голове его была высокая шапка с крылышками цикады – не хуже, чем у большого сановника из Столицы! На каждом пальце – драгоценное кольцо. Богато выглядел господин Лю!
Доктор Лю даже не спрашивал, какая хворь гнетет его больного. Он мог определить это с закрытыми глазами и никогда не ошибался. Слепым проводил он языком по векам, и они прозревали. Увечным накладывал руки на конечности, и сразу начинали они прыгать, как здоровые, и восславлять чудесного доктора, равных которому не знала вся Поднебесная со времен самого Бянь Цао. Раны сами заживали на глазах, лихорадка и желтизна выходили из страждущих, как дым из курильницы. Попадались и такие, кто был не в своем уме. Обращался тогда Лю Дэань к злым демонам, захватившим их сердца, произносил заклинания Патриарха Люя, и демоны оставляли несчастных. Злые эти духи пытались напасть на господина Лю и осыпали его проклятиями. Но он разрубал их своим чудесным серебряным мечом, и они с ужасными стонами отправлялись в преисподнюю, навсегда покидая этот мир.
Мы-то с вами знаем, что этим даром Лю был обязан духу Великого Земного Бессмертного, который вселился в него и дал ему необыкновенные способности. Но сам Лю был уверен, что только его собственная необыкновенная мудрость и прозрение Истины позволяют ему творить чудеса. Учитель Ван покинул его, как-то уйдя на несколько дней, и не появлялся больше. Лю и не стал горевать. Он был только рад, что старый даос не досаждает ему более своими нравоучениями, не заставляет употреблять постную пищу и изнурять тело тяжелыми упражнениями. Заказал господин Лю доску из драгоценного дерева, покрытую черным лаком, и красными иероглифами был написан на той доске его девиз: «Три силы в одном слито. Одною рукой исцелит». Выкупил Лю усадьбу и перестроил ее, да так, что равных ей не было во всем городе. Вы только посмотрите: Башня над воротами, под названием «Страж спокойствия». Зайди в ворота – и дух захватит от великолепия. Здесь и террасы, и беседки, и навесы – и все резьбою искусной украшено, и спрятано в прохладной тени кипарисов – есть где найти укромный уголок для размышлений и отдыха. Ручейки ласково журчат, сбегаясь к озеру, в котором лотосы нежно подняли золотые головки. С мостика «Небес синева» погляди в воду, и увидишь, как карпы радужными пятнами скользят в зеленых водорослях. Главный дом пятью флигелями окружен, и пять колонн на юг выходят, и пять в нем больших прохладных залов, а уж комнат, проходов и покоев – не счесть! А сад прекрасен так, что и описать невозможно! Вся Поднебесная вместилась здесь – и бамбук речных низин, и благоухающие персики долин запада, и горные сосны, и нежные сливы в цвету; бабочки порхают вокруг цветов, а синие ласточки играют, спускаясь до самой земли. Одним словом, воплощенный сад Матери Западных Царей!
Дни летели быстро, как листья падают с ивы – нет им числа, но глядишь, и все осыпались. Разбогател Лю и совсем забыл о своем истинном предназначении. Перестал он исцелять бедных, тех, кто не мог заплатить ему более двадцати лянов серебра. Слуги его гнали бедняков от ворот палками, говоря: «Подите прочь, оборванцы, овчины вонючие! Отдыхает господин Лю после обеда. Не таков он, чтобы на каждого голодранца дар свой растрачивать». Зато завел Лю дружбу со всеми сановниками из уездной управы. Особенно же в приятельских отношениях был с молодым Бэнем Лай-чжао. Высокой должности этот бездельник не занимал, зато приходился племянником Бэню Ши-сюю, начальнику гарнизона провинции.
А потому ни к чему было молодому Бэню утруждать себя. Замолвит он словечко перед дядей, загнет, так сказать, ему записку, и глядишь – все улажено. Мздоимец выглядит честнейшим человеком, а преступник – чист, как вода весеннего ручья. Ну как не дружить с таким человеком?! Все дни проводил господин Лю в увеселениях, пируя со своими друзьями. Но ведь недаром говорится:
[«Цзинь, Пин, Мэй». Стихи в переводе Г. Ярославцева.]
Вот как-то раз рано утром будит слуга господина Лю. «Пришел, – говорит, – какой-то старый монах и требует, чтобы его пропустили. Пять наших молодцов с ним справиться не могут. Всех раскидал. Грозит заколдовать всех и превратить в рогатых жаб». Понял тогда Лю, что вернулся его наставник Ван, и велел пустить его в дом и отнестись с самым большим уважением.
Вошел тут даос в залу, скинул свой старый плащ и колпак, и все увидели, что это самый настоящий земной блаженный: лицом стар, но телом молод. Гибок, как лук, прям, как сосна. Погляди в глаза его, и истинную чистоту познаешь. Низко склонился Лю перед своим учителем и сказал, что несказанно рад он возвращению Вана, и приказал слугам накрыть стол самыми изысканными угощениями. Но монах выгнал слуг и укорял Лю, что забыл тот истинную стезю свою в угоду богатству и славе. Сказал он:
Закричал тогда Лю: «Нет, чувак, ты оборзел, в натуре! Достал ты уже меня со своими кретинскими наворотами! Только и слышу: «Враг, Враг, Враг!!!» Пора уж сменить пластинку. Нравится тебе быть даосом? Вина не пьешь, мяса не жрешь, только сидишь на коленках и в небо пялишься – воображаешь, что самый умный! Подумаешь, Стивен Сигал нашелся! Я таким быть не собираюсь! И нечего мне тут песенки петь про своего Тай Ди Сяня! Все уши про него прожужжал! Знаю я все эти ваши даосские штучки-дрючки! Фокусы с переодеваниями. Отвяжись, а? Будь другом. Если с деньгами у тебя проблемы – отвалю сколько надо. Только душу не морочь!..»
«Нет, так не пойдет».
Демид усмехнулся и отложил ручку. Он старательно пытался записать содержание своих снов – в надежде разгадать смысл бесконечного китайского сериала, который, серия за серией, являлся ему по ночам. Получалось что-то вроде средневековой полумистической хроники времен династии Мин. Дема и хотел бы сделать язык своих героев более современным, у него уже в печенках сидели выспренные фразы, которыми было принято переводить со средневекового китайского. Но любое современное слово разрушало стиль повествования, и Демид пыхтел, тщательно подбирая цветистые выражения для своих героев.
«Так не пойдет!»
Демид вырвал последнюю страницу и начал писать заново.
Закричал тогда Лю: «Чего хочешь ты от меня, старик? Да, не вышло из меня блаженного даоса, ибо не таков, очевидно, мой путь! Не пытайся увещевать меня, потому что хозяин я своим словам и не слеп, как недавно родившийся щенок. Я уважаю тебя, наставник Ван, и никогда не забуду, что сделал ты для меня. Но кажется мне, что нашел я теперь истинное место в своей жизни, и никто не может сказать мне, что не приношу я добра и спасения людям. Не зови меня с собой! Недаром говорят: «Если придерживаться законов, установленных властями, забьют до смерти, если же следовать законам Дао – помрешь с голоду. Придется одним ветром питаться...»
Отвечал ему даос, что тайны пути жизненного открыты ему самими Небесами. Но Лю возразил ему: «Четыре жизни было у меня. Первая жизнь не известна никому – как произошел я на свет и как жил, пока не попал в дом Лю. В жизни второй существовал я как сын доктора Лю Цзюя, и вырос, и превзошел науку, и сам стал лекарем, и любил девушку по имени Цзянь. Третья жизнь наступила, когда начались беды мои и несчастья, и помог ты мне, и поверил я в то, что осенен Великим Земным Бессмертным. Не держу я зла на тебя, что изнурял ты мое тело и иссушал ум мой загадками, на которые не давал ответа. Но кажется мне: истинная жизнь моя лишь четвертая – та, которая началась сейчас. Не хочу я быть Великим Бессмертным, не для меня этот удел! Все подвластно Небесам, и, если не прав я, пусть Небеса меня и рассудят. Но не ты, человек Ван!»
Ничего не ответил Ван и ушел себе восвояси. Лю был несказанно рад этому. Правда, Знак Великого Бессмертного по-прежнему украшал его грудь, но заметно потускнел, и Лю надеялся, что со временем он сойдет на нет и исчезнет вовсе. Лю стал жить припеваючи и был очень доволен своей жизнью.
