перекрыли для остальных рыцарей проход и бросились грабить арабские дома, но в действительности все происходило отнюдь не так. Конечно, военная добыча – дело святое, однако говорить о том, что рыцари Ордена Храма поголовно являются трусами или скупцами, не приходится. Войдя через пролом в стене в Аскалон, отряд тамплиеров не пропускал в город обычных дворян лишь из-за великой опасности, которой могли быть подвергнуты их жизни. Естественно, что рыцари-храмовники погибли все до одного (какой уж тут грабеж?), но своей доблестью сохранили основные силе крестоносного войска… которому и достались после взятия города все богатства Аскалона.
С мирянами тамплиеры общались мало, вызывая тем самым разнообразнейшие сплетни. Никто не ведал, что на самом деле происходит за незримыми стенами, отделявшими Орден от суетной действительности, но знал одно: если тебе срочно нужны деньги, ты можешь занять неплохую сумму в Тампле, разумеется, под серьезное обеспечение.
Именно такую сделку и заключила с храмовниками королева-мать Элеонора Пуату.
Свое состояние после отбытия Элеоноры к королю Ричарду Казаков обозначил маловразумительными для обитателей двенадцатого века словами «плющит и таращит».
Плющило его от обилия информации, свалившейся за сегодняшний день, а таращило по причине недавнего общения с обходительным и образованным мессиром де Гонтаром. Факт оставался фактом: мессир де Гонтар Казакову не привиделся, имелись материальные доказательства минувшего разговора (Сергей, вспомнив, специально сбегал в сад и тщательно осмотрел следы на пыльной дорожке. Две пары: одни, принадлежащие оруженосцу, другие – человеку покрупнее и имеющему бoльший размер обуви. Значит, был на самом деле).
Казаков отправился к Беренгарии – принцесса читала Святое Писание, как и положено богобоязненной благородной девице – и показал золотую маслину, сказав, будто нашел на дворе. Беренгария подивилась тщательности шлифовки, но ничего необычного в комочке драгоценного металла не обнаружила.
– Наверное, кто-то из приезжавших к Элеоноре дворян обронил, – предположила принцесса. – У нас иногда таскают с собой всякие необычные вещицы в качестве амулетов или просто памяти о близком человеке. Хайме де Транкавель, например, подарил мне…
Беренгария взяла темно-синий бархатный мешочек со своим вензелем и, покопавшись в нем, извлекла темный, грубовато обработанный камешек.
– Вот, – наваррка протянула Казакову подарок. – Это черный агат. Хайме сказал, будто выковырял его из стены своего замка Ренн-ле-Шато. Черный агат отгоняет нечистую силу, а уж коли он взят из кладки столь необычного места, как Ренн… В Лангедоке ходят легенды, будто Ренн-ле-Шато немного… как бы вам это сказать? В это можно верить или нет, я, например, верю. Ренн не только замок. Его камни живые. Словно в них удерживаются чьи-то неупокоенные души.
– Забавная легенда, – нейтрально сказал Казаков. Все эти истории с домами, обладающими собственным разумом и потаенной жизнью, ему еще в ХХ веке в зубах навязли. Отель «Outlook», замок Карлштейн в Чехии, квартира Достоевского в Питере… Ренн-ле-Шато, наверное, ничуть не лучше.
Господин оруженосец, повертев черный агат в руках, положил его на стол рядом с золотой маслиной и тотчас отдернул руку. Камень откатился от драгоценного комочка так, будто столкнулись одноименные полюса магнитов.
– Что такое? – удивленно подалась вперед Беренгария. – Ну-ка…
Принцесса снова подтолкнула агат к ягодке, и вновь повторилось то же самое. Лежать рядом с золотом, полученным сверхъестественным путем, камень из стены Ренн-ле-Шато, хоть убей, не желал.
– Работает… – пробормотал Казаков и перехватил недоумевающий взгляд Беренгарии.
– На вашем месте, мессир Серж, – быстро сказала принцесса, – я бы эту вещицу выбросила. Мало ли что на дороге валяется. Если вам жалко, я обменяю ее на какую-нибудь свою маленькую драгоценность – вы ее возьмете на память – и выкину сама. Черный агат, а тем более привезенный из Ренна, лгать не может. Слишком уж просто он действует.
– А я бросал эту маслину в святую воду и ничего не случилось… – буркнул Казаков и тут же понял, что сказал лишнее. Беренгария насторожилась еще сильнее.
– Зачем? – спросила она. – Обычные безделушки не проверяют святой водой. Что это такое?
– Э… Не знаю. Давайте я последую вашему совету и выброшу эту штуку. Если кто ее будет искать – нечего разбрасываться…
Голос привитого информационной цивилизацией прагматизма говорил: в золоте нет ничего страшного. Это только металл, зарегистрированный в периодической таблице элементов господина Д. И. Менделеева за номером 79 и условным обозначением Au – шестой период, девятый ряд, первая группа. Добыт, правда, путем весьма неординарным, но теория (теперь вкупе с практикой) подтверждают – холодные реакции на элементарном уровне возможны и вовсю проводятся. А тот, кто их проводит, поддается логическому осмыслению. Мессир де Гонтар лишь энергетический носитель информации. С рожей Макса фон Зюдова. А чего? Сгруппировал в должном порядке требуемое количество взятых из окружающей среды молекул и делай, чего хочешь – хоть Ленина со Сталиным, хоть Спинозу или Наполеона. Просто и ясно. Никакой магии и чудес. Но почему тогда черный агат Беренгарии, призванный отличать нечистую силу, движется? Совпадение?
Маслина отправилась в выгребную яму, бесследно канув в ее зловонных глубинах. Если кто из золотарей найдет – повезет. Или не повезет – это как посмотреть. В случае, когда все чудеса объясняются энергетическими возможностями их творца, подтверждается старинная теория, стократно описанная всеми заинтересованными сторонами, от теологов-инквизиторов до писателей-фантастов: нет злых или добрых чудес, ибо энергия нейтральна, важны лишь мысли того, кто ее использует. В свою очередь, мысль – тоже энергия, а, следовательно, не может быть доброй или злой. Тупик.
Может, не стоило выбрасывать маслину? Когда еще получишь сувенир от самого мессира де Гонтара?
…Ближе к вечеру гостей монастыря позвали обедать в общую трапезную. К счастью, преподобная Ромуальдина отсутствовала и Беренгарию пригласила спокойная худощавая монахиня лет сорока – сестра Мария, келарь монастыря, отвечавшая за хозяйство, казну и милостыню. Когда Беренгария объяснила, чем обязан заниматься келарь, Казаков мысленно назвал Марию «завхозом».
Два отдельных стола – один для монастырских сестер, другой для гостей. Монахини, согласно правилам святого Бенедикта, кушают молча, специально назначенная чтица громко декламирует какие-то душеспасительные тексты на латыни, обязательная молитва перед трапезой… Еда, впрочем, роскошная и горячая. День сегодня не постный, а посему подано изрядное количество хорошо приготовленного мяса (Казаков долго привыкал в Нормандии к репейному маслу, весьма противному на вкус. На Сицилии все жарили на оливковом – здесь маслобойни встречались через два дома на третий). Копченая птица, неизменная рыба, овощи… С чем здесь особо любили возиться, так это с пирогами. Выбор гигантский. Похоже, монастырские стряпухи задались целью перещеголять друг друга в выборе начинки и формы своих изделий. Пироги с дичью, свининой, ягодами, фруктами. С рыбой, осьминогом, икрой кефали, мидиями, водорослями, мясом дельфина. Отдельный пирог с чесноком – сжуешь кусочек и кажется, что превращаешься в огнедышащего дракона. И все равно больше трех-четырех пирогов не осилить – Казаков по прошлой жизни привык, что пирожок должен быть маленьким, от силы с ладонь, начинка прячется в самой глубине, и то если догрызешься… А тут они здоровые, не меньше большой тарелки размером, тесто тонкое и пресное, зато внутрь всякого добра понапихано со всей щедростью.
– Вчерашний стол у Танкреда по сравнению с этой роскошью
