Император кивнул. Последние сводки он знал и так, однако обычай предписывал иное. Граф Тарвус заслужил уважительное отношение к своей гордости.
…Доклад графа длился недолго. Кратко, точно, скупо и по-деловому он сообщил о положении своих легионов и корпусов противника, последние столкновения, потери, сведения от взятых «языков». Всё новые и новые отряды семандрийцев, воспользовавшись тем, что легионы Тарвуса зализывали раны после зимней кампании, уходили на север, туда, где сжималось кольцо вокруг Лушона.
– И ещё они явно примеряются к Згабе, мой Император. Берега Суолле там не столь круты, а стены крепости, сооружённой как раз вследствие этого, не столь высоки и не столь прочны, как хотелось бы. Слишком давно не надстраивались да и просто не ремонтировались. Двое пленных показали, что выше по течению, в Згабских лесах, заготавливаются лодки и плоты. Туда стягивается Двадцать первый легион, я намеревался также подкрепить роариев[13] ещё и Вторым. Надёжный легион. – Император кивнул в знак одобрения. Тарвус внушительно откашлялся и продолжал: – Згабе мы, несомненно, удержим, даже особенно не ослабив центра. Тревожное положение складывается…
– Погоди, господин граф, – вытянул руку Император. – Згабе они, конечно, не возьмут, если мы встанем там стеной. Но сколько мы сможем так стоять?
– Сколько угодно, повелитель, – не без гордости ответил Тарвус. – Со всей ответственностью заверяю моего Императора, что правый берег Суолле останется за нами. Что бы ни случилось.
– Нет, друзья, – покачал головой Император. – Этого допустить нельзя.
Молчание. Консулы и легаты недоумённо переглядывались.
– Мы или разобьём Семандру в открытом бою, или про земли к востоку от Суолле придётся забыть. – Император оглядел своих приближённых.
– Мой повелитель, но, удержавшись какое-то разумное время на этих рубежах, мы сможем… – попытался возразить Тарвус.
– Наступать? Нет, мой добрый граф. Что-то подсказывает мне, что вторжение это – не случайно. И я страшусь оголённого тыла. Разлом сейчас спокоен, но я был там, куда ведёт этот провал, и мне очень не понравилось то, что я там увидел.
– Мой Император считает, что Разлом представляет сейчас угрозу? – напрягся Клавдий. – Но я считал, что…
– Ты поступил совершенно правильно, консул. Сейчас Разлом и впрямь безжизнен. Но мне сдаётся, что таким он пребудет не всегда. В схватке сошлись, друзья, такие силы, что обычному человеку об этом лучше даже и не задумываться, а просто крепче держаться за меч. Многое знание порой мешает. Обессиливает страхом. Так что мы не можем, как встарь, вести неспешную войну, помаленьку, по частям отвоёвывая обратно свои земли. Нет, друзья. Мой план другой. Слушайте…
Пять дней спустя Император, сменив знаменитые латы с василиском на простой доспех обычного легионера, вместе с графом Тарвусом и консулом Клавдием лежали в кустах над самым берегом полноводной и быстрой Суолле.
Весна всё увереннее вступала в свои права. Чёрные ветки украсились ожерельями набухших почек, дороги превратились в сплошную кашу, в лесах снега оседали медленнее, и чащобы превратились в непроходимые снеговые болота. Только безумец станет наступать в такое время.
Однако семандрийцы так, похоже, не думали. Вода в Суолле не располагала к купанию, единственный мост здесь, в Згабе, упирался прямо в крепостные ворота. Хороший мост, каменный, крепкий и широкий, с высокими перилами; а впереди – две широкие привратные башни, вынесенные далеко вперёд, так что с моста не спрыгнешь – пропасть глубиной в десять человеческих ростов и острые камни внизу. Прочные дубовые створки, окованные железом, за ними – отпускная решётка из толстых, в руку, железных прутьев. Тоннель с многочисленными бойницами под потолком, люками для метания камней, окатывания врага кипящей смолой замыкали вторые ворота и вторая решётка. Так просто не подступишься и не ворвёшься.
На левом берегу Суолле тоже пристроилось небольшое укрепление-бульварк, но там засели семандрийцы. Бившие со стен Згабе катапульты изрядно потрепали бульварк, обрушив обе башенки и часть стены. Тем не менее именно там скопился целый, наверное, полк семандрийцев, рано поутру выкативших на мост здоровенный уродливый таран, со всех сторон прикрытый толстыми досками, напиленными в окрестных лесах. За тараном пробирались пешие воины, прячась за высокими, больше человеческого роста деревянными щитами на колесах. Следом за ними наступала пехота, подражая имперскому легиону тесным строем. Вообразив, что они могут легко перенять знаменитую «черепаху» имперцев, некоторые семандрийцы подняли щиты над головой.
– Мой повелитель… – не удержавшись, выдохнул граф Тарвус. – Так, значит, миледи Сеамни была права…
– Я не привык сомневаться в её словах, – суховато ответил Император, и граф тотчас прикусил язык.
Всё шло, как и предсказала Видящая Дану, пусть даже и бывшая.
На противоположном берегу, вне досягаемости катапульт и требушетов крепости, тучей чернело вражье воинство. Заготовленных, по словам Тарвуса, плотов пока никто не видел. Впрочем, что могло помешать семандрийцам начать переправляться выше по течению? Да, берега там изрядно круты, но когда в дело вмешивается магия, полководцы становятся весьма самоуверенны.
Семандрийцы могли себе это позволить. Легионам не перейти реку. А если и перейдут, лёгкая конница сама выберет дистанцию боя. Засыплет когорты стрелами. Сменяя друг друга, сотни станут атаковать и атаковать, пока измученный враг не покажет спины. И тогда-то начнётся настоящая потеха.
Тяжёлый таран медленно полз по мосту. На крепостном парапете взвился длинный хобот требушета, камень описал высокую дугу, пролетел мимо моста, рухнул в воду, взбив высокий столб брызг. Император досадливо поморщился.
– Отметь, – повернул он голову к молодому центуриону, – расчёты не пристреляли мост заранее. Легат понесёт наказание.
Центурион (совсем мальчишка, младший сын влиятельного рода, из тех немногих, кто сохранил верность Императору) поспешно кивнул. По лицу его легко читалось, что упомянутому легату он не завидует.
За первым каменным ядром последовало второе, третье, четвёртое. Нельзя сказать, что «небо потемнело от них», и оказалось, что прислуга метательных машин всё же знала своё дело. Четвёртое ядро грянуло аккурат в самую гущу пробирающихся следом за тараном семандрийцев, раздавив и зашибив нескольких. Баллисты метнули копья, от которых не спасали и щиты на колёсах.
Однако таран дотащился до самой крепости целым и невредимым, а семандрийцы оставили на мосту самое большее два десятка тел. Куда больше их вливалось и вливалось на мост; со стен полетели и арбалетные стрелы, собирая немалую жатву, однако враг, почти достигнув стен Згабе, метнул вниз с моста десятки верёвочных лестниц. Закинув овальные щиты за спину, пехота Семандры лихо и бодро полезла вниз.
– Мой Император, – не выдержал Тарвус. Более хладнокровный консул просто сдвинул брови – без сомнения, прикидывая, как бы он парировал эту угрозу. – Они решили скопить силы под берегом, где их не достать ни камнем, ни стрелой!
– Они же не дураки, граф. На месте их полководца я поступил бы точно так же, – Император оставался спокоен. – Штурмовые партии соберутся там, потом полезут на стены. Вон, по мосту уже тащат лестницы…
– Мой Император, но, быть может, всё-таки стоит…
– Обрушить мост? Нет. Пусть идут. У нас прекрасная позиция. Обмен будет десять к одному, если не пятнадцать.
Тарвус покачал головой. Он всё ещё сомневался. Хороший полководец, но вот рисковать он привык только собой и своей дружиной добровольцев. А в сражении зачастую доблесть и мужество военачальника в том, чтобы нанести рассчитанный удар, пожертвовать когортой, двумя, тремя, но выиграть сражение и сохранить жизни десяткам тысяч.
Войска Семандры плотно запрудили весь мост, и катапульты Згабе собирали обильную жатву. Восточные провинции никогда не отличались стойкой и умелой пехотой, но сейчас, приходилось признать,
