

— Га-ага-га!

Теперь ржали уже все трое. Мотька недоуменно уставился на смеющихся, пытаясь, видимо, сообразить: что ж это он такого смешного сказал.

— Ох, ха-ха-ха, не могу, — Настена тряслась от смеха так, что билась спиной о стенку фургона — вы что… ха-ха-ха, сговорились?

— Кормильцы! Хи-хи-хи, кашевары! — Дискантом вторила матери Юлька.

— Мотя, гы-гы, не слушай… ох, блин, не слушай их, неси…. пока… ха-ха-ха… пока не остыла.

— Вы чего? — Мотька тоже было начал неуверенно улыбаться, но помешала раненая щека.

— Мотька, ха-ха-ха… — Настена дрожащей рукой попыталась утереть выступившие слезы. — Перестань…. помрем со смеху!

У задней стенки беспокойно зашевелился и тихо простонал Демка. Смех мгновенно утих, и Настена с дочкой склонились над раненым.

— Мотя, не обращай внимания, просто случай смешной вспомнили. Неси кашу, Юлька с утра не евши.

— Ага, сейчас. Минь, с тобой десятник Лука чего-то поговорить хотел.

* * *

На улице уже стемнело и рыжая борода десятника Луки светилась в отблесках костра, как глаз светофора. Во внешности лучшего лучника Ратнинской сотни отчетливо проявлялись черты предков- викингов: рыжими были не только волосы и борода, но даже брови и ресницы, глаза были светло-голубыми, а сам Лука высок и широк в кости. Своей скандинавской родословной он, похоже очень гордился и специально ее подчеркивал — волосы носил длинные, до плеч, а длиннющие, опускающиеся до груди усы, заплетал в косички.

— А-а, Михайла! — Лука сидел вместе со своим десятком около костра, возле его ног Мишка увидел на снегу три окровавленных болта с поломанными перьями. — Ты поел? А то, у нас еще осталось.

— Спасибо, дядя Лука, поел.

«Это ж он из покойников мои болты вытащил. Специально ходил, смотрел. Не зря дед его хвалит — настоящий профессионал».

— А скажи-ка, Михайла, — десятник поднял со снега мишкины болты — зачем ты перья из дерева делаешь? Они же ломаются.

— А из чего делать?

— Из кожи не пробовал? Если кожу правильно выделать, ничуть не хуже будут, и не сломаются.

— Не думал, как-то, — Мишка пожал плечами — надо будет попробовать, только я кожу выделывать не умею.

— Ничего, другие умеют. Расскажи-ка ты нам… да ты садись, чего стоять-то? Расскажи-ка ты нам, Михайла, как ты из своей игрушки шесть татей в бронях положил?

— Пять. Одного я ножом, Петька помог.

— Да? Это, который из вас?

— Тот, что в село приехал.

— А, ну ладно, пускай будет пять. Понимаешь, парень, даже хорошему лучнику положить в бою пять ворогов в доспехе — редкая удача. Не всякая стрела не всякий доспех пробивает, и ворог не стоит и не ждет, когда ты его продырявить соберешься. Он, вражина, наоборот…

«Поехали… Всем хорош мужик, и десятник отличный, и лучный мастер, и умен, но говорливый, как магнитофон. Не даром же кликуха — Говорун. Вообще-то, для потомка викингов, черта не характерная… Хотя и у них были скальды — песельники-сказочники. Сейчас он мне все расклады стрелкового боя в красках опишет, еще какое-нибудь лирическое отступление сделает, случай поучительный из собственной практики приведет, а потом только я вопрос услышу. Послушать его бывает интересно, а часто и полезно, но только не сегодня. Ночь уже на дворе, почти».

— …А было против вас четырнадцать лесовиков. — Продолжал свой монолог Лука. — Засады они делать умеют, из лука белку бьют так, чтобы шкурку не испортить, да еще все в бронях. Как же это ты их?

— Первых двух просто было — почти в упор. — Принялся объяснять Мишка. — Потом мы с Петькой…

Слушали внимательно, хотя большинство в девятом десятке и составляли уже матерые, опытные мужики, прошедшие ни одну сечу. Мишка даже почувствовал себя кем-то вроде экскурсовода — «Посмотрите направо, посмотрите налево» — когда вслед за его жестами все головы поворачивались туда, куда он указывал. Вроде бы, рассказал все, но лука не успокаивался:

— Так! А теперь поподробнее. Как ты, все-таки, уложил того лучника, он же тебе, поначалу, высунуться не дал. Что ты тогда сделал?

— Лежа, из-за саней выстрелил.

— Лежа?

«Ну да, ты же в нашей армии не служил, ползать на брюхе тебя не заставляли, а из лука бьют только стоя или с седла».

— Допустим, это — сани. — Мишка указал на свернутую попону, на которой сидел Лука. Я за ними спрятался и…

— Погоди! — Прервал Мишку Лука. — Какой высоты была поклажа?

«Дотошный, как налоговый инспектор, но так, наверно, и надо»

— Мне по грудь было.

— Ага! Тишка, дай щит. Нет, низко, седло подставь, а на него уже щит. Да, так и держи. Давай дальше, Михайла.

— Я за поклажей спрятался, зарядил самострел…

— Заряжай. Все, как было, показывай. На вот болт, все равно испорченный.

Мишка проделал все манипуляции, потом лег на снег и высунулся из-за импровизированного укрытия.

— Вот так. Он меня, наверно не заметил.

— Нет! — Лука отрицательно покачал головой. — Такой стрелок все замечает. Но лежачего он опасным не посчитал. Все поняли?

Десяток ответил своему командиру нестройным согласным ворчанием. Мишка понял, что мужикам действительно интересно и продолжил:

— Ну, я подождал, когда он в другую сторону посмотрит, и стрельнул.

— Вот! — Лука назидательно поднял вверх указательный палец. — Лежишь себе спокойненько, никто на тебя не смотрит, тетива на защелке, держать не нужно, а как случай выпал, раз и готово! Ну, признавайтесь, перестреляли бы Мишку на месте того лучника? Чего молчите? Правильно, любого бы из вас он положил. И меня бы положил, потому что, я в его сторону и глядеть бы не стал: лежит, ну и пусть себе лежит. А потом он из-за тех же саней еще одного стрельнул, и еще одного — на полном скаку, с седла. А кто из вас, Михайла, тому, который вон там лежал, болт в глаз засадил?

«Вообще-то, в ногу, а в глаз уже Немой „пересадил“, но это все мелочи».

— Кузьма. Он только один раз выстрелить мог, ему стрела вот сюда попала и к саням пришпилила.

— Вот! Слыхали? — Лука возвысил голос, хотя его и без того слушали внимательно. — Кто-нибудь из вас, к саням пришпиленный, выстрелить может? Да еще так точно! Не можете! Так, а теперь ты, Тишка, повтори то, что ты давеча трепал про детей и игрушки. Ну, я жду!

Тихон, явно смущенный, потупился и невнятно пробормотал:

— Да, ладно, дядя Лука…

— Я жду! — Лука снова повысил голос.

— Ну, винюсь, глупость ляпнул… Кто ж знал?

— А не знаешь, так не болтай! Наказание тебе будет такое: пойдешь к Михайле Фролычу в ученики и