– Ты удивительно догадлив, Дэн. Это она.
– И ты… Ты дашь ее мне?
– Да. В обмен на одну маленькую вещицу.
– Какую?!
– В обмен на твою душу.
– Душу? – Даже в темноте видно, как он бледнеет. – Я думал, что охотиться за душами – это занятие дьявола, а не ангелов!
– А за чем же, по-твоему, охотятся ангелы? За телами? Тело можешь оставить себе, оно тебе еще пригодится.
– Ты хочешь забрать мою душу? А я не умру после этого?
– Ты проживешь до ста лет без болезней. И будешь богат. Ты заслужил исполнение своих желаний.
– Но я же не смогу вывезти Золотую Лозу из России! Меня засекут на таможне.
– Ты вывезешь ее без труда.
– Роджерс убьет меня, – говорит Дэниэл, он все еще пытается найти лазейку, чтобы избежать соблазна. – Он убьет меня и завладеет Лозой.
– Роджерс и его компания будут ползать перед тобой на коленях, будут смотреть на тебя, как на бога. Все клады Нового Света будут твоими.
– Хорошо, я согласен, – быстро произносит он. – Что мне нужно делать? Подписать договор своей кровью?
– Ну зачем же так, Дэниэл? – Я улыбаюсь. – Я хочу тебе лишь добра, сын мой. Дай мне руки.
Он делает шаг ко мне. Я беру в свои руки его холодные пальцы и чувствую, как душа его болезненно съеживается. Она не хочет ко мне. Души не всегда хотят добра. Им нравится сидеть в своих телах, несовершенных и неустойчивых.
– Больно! – дергается Дэн.
– Уже все. – Я достаю из кармана полотняный мешочек и ссыпаю туда что-то из своих ладоней.
– Что это? – Дэниэл подносит руки к глазам, с ужасом разглядывает их. – Где мои ногти?
– Я забрал их. На память.
Кончики пальцев Дэниэла теперь голые и гладкие. Мороз щиплет их. Он прячет руки в карманы. Облачка пара взволнованно вылетают из его рта.
– Почему ты забрал мои ногти?
– Потому что ты гитарист. Не волнуйся, ногти твои отрастут снова.
– Дай мне Лозу, – произносит он внятно.
– Бери. – Я протягиваю ему золотой прутик. – Это твое, Дэн. Иди и будь счастлив.
– Ангел… – бормочет он. – Спасибо, Господи. Я поставлю в церкви большую свечу. Я буду молиться перед сном.
– Ага, – я хлопаю его по плечу. – И не забывай ходить на исповедь, это очень важно.
Дэниэл поворачивается, бредет нетвердой походкой, пока не исчезает в темноте.
Я еще увижу его – через несколько десятков лет. Это совсем немного. Для меня это лишь краткий миг.
Теперь я догадываюсь, зачем Дэниэл понадобился Шефу. Он – хороший блюзовый гитарист. Золотая Лоза, клады… какая чепуха! Шефу плевать на это, шеф любит блюз.
Скоро в нашей команде будет новый хороший гитарист.
Ногти этого человека снова отрастут, только они будут черными и острыми. До конца жизни ему придется ходить в перчатках, чтобы не пугать людей. Но люди все равно будут пугаться его.
Желания его исполнятся.
Какой грех совершил сей человек? За что он наказан?
Он изменил блюзу, променял его на золото. Это – грех.
Я поднимаю руки, отрываю бутафорские ангельские крылья и кидаю их в сугроб. Они мне больше не нужны. Спина зудит от клея.
Снимаю шляпу, провожу ладонью по голове. Маленькие острые рожки – вот они, никуда не делись. Их трудно замаскировать. Приходится всегда носить головной убор.
Снимаю брюки. Теперь я гол. Что ж поделать – в ад всегда приходят нагими. А мне пора возвращаться домой. Хвост мой, освобожденный из штанины, норовит обвиться вокруг ноги. Домой. Пора домой.
– Вот и все, Фенрир, – говорю я псу, – нам пора возвращаться. По-моему, мы неплохо поработали сегодня. Ты что, замерз?
Пес кивает головой.
Правильный диалог
– Слушай, Петя, – произнес Аркаша, – у меня тут проблема небольшая образовалась. Ты у нас писатель опытный, раскрученный. Может, посоветуешь чего?
– Легко, – вальяжно ответил Петя. – По текстам я супермастер, пишу их только так, левой ногой. Всем очень нравится. Критики, правда, лаются, сволочи, говорят, что я, типа, языком не владею… Ну и пошли они, эти критики – в смысле, на хрен. Главное, чтоб народ тебя любил, Петя. Если народ тебя полюбит, то считай всё, поперло – бабло так и начнет капать. Народ – это главное. Вот еще и Пушкин так говорил. Или Достоевский, я уж не помню. Ты читал Достоевского?
– Не, – признался Аркаша.
– Я тоже, – доверительно сообщил Петя. – Но помню, что он чего-то такое говорил. Вот когда-нито возьму и прочитаю всю классику. Всю! Только пока некогда, времени мало, писать надо! Через две недели новый роман сдавать, а у меня еще полкнижки не написано. Боюсь, не успею.
– Успеешь! – выдохнул Аркаша, глядя на Петю с восхищением. – Ты такой… Я когда смотрю, как ты быстро печатаешь, просто охреневаю. Ты просто гений!
– Это ты уж загнул, – Петя с плохо скрываемой гордостью осмотрел свои толстые пальцы. – Ты бы видел, как Серега печатает! Лупит по клаве как из пулемета! Прямо оглохнуть можно! Вот это скорость! Вот это точно гений! Ну ладно, что у тебя там за проблема? Колись.
– Я на диалогах завис, – уныло сообщил Аркаша и отхлебнул пива. – Так вроде все нормально у меня там, люди всякие слова говорят, и слова-то правильные, а вот чего-то не хватает. Не душевно выходит, и все тут.
– А ну-ка, зачти отрывок, – великодушно разрешил Петя и тоже припал к пиву.
– Вот здесь, значит, – Аркаша суетливо полез во внутренний карман, выудил вчетверо сложенный лист бумаги, развернул и начал читать. – Открыв дверь, в комнату вошла очень красивая девушка со светлыми волосами и ногтями, покрашенными красным маникюром. «Здравствуй, Слава», – сказала она, и при этом запахло дорогими духами, которые, судя по очень утонченному запаху, она купила в Париже. «Здравствуй, Марианна, – сказал Вячеслав, и при этом он закурил сигарету Винстон от золотой зажигалки, которую он взял в руку, – как у тебя дела»? «Дела у меня хорошо, – сказала Марианна, – но только я давно не слышала, чтобы ты говорил мне, что ты меня любишь. И поэтому я сомневаюсь». «Я тебя люблю, – сказал Вячеслав, – разве это не читается в моих глазах, которые зеркало моей души»…
