поившего кусты папоротника, в изобилии разросшиеся у основания ствола. По ветвям древнего дерева скакали рыжие белки, а из глубин его кроны, напоминавших густые заросли ежевики, доносились громкие крики и щебетание множества птиц. На поляне, как в прошлый раз, Эрагон почувствовал присутствие чьей-то весьма настороженной души — дерево хранило в себе останки эльфа, когда-то известного под именем Линнеа, чей дух теперь управлял и ростом дерева, и всем лесом вокруг.
Эрагон внимательно осмотрел землю меж корнями, ища хоть какие-нибудь признаки спрятанного здесь оружия, но, как и в первый раз, не обнаружил ничего, что было бы достойным внимания. Подняв кусок коры, валявшийся во мху у его ног. он показал его Сапфире:
«Ну, что скажешь? Если укрепить его достаточно мощными заклинаниями, можно будет убить им солдата?»
«Солдата ты сможешь и травинкой убить, если захочешь, — ответила она. — Но уж если выходить против Муртага с Торном или против самого Гальбаторикса с его черным драконом, то ты с тем же успехом можешь вместо этой коры воспользоваться, скажем, комком мокрой ваты».
«Да, это верно». — И Эрагон отбросил кору прочь.
«По-моему, — продолжала Сапфира, — тебе не стоит валять дурака только для того, чтобы как-то оправдать совет этого Солембума».
«Да, конечно, но, может быть, стоило бы подойти к этой проблеме иначе, если я все же намерен заполучить новое оружие? Как ты сама говорила, им может оказаться и камень, и книга, и клинок. Или, может быть, посох, вырезанный из ветви этого дерева, — по-моему, это было бы весьма ценное оружие».
«Но вряд ли способное противостоять настоящему мечу».
«Да, пожалуй… К тому же я бы и не осмелился отламывать ветку, не испросив на то разрешения у самого дерева, но я даже не представляю, как можно было бы убедить его выполнить подобную просьбу».
Сапфира выгнула свою гибкую шею и посмотрела вверх, на крону дерева, потом мотнула головой и плечами, сбрасывая с себя капли влаги, которые уже успели покрыть ее чешую. Эрагон с криком отскочил, поскольку она обдала его настоящим дождем холодных капель.
«Если кто-то и попытается нанести ущерб дереву Меноа, — задумчиво промолвила Сапфира, — сомневаюсь, что он проживет достаточно долго, чтобы успеть почувствовать сожаления по поводу своего глупого, необдуманного поступка».
Они еще несколько часов бродили по поляне, и Эрагон все надеялся наткнуться на какую-то тайную щель между узловатыми корнями, где и обнаружит выступающий из земли угол сундука, в котором хранится заветный меч.
«Раз уж у Муртага есть Заррок, меч его отца, — думал он, — то и я по праву должен обладать мечом, который Рунона сковала для Брома».
«Ага, и должного цвета, — прибавила Сапфира. — Его дракон, моя тезка, тоже был синим».
Наконец, преисполненный разочарования и отчаяния, Эрагон попытался установить мысленную связь с деревом Меноа, желая объяснить ему, что он здесь ищет, и попросить о помощи. Впрочем, с тем же успехом он мог бы пытаться наладить мысленную связь с ветром или с дождем: могучее дерево никак не реагировало на его присутствие, видимо считая его чем-то вроде неприметного муравьишки, коснувшегося усиками его, дерева, сапог из толстенной коры.
Совсем опечаленные, Эрагон и Сапфира ушли с поляны, когда солнце уже касалось горизонта. Сапфира тут же полетела в самый центр Эллесмеры, ловко спланировала вниз и приземлилась на верхнем этаже того дерева-дома, который эльфы предоставили в их распоряжение. Дом представлял собой несколько шарообразных помещений, расположенных одно над другим в нескольких сотнях футов от земли.
В столовой Эрагона ждал ужин — фрукты, овощи, тушеные бобы и хлеб. Поев немного, он свернулся калачиком под боком у Сапфиры в застеленной одеялами выемке в полу, поскольку предпочитал ее общество приготовленной для него постели. Уснуть он не мог, ощущая невероятную готовность немедленно вскочить и действовать и постоянно слыша все, что творится вокруг. Сапфира, напротив, погрузилась в глубокий сон. А Эрагон все смотрел в небо, следя за движением звезд и любуясь залитым лунным светом лесом, думал о Броме, о своей матери и ее тайной жизни, и лишь ближе к утру провалился в сон, больше похожий на явь, и во сне наконец-то беседовал с обоими своими родителями. Правда, он не слышал, что они говорят, да и его собственный голос звучал весьма глухо, но каким-то образом отчетливо ощущал их любовь и гордость за него. Он прекрасно понимал, что это всего лишь видения, порожденные его душевной тревогой, его воспаленным воображением, но все равно с восторгом воспринимал их ласку и долго еще потом вспоминал и лелеял это драгоценное для него ощущение.
На заре тоненькая служанка-эльф провела Эрагона и Сапфиру по переплетающимся лесным тропкам к владению семьи Валтарос. Пока они шли под сенью высоких сосен, Эрагону пришло в голову, что город выглядит очень пустынным и тихим по сравнению с тем, каким он предстал перед ними в первый раз: им встретилось всего трое эльфов — высокие, изящные, они словно растворились среди деревьев, неслышно ступая по земле.
«Когда эльфы уходят на войну, дома мало кто из них остается», — заметила Сапфира. Эрагон кивнул.
Лорд Фиолр уже ждал их в вестибюле своего дома, где под арочными сводами потолка плавали в воздухе несколько волшебных шаров-светильников. У Фиолра было длинное, вытянутое лицо, довольно жесткое и, пожалуй, с более острыми чертами, чем у большинства эльфов; Эрагону оно напомнило копье с узким наконечником. Он был в зеленых с золотом одеждах; высокий воротник торчком стоял у него сзади, точно шейное оперение какой-то экзотической птицы. В левой руке лорд держал жезл из светлого дерева с вырезанными на нем руническими письменами Лидуэн Кваэдхи. На конце жезла сверкала блестящая жемчужина.
Лорд поклонился им в пояс. Эрагон в ответ сделал то же самое. Затем они обменялись традиционными для эльфов приветствиями, и Эрагон поблагодарил лорда за то, что тот любезно разрешил им взглянуть на меч Тамерлин.
В ответ Фиолр сказал:
— Долго Тамерлин считался самым ценным сокровищем в нашей семье; особенно дорог он моему сердцу. — Знаешь ли ты историю Тамерлина, Губитель Шейдов?
— Нет, — ответил Эрагон.
— Моей подругой была мудрая и прекрасная Наудра, а ее брат, Арва, был Всадником как раз во времена падения ордена. Наудра гостила у него в Илирии, когда на этот город, точно смерч, обрушился Гальбаторикс со своими Проклятыми. Арва храбро сражался, вместе с другими Всадниками обороняя город, но подлый Киаландри из числа Проклятых сумел нанести ему смертельный удар. И когда Арва лежал, умирая, на стенах Илирии, он передал свой меч Тамерлин сестре Наудре, чтобы та могла защитить себя. С Тамерлином в руке Наудра пробилась сквозь ряды Проклятых и сумела вернуться сюда вместе с еще одним Всадником и его драконом, но вскоре после этого она, увы, скончалась от ран, полученных в том страшном бою.
Лорд Фиолр одним пальцем погладил свой жезл, и в ответ жемчужина озарилась мягким светом.
— Тамерлин для меня столь же драгоценен, как воздух, которым я дышу; я скорее расстанусь с жизнью, чем отдам его кому-то. К сожалению, и я, и весь мой род не имеют права носить его. Тамерлин был выкован для Всадника, а мы отнюдь не принадлежим к этому славному ордену. Я хочу дать его тебе на время, Губитель Шейдов, чтобы он помог тебе в битве против Гальбаторикса. Однако меч остается собственностью нашего Дома Валтарос, и ты должен пообещать, что вернешь меч, если я или кто-то из моих наследников потребуем этого.
Эрагон дал слово, и тогда лорд Фиолр подвел их с Сапфирой к длинному полированному столу, выращенному из живого дерева. На одном конце стола стояла резная подставка, а на ней лежал меч Тамерлин и рядом — его ножны.
