Клинок был густого зеленого цвета, как и его ножны. Головку рукояти украшал крупный изумруд. Весь прибор меча и ножен был откован из вороненой стали. Перекрестье гарды украшала рельефная чеканка — надпись на языке эльфов, означавшая: «Я — Тамерлин, дарящий вечный сон». По длине клинок был такой же, как Заррок, но шире; острие более закругленное, а рукоять — тяжелее. Это было прекрасное, смертоносное оружие, но Эрагон с первого взгляда понял, что Рунона выковала его для бойца, использующего иные приемы боя, чем он сам, — этот стиль фехтования более полагался на рубящие и секущие удары, нежели более быстрая и более изящная техника боя, которой Эрагона научил Бром.
Как только пальцы Эрагона сомкнулись на рукояти Тамерлина, он понял, что и рукоять эта ему не подходит: она была слишком велика для его ладони. Он с сожалением опустил меч. Нет, Тамерлин не мог стать продолжением его руки, как это было с Зарроком! И тем не менее, несмотря на разочарование, Эрагон все же колебался, прежде чем окончательно отказаться от столь великолепного клинка. Где еще мог он надеяться найти столь же прекрасный меч? Арвиндр, второй меч, о котором упомянул Оромис, находился в другом городе, в сотнях миль отсюда.
И тут он услышал мысли Сапфиры:
«Не бери его. В бою от него будут зависеть и твоя жизнь, и моя, а значит, оружие твое должно быть идеальным. Иного тебе и не нужно. И потом, мне очень не понравились условия, которые лорд Фиолр присовокупил к своему дару».
Эрагон, более не сомневаясь, решительно положил Тамерлин обратно на подставку. Затем извинился перед лордом Фиолром, объяснив, почему не может принять этот меч, и заметил, что узколицего эльфа это не слишком расстроило. Эрагону показалось даже, что в его суровых глазах мелькнуло нечто вроде глубокого удовлетворения, даже радости.
Из дома, принадлежавшего семье Валтарос, Эрагон с Сапфирой направились по глухим закоулкам лесного города к знакомому туннелю, образованному зарослями кизила, который вел к открытому атриуму в центре дома Руноны. На выходе из туннеля Эрагон услышал звон молота, бившего по зубилу, и сразу увидел Рунону. Она сидела на скамье возле открытого кузнечного горна, установленного в центре атриума, и обрабатывала лежавший перед нею брусок из полированной стали. Что она из него вырубала, Эрагон пока понять не смог: брусок был еще совсем грубо обработан и ничего определенного в нем разглядеть было нельзя.
— Ну что, Губитель Шейдов, жив еще? — приветствовала его Рунона, не отрываясь от своего занятия. Низкий голос ее звучал хрипло, как грубые мельничные жернова. — Оромис сказал мне, что ты лишился Заррока и его забрал себе сын Морзана.
Эрагон поморщился и кивнул, хотя эльфийка даже не смотрела в его сторону.
— Да, Рунонаэлда. Он отнял его у меня во время сражения на Пылающих Равнинах.
— Хм-м… — Рунона вновь принялась колотить молотом по зубилу, потом вдруг приостановила свое занятие и сказала: — Значит, тот меч нашел своего истинного хозяина. Мне, правда, очень не нравится, для чего этот парень— как там его зовут? Ага, Муртаг! — пользуется своим мечом, но любой Всадник заслуживает приличного меча, а для сына Морзана нет ничего лучшего, чем меч самого Морзана. — Тут она наконец посмотрела исподлобья прямо на Эрагона. — Ты пойми меня правильно, Губитель Шейдов: я бы, несомненно, предпочла видеть Заррок по-прежнему у тебя, но еще больше порадовалась бы тому, чтобы в твоих руках оказался меч, для тебя и изготовленный. Заррок, кажется, неплохо тебе послужил, но он тебе не годился, не подходил он тебе, и все. И даже не вздумай упоминать при мне о Тамерлине. Это ж полная дурость — думать, что ты мог бы им владеть!
— Ну, ты же и сама видишь, — ответил Эрагон, — что я так и не взял его у лорда Фиолра.
Рунона кивнула и снова взялась за молоток.
— Вот и хорошо, — заметила она.
— Если Заррок — достойный меч для Муртага, — сказал Эрагон, — тогда меч Брома должен оказаться подходящим оружием для меня, верно?
Рунона так нахмурилась, что брови ее сошлись в одну
линию:
— Ундбитр? Почему это ты вспомнил про клинок
Брома?
— Потому что Бром был моим отцом, — ответил Эрагон и ощутил невероятную радость, потому что наконец имел полное право сказать так.
— Да неужто? — Отложив в сторону молот и зубило, Рунона вышла из-под крыши над горном и воздвиглась перед Эрагоном. Стояла она, чуть сгорбившись, — следствие столетий, проведенных в скрюченном положении над рабочим верстаком, и в силу этого казалась на пару дюймов ниже его. — Хм-м-м… Да! Похож, безусловно, похож! Грубый он был, этот Бром; говорил всегда то, что думает, и в словах не стеснялся. Мне, правда, это нравилось. А вот то, во что мой народ превратился, мне совсем не по нраву! Все какие-то чересчур вежливые стали, чересчур утонченные, чересчур изысканные! Ха! Да я еще хорошо помню времена, когда эльфы умели веселиться и сражаться, как все прочие нормальные существа! А теперь они настолько ушли в себя, что у многих эмоций не больше, чем у мраморной статуи!
«Ты имеешь в виду, — спросила Сапфира, — тех эльфов, какими они были
Рунона хмуро на нее глянула:
— Приветствую тебя, Сверкающая Чешуя! Да, я говорила о тех временах, когда эльфы и драконы еще не заключали союза между двумя народами. Те изменения, что я наблюдаю с той поры у обоих народов, даже ты вряд ли сочла бы возможными, однако они, увы, имеют место быть, и я — одна из немногих, кто еще помнит, какими и мы, и вы, драконы, были прежде.
После чего Рунона снова перевела взгляд на Эрагона:
— Ундбитр вряд ли поможет тебе решить проблему оружия. Бром потерял свой меч во времена крушения ордена Всадников. Его нет также и в оружейной коллекции Гальбаторикса, а значит, он, скорее всего, был уничтожен или же лежит где-то, засыпанный землей, среди костей тех, кто пал во время какой-то всеми забытой битвы. И даже если еще и можно найти, ты все равно не успеешь это сделать до того, как тебе вновь придется сразиться со своими врагами.
— Но что же мне делать, Рунона-элда? — воскликнул Эрагон. И рассказал ей о своем скрамасаксе, который выбрал в оружейной у варденов, о тех заклятьях, которыми усилил свой клинок, и о том, как этот короткий меч подвел его в туннелях под Фартхен Дуром.
Рунона фыркнула.
— Нет, такое оружие тебе, конечно же, не годится. Когда клинок откован и закален, его, конечно, можно защитить каким угодно множеством заклятий, но сам-то металл останется прежним. Тот явно был слабоват. Всаднику нужен меч, который способен выдержать самый страшный удар, меч, который устоит перед любой магией. Нет! Заклинания нужно произносить, пока сталь еще только плавится, и еще потом, когда ее куют, — только так можно изменить и улучшить структуру металла.
— И как же мне заполучить такой меч? — спросил Эрагон. — Может быть, ты изготовишь его для меня, Рунона-элда?
Морщины на лице Руноны, казалось, стали еще глубже. Она почесала себе левый локоть, и мощные мышцы на ее обнаженной руке напряглись.
— Ты же знаешь: я поклялась больше никогда в жизни не делать оружия.
— Да, знаю.
— Меня связывает моя клятва; я не могу нарушить ее. сколько бы сама этого ни хотела. — Продолжая почесывать себе локоть, Рунона отошла обратно к своей скамье и села перед верстаком с незаконченной работой. — Да и зачем мне это, Всадник? Скажи, зачем мне выпускать в мир
