Кустистые брови Чумного сошлись к переносице.
– А зря, – хихикнул господин Бальза. – Представляю их глаза, если бы они увидели тебя в костюме Снегурочки.
– При всем уважении, нахттотер – мне хватило белого фрака на балу Фелиции.
– Так и знал. Ну и черт с тобой.
Глава клана посмотрелся в зеркало и совершенно по-мальчишески улыбнулся.
Рэйлен появилась спустя пару минут. И ей, похоже, маскарад тоже пришелся по вкусу. Короткая ярко- голубая шубка с белой оторочкой совершенно не гармонировала с кожаными сапогами на ужасающе высоких каблуках, черными в крупную сетку чулками и удручающе тесной, практически не оставляющей место для фантазий, кожаной юбкой.
Но это не смущало девушку. Лицо ее сияло восторгом. Ей нравилась идея Миклоша.
Тхорнисхи вышли на крыльцо, где уже ждал лимузин. На улице было не холодно, снег оказался влажным и лип к подошвам. Во дворе всеми огнями мигала огромная елка, а принарядившийся английский парк сиял, точно городское шоссе. На большой расчищенной площадке веселились солдаты. Рядом с ними крутился будущий праздничный и пока еще ничего не подозревающий ужин – стайка смазливых человеческих девушек.
– Время? – не оборачиваясь, бросил господин Бальза.
– Без двадцати одиннадцать, нахттотер. Миклош направился к веселящимся. Рэйлен и Иохан, которому, несмотря на его неодобрение всей затеи, вручили мешок с подарками, шли следом. Норико скрылась в салоне машины. Испанец сел за руль. Его товарищ расположился на соседнем с водителем кресле.
Солдаты мгновенно узнали главу клана. Их крики и смех приутихли.
– С Новым годом! – дурачась, заорал Миклош. – С новым счастьем!
Он подал знак Иохану, засунул руку в мешок, выудил новенький сотовый и вручил изумленному молодому тхорнисху. После чего подарки получили все остальные. Напряженные рожи кровных братьев засияли. Чтобы сам нахттотер, да еще и в карнавальном костюме, вручал подарки на Новый год – такого еще не бывало. Кто-то не преминул сказать «мировой чувак».
Господин Бальза был счастлив избавиться от залежей надоедливых аппаратов, которыми Роман, знающий сколь они не вечны в руках главы клана, умудрился забить целый шкаф в прихожей.
Лимузин черной торпедой несся по праздничной Столице. Нахттотер, по привычке, смотрел в окно. Мимо проносились удручающе-нарядные витрины дорогих бутиков. Они сверкали электрическими гирляндами, полыхали неоном. Город трепетал от грохота салютов и слеп от грандиозных вспышек. В какой-то момент у Миклоша возникло желание вылезти наружу и набить пороха в глотку первому попавшемуся умнику Иохан был мрачен и сосредоточен. Рэйлен передалась тревога учителя, и она покусывала губы, что говорило о крайней степени ее беспокойства. Норико смотрела на девушку с безмятежной улыбкой Будды.
Та поймала ее взгляд, вопросительно подняла рыжие брови, но не получила ответа.
– Что думаешь о приезде Храньи в Столицу? – спросил у японки Миклош.
Бывшая жрица храма Гинкаку-дзи ответила осторожно:
– Ее появление может стать первым шагом к хаосу.
– Хаос нам, конечно, нужен. Но не такой. Я не желаю изменения устоявшегося порядка.
Никто не стал оспаривать это утверждение.
Особняк, где скрывались заговорщики, находился недалеко от Семеновской набережной, рядом с небольшим заснеженным парком, и соседствовал с неработающим стадионом.
– Останови! – приказал Миклош. – Пройдемся.
Машины затормозили у высокой, давно некрашеной ограды. Иохан выбрался, придирчиво осмотрел окрестности, убедился, что опасности нет, и вытащил несколько оскудевший мешок с подарками.
Ландскнехт зашагал по заснеженной парковой дорожке первым. Положив правую руку на «кошкодер»[46], в тусклом зеленоватом свете не добитых хулиганами редких фонарей он казался ожившим мертвецом.
За учеником, опираясь на посох, следовал Миклош. Рэйлен держалась за правым плечом нахттотера, то и дело косясь на Норико, сохраняющую образцовое спокойствие.
Создавалось впечатление, что японка просто гуляет в свое удовольствие среди снега и застывших кленов и ей нет никакого дела до того, что должно случиться через несколько минут.
Сопровождавшие женщину телохранители казались ее тенью.
Миновав парк, они вышли к особняку, когда на часах было без пяти двенадцать. Массивное, некрасивое, двухэтажное здание с колоннадой восточного крыла, стояло в окружении старых лип. Ограду вокруг здания недавно покрасили, а на воротах установили электронный замок. Миклош машинально проверил вход на магическую защиту, ничего не обнаружил и кивнул Иохану. Тот двумя ударами кулака, усиленного магией тления, разнес замок и распахнул решетку.
Дорога, ведущая к дому, была неровной. Четыре неприметных автомобиля возле парадного входа оказались занесены снегом.
Навстречу тхорнисхам вышли двое, но никто из гостей и не подумал остановиться. Один из охранников выругался, поняв, что перед ним не люди. Однако, прежде, чем он что-либо успел сделать, рядом оказался Иохан. Навис горой, ударил плечом, повалил в снег, бросил быстрый взгляд на Миклоша, дождался безразличного кивка.
Катценбалгер, по кромке которого пробегали фиолетовые искры, опустился на голову упавшего.
– Апеч, – господин Бальза помнил всех, кто его предал, поименно.
Второй бунтовщик бросился в особняк. Но тут за дело взялась Норико. Выбросив вперед руку указала на беглеца, сжала пальцы и дернула, словно рванула веревку. Жертва упала на спину, и невидимое лассо потащило тхорнисха к ногам Чумного. Последнему оставалось лишь взмахнуть клинком.
– Вильгельм, – без всяких эмоций произнес Миклош, вычеркивая из своего списка еще одного врага и перешагивая через труп.
Иохан и Рзйлен первыми оказались внутри здания, за ними потянулись остальные.
– Здесь две лестницы. – Норико изящно скользнула направо, взяв с собой телохранителей.
Когда тхорнисхи поднялись на второй этаж, в доме начали гулко бить часы. Едва прозвучал двенадцатый удар, господин Бальза ухмыльнулся в накладную бороду и толкнул массивные белые створки двери, из-за которой доносился гвалт радостных поздравлений. Он, Иохан и Рзйлен вошли в праздничный зал, украшенный тяжелыми бархатными портьерами, придающими помещению строгий и торжественный вид. На столе, накрытом белой скатертью, стояло множество бронзовых подсвечников, увенчанных бледно-желтыми свечами, а также кувшины и бокалы с подогретой кровью.
Все предатели были здесь.
Миклош сразу же увидел Хранью, сидящую во главе, и всех до последнего бунтовщиков, одетых в широкие черные балахоны с вышивкой в виде золотых ос. От накатившей ярости у Бальзы на мгновенье потемнело в глазах, но он справился со своим истинным желанием и, изображая вселенскую радость, гаркнул, перекрывая праздничный гул:
– С Новым годом!
И наступила тишина.
Улыбка исчезла с лица Храньи. Оно стало восковым и безжизненным. На лицах остальных заговорщиков проступили страх, гнев и ненависть.
– Кто тут собрался? – Миклош подошел к столу и остановился напротив сестры. – Кто достоин подарков?! Расскажите, как вы вели себя весь этот год, маленькие негодники! Кто начнет первым? Иуна? Эвридика? Фавст? Лазарь? Константин? Бригитта? Конрад? А может быть ты, Ян? Прокоп? Или ты, Розалия? Что же вы молчите? Неужели вы были столь непослушны? Ай-ай. Кажется, среди вас нет тех, кто достоин моих подарков!
Он без сожаления отбросил мешок к стене.
– Боюсь, кто-то здесь заслуживает наказания, – зловещим голосом произнес Бальза. – Я до глубины души возмущен, что меня не включили в список приглашенных на вашу маленькую вечеринку. Неужели вы
