Эрагон захлопал глазами, как всегда оказавшись в некоторой растерянности из-за ее словесных штучек, Она постучала по одной из мозолей ногтем:
— Я бы и сама, пожалуй, такую штуку сделала, вот только за эти мозоли шерсть будет цепляться, когда я стану вязать или прясть.
— А разве ты сама ту шерсть прядешь, из которой вяжешь? — удивился Эрагон; ему казалось, что Анжеле просто некогда заниматься столь нудными обыденными делами.
— Естественно! Это чудесный способ отдохнуть и расслабиться. А кроме того, откуда бы еще я взяла свитер с чарами Двалара, помогающими от бешеных кроликов, и с вывязанными на груди письменами Лидуэн Кваэдхи? Или сетку для волос из разноцветной, желтой, зеленой и ярко-розовой шерсти?
— Бешеные кролики…
Она тряхнула своей курчавой гривой:
— Ты бы удивился, если б узнал, сколько колдунов умерло после того, как их покусали бешеные кролики! Это куда опаснее и куда чаще случается, чем ты можешь себе представить.
Эрагон так и уставился на нее.
«Тебе не кажется, что она шутит?» — спросил он Сапфиру.
«А ты спроси у нее, вот и узнаешь».
«Так она же ответит очередной загадкой!»
Копьеносцы прошли, и Эрагон, Сапфира и Анжела продолжили свой путь к шатру Насуады — теперь уже в сопровождении Солембума, хотя Эрагон даже не заметил, когда этот кот к ним присоединился. Стараясь не ступать в «конские яблоки», оставшиеся после недавно проехавшей кавалерии короля Оррина, Анжела сказала:
— Итак, скажи мне: помимо твоего сражения с раззаками, не случилось ли с тобой во время твоего путешествия в Империю чего-нибудь интересного? Ты же знаешь, до чего я люблю слушать рассказы о всяких интересных вещах!
Эрагон улыбнулся, думая о тех духах, которые посетили их с Арьей. Однако же ему совсем не хотелось обсуждать с Анжелой это явление, и он сказал:
— Раз уж ты спросила, то отвечу: да, со мной случилось довольно много интересного. Например, я встретился с отшельником по имени Тенга, который живет в руинах эльфийской башни. Он владеет самой удивительной библиотекой на свете. В ней имелось семь…
Анжела так внезапно остановилась, что Эрагон сделал еще шага три, прежде чем это заметил и повернул назад. Ведьма, казалось, остолбенела, словно он изо всей силы ударил ее по голове. Солембум тут же подбежал к Анжеле и стал тереться о ее ноги, поглядывая вверх. Наконец она, нервно облизнув губы, вымолвила:
— А ты… — Голос у нее сорвался, она прокашлялась и начала снова: — А ты уверен, что его звали Тенга.
— Ты с ним знакома?
Солембум зашипел, и шерсть у него на загривке тут же встала дыбом. Эрагон даже отошел от кота-оборотня подальше, не желая испытывать на себе остроту его когтей.
— Знакома с ним? — Анжела, горько рассмеявшись, подбоченилась и воскликнула: — Знакома?! Как же! Да я с ним не просто знакома! Я была его ученицей в течение… в общем, в течение многих весьма несчастливых лет.
Эрагон никогда не думал, что Анжела сможет так легко рассказать что-то о своем прошлом, и, страстно желая узнать что-нибудь еще, спросил:
— Когда же ты с ним познакомилась? И где?
— Давным-давно и очень далеко отсюда. Однако мы с ним плохо расстались, и я много-много лет его не видела. — Анжела нахмурилась. — Вообще-то я думала, что он уже умер.
Тут вмешалась Сапфира, мысленно сказав:
«Раз уж ты была ученицей Тенги, то, наверное, знаешь, на какой вопрос он пытается ответить?»
— Понятия не имею. У Тенги всегда был какой-нибудь вопрос, на который он искал ответа. Если ему это удавалось, он тут же находил новый вопрос, и так далее. Он, возможно, успел ответить уже на сотню различных вопросов с тех пор, как я видела его в последний раз, а может быть, по- прежнему скрежещет зубами, пытаясь решить ту головоломку, которую разгадывал, когда я от него ушла.
«И что это была за головоломка?» — спросила Сапфира.
— Влияют ли фазы Луны на количество и качество опалов, которые составляют основу Беорских гор? Во всяком случае, гномы считают, что это именно так.
— Но как же это можно доказать? — удивился Эрагон. Анжела только плечами пожала:
— Если кто-то и сможет, то только Тенга. Он, может, и сумасшедший, но блеск его ума от этого ничуть не становится слабее.
«Этот человек пинает кошек ногами», — заявил Солембум, словно это давало возможность представить себе характер Тенги во всей его полноте.
И тут Анжела хлопнула в ладоши и воскликнула:
— Довольно! Ешь свое лакомство, Эрагон, и давайте поспешим к Насуаде.
18. Внося поправки
Вы опаздываете, — заметила Насуада, когда Эрагон и Анжела уселись на стулья, полукругом расставленные перед ее троном.
Там уже сидели Эльва и ее «нянька» Грета — старуха, которая тогда в Фартхен Дуре и попросила Эрагона благословить девочку. Как и в прошлый раз, Сапфира улеглась снаружи и просунула голову в специально устроенное для этого отверстие в задней стене шатра, чтобы иметь возможность участвовать в собрании. Солембум свернулся клубком возле ее головы. Казалось, он крепко спит, его выдавали лишь слабые подергивания хвоста.
Эрагон и Анжела извинились за опоздание, а затем он стал слушать, как Насуада объясняет Эльве, сколь ценны ее способности для всех варденов («Словно она сама этого не знает», — заметил Эрагон Сапфире), и просит ее освободить Эрагона от данного им обещания снять с нее чары столь неудачного благословения. Насуада сказала, что прекрасно понимает, сколь трудна ее просьба для Эльвы, но на кон поставлена судьба целой страны и разве не стоит это такой жертвы, как душевный покой одного-единственного человека, который благодаря своим особенностям может помочь спасти Алагейзию от злодея Гальбаторикса? Это была поистине великолепная речь: живая, страстная, полная аргументов, имевших целью пробудить в душе Эльвы самые благородные чувства.
Эльва, которая все это время сидела скорчившись и опустив свой остренький подбородок на стиснутые кулачки, вскинула голову и обронила коротко:
— Нет.
И никто из присутствующих не нашелся что ей возразить. Все молчали, глубоко потрясенные этим ответом. А Эльва сперва долго смотрела на каждого по очереди своими немигающими глазищами, а затем пояснила:
— Эрагон и Анжела, вы оба знаете, что это такое — разделить мысли и чувства с умирающим человеком. Вы знаете, как это ужасно, как изматывает, как ты словно тоже умираешь, исчезаешь навсегда. Но это — когда умирает всего один человек. И, самое главное, ни один из вас не обязан испытывать подобные душевные страдания, если он сам этого не хочет, тогда как я… я выбора не имею: я обязана разделить эту муку с каждым умирающим. Я чувствую каждую смерть рядом с собой. Вот и сейчас, например, я ощущаю, как жизнь вытекает из тела Сефтона, одного из твоих лучших
