отвернулся, чувствуя себя одиноким и всеми покинутым. А Орик, удовлетворенно откинувшись на спинку кресла, сделал еще глоток меда и продолжил:
— В истории нашего народа было немало знаменитых гримсткарвлорс. Недаром говорят, что единственное, на что способны мы, вожди кланов, — это объявлять друг другу войну, так что все гримсткарвлорс с удовольствием позволили бы нам только этим и заниматься — драться друг с другом и не иметь ни времени, ни возможности вмешиваться в дела клана.
— Да перестань,
— Мм, — промычал Орик, касаясь лбом лба Хведры. И они снова потерлись носами.
А Эрагон вновь все свое внимание переключил на толпу внизу, которая в этот момент разразилась свистом и насмешливыми криками, и увидел, что у одного из гномов — участников состязания по метанию дротиков в последний момент не хватило выдержки, и он не только соскочил со своего
Орик скривил губы в гримасе отвращения:
— Да, пройдет немало лет, пока семье этого труса удастся смыть позорное пятно бесчестья. Мне очень жаль, Эрагон, что тебе пришлось стать свидетелем столь жалкого поступка, достойного всяческого презрения.
— Да уж какая радость — смотреть, как воин сам себя бесчестит, — согласился Эрагон.
Пока состязались три следующие пары гномов, они хранили молчание, затем Орик, схватив Эрагона за руку, вдруг спросил:
— А тебе не хотелось бы увидеть каменный лес?
— Да такого леса просто не существует, если, конечно, ваши мастера не вырубили его из камня.
Орик помотал головой. Глаза его блестели от возбуждения.
— Нет. его никто не вырубал и не вырезал из камня, но он действительно существует. Итак, спрашиваю еще раз: хочешь посмотреть на каменный лес?
— Если не шутишь… конечно, хочу!
Ух, как я рад, что ты согласился! И конечно же я не шучу! Обещаю, что завтра мы с тобой будем гулять среди деревьев из гранита. Это одно из чудес Беорских гор. Любой гость клана Дургримст Ингеитум может этот лес посетить.
На следующее утро Эрагон, проснувшись в своей слишком короткой для него кроватке под низким каменным потолком небольшой спальни с непривычно маленькой, в половину привычных размеров, мебелью, быстро встал, ополоснул лицо холодной водой и, нарушая уже установившуюся привычку, попытался мысленно связаться с Сапфирой. Но сумел прочесть только мысли некоторых гномов и животных — тех, что были поблизости. Он пошатнулся и ухватился за край раковины — такое головокружительное ощущение одиночества вдруг охватило его. Он немного постоял так, будучи не в силах ни думать, ни двигаться, потом перед глазами у него заплясали мерцающие искры. Охнув, он набрал полную грудь воздуха, потом резко выдохнул и постарался взять себя в руки.
«Мне так ее не хватало в Хелгринде и на пути оттуда, — думал он. — Но тогда я, по крайней мере, знал, что скоро вернусь к ней. Но теперь я забираюсь все дальше от нее и не знаю, когда мы снова увидимся».
Встряхнувшись, Эрагон заставил себя одеться и пошел по извилистым коридорам крепости, кланяясь по пути встречным гномам, которые в свою очередь приветствовали его, энергично выкрикивая: «О, Аргетлам!»
Орик и двенадцать гномов его сопровождения седлали во дворе крепости сильных приземистых пони, чье дыхание белыми клубами повисало в холодном утреннем воздухе. Эрагон чувствовал себя настоящим великаном среди этих низеньких, коренастых человечков, которые так и сновали вокруг него.
Орик приветствовал его и сообщил:
— У нас на конюшне есть осел вполне приличных размеров, если хочешь, конечно.
— Нет, лучше я побегу рядом с вами, если ты не возражаешь.
— Как знаешь. — Орик пожал плечами.
Когда все было готово к отъезду, к ним по широкой каменной лестнице спустилась Хведра в длинном, до полу, платье, шлейф которого волочился по ступеням. Она вручила Орику боевой рог из слоновой кости, украшенный по раструбу и возле мундштука золотой филигранью. И сказала:
— Он принадлежал моему отцу, когда он воевал под началом гримстборитха Альдхрима. Я дарю его тебе, чтобы ты всегда, каждый день, меня вспоминал. — И добавила еще что-то на языке гномов, так тихо, что Эрагон не расслышал. А потом они с Ориком коснулись друг друга лбами, и Орик, выпрямившись в седле, поднес рог к губам. Из рога донесся мощный, низкий звук, от которого по спине у Эрагона забегали мурашки; этот трубный звук все нарастал, и вскоре воздух во дворе, казалось, стал дрожать подобно туго натянутому канату на сильном ветру. С крепостной башни тут же взлетела с громким карканьем пара черных воронов. От трубного гласа рога у Эрагона забурлила кровь. И он нетерпеливо переступил с ноги на ногу, совершенно готовый незамедлительно отправиться в путь.
Подняв рог над головой и в последний раз взглянув на Хведру, Орик пришпорил своего пони и, выехав из главных ворот Брегана, свернул на восток, в сторону обширной долины. Эрагон и остальные двенадцать гномов последовали за ним.
Три часа они двигались по хорошо наезженной и утоптанной тропе, все выше поднимаясь по боковому отрогу горы Тхардур над долиной. Гномы подгоняли своих пони, но коротконогие лошадки не могли сравниться в скорости с Эрагоном, особенно когда ему удавалось бежать свободно, не встречая особых преград. Он хоть и был не слишком доволен столь медленным темпом, но от жалоб воздерживался, отлично понимая, что двигаться быстрее гномы просто не могут; впрочем, ему со всеми приходилось сдерживать свой шаг, если не считать эльфов и куллов.
Было холодно; Эрагон даже немного продрог и поплотнее закутался в плащ. Солнце еще не поднялось над Беорскими горами, и долина была погружена во влажный ледяной сумрак, хотя до полудня оставалось всего несколько часов.
Вскоре они достигли ровного гранитного плато шириной не менее тысячи футов, ограниченного справа наклонной стеной из созданных самой природой восьмигранных колонн. Дальний конец плато скрывал от взгляда колышущийся занавес тумана.
Орик поднял руку и объявил:
— Смотри, вот он, Аз Кнурлдратхн! Это и есть наш каменный лес!
Эрагон нахмурился. Как он ни напрягал зрение, ему не удавалось разглядеть среди этих скал и камней ничего интересного.
— Я не вижу никакого каменного леса.
Орик спешился, отдал поводья одному из сопровождавших его воинов и сказал Эрагону:
— Следуй за мной.
И они пошли прямо к той крутящейся стене тумана. Эрагон все придерживал шаг, стараясь не обгонять Орика. Когда они нырнули в туман, тот словно поцеловал его холодными и мокрыми губами в обе щеки. Влага прямо-таки висела здесь в воздухе; пелена ее была такой густой, что