рогожами возы. За воротами виднелись приземистые бревенчатые строения – избы, амбары, конюшня…
Переглянувшись, парни, обогнув возы, въехали на обширный двор.
– Кажется, здесь, – Прохор кивнул на крыльцо самой большой избы.
Тут же, откуда ни возьмись, подбежал служка:
– Изволите остановиться у нас?
Иван спешился, кинул поводья:
– Может быть, коли понравится.
Служка изогнулся в поклоне:
– Сейчас доложу хозяину. Проходьте в избу.
– На вот тебе медяху. Лошадей не забудь покормить.
– Само собой, господа мои, само собой.
Толкнув тяжелую дверь, друзья прошли через длинные сени и оказались в обширной горнице с низким потолком и изразцовой печью. Над большим, тянувшимся через всю горницу столом, свисая с потолка на деревянных подставах-светцах, потрескивая, горели свечи. Сняв шапки, парни перекрестились на иконы.
– Рад видеть столь приятных молодых людей! – приглаживая пятерней расчесанную надвое бороду, поклонился гостям невысокий кругленький человечек в темно-коричневом зипуне с деревянными пуговицами, надетом поверх красной шелковой рубахи. Пояс тоже был красный, с желтыми кистями.
Иван усмехнулся – экий щеголь, – спросил:
– А ты, верно, хозяин?
– Он самый, Ондреев сын, Флегонтий. А вы кто ж такие будете?
– Дети боярские из-под Коломны. Думаем в войско наняться, к воеводе князю Милославскому… Ну, или – к Шуйским.
– Хорошее дело! – Флегонтий заулыбался. – Без вас, уж ясно, никак не разбить Самозванца.
– Шутишь?
– Шучу, шучу, господа мои! Сами знаете, жисть сейчас такая, что без веселой шутки – никак. Надолго к нам? – Хозяин постоялого двора улыбался, но глаза его оставались серьезными.
– Как с воеводами сговоримся. Может, и сегодня съедем, а может, всю седмицу проживем. Да мы заплатим, не сомневайся.
– Да я и не сомневаюсь… Желаете отдохнуть с дороги?
Парни переглянулись:
– Да, пожалуй, для начала перекусим.
Флегонтий улыбнулся:
– Хорошее дело. Чего изволите? Есть студень, жареные свиные уши, щи мясные и мясопустные, пироги-рыбники, квас…
– Вот пирогов нам и подавай. И не забудь квасу.
Друзья уселись за стол примерно посередке и в ожидании пирогов исподволь рассматривали постояльцев – судя по одежке, средней руки купцов. С одним – уминавшим щи по соседству – разговорились:
– Давненько здесь?
– Да с Рождества…
– От славно… Может, подскажешь, стоит ли здесь останавливаться?
– А чего? – Не переставая работать ложкой, купчина поднял глаза. С рыжеватой окладистой бороды его свисала капуста. – Тут ничего, жить можно. Правда, дороговато, да что поделать? Дешевле-то вряд ли найдешь.
– А говорят, тут убили кого-то?
– Убили?! – Купец чуть не подавился щами. Положил ложку на стол, замахал руками. – Окстись, окстись, господине! Никаких тут убивств не было, вот те крест!
– Ну как же? – гнул свое Иван. – А на той неделе? Эвон, на торжище говорили… никак, в пятницу парнищу какого-то убили… да и, – юноша оглянулся и понизил голос, – истерзали всего!
– А-а-а, – протянул купчина. – Вот вы про что. Ну да, верно, было такое убивство, Господи, спаси и сохрани… – Он снова перекрестился и продолжил: – Так то не здесь, то на Черторые, есть невдалече такой ручей.
– О! – поднял палец Прохор. – Говорили же – невдалече!
– Да это просто не повезло парню… Ефимом его, кажись, звали.
Парни насторожились:
– Как это – не повезло?
– Да так, – купец снова заработал ложкой. – Я не очень-то и знаю…
Тут подоспели и пироги с квасом. Переглянувшись, парни заказали еще и вина.
– Выпьешь с нами, человече?
– С хорошими-то людями – чего ж не выпить? – оживился купец. – Меня Корнеем зовут.
– Иван.
– Прохор.
– Ну, за знакомство!
Выпив, купчина разговорился:
– Ефим-то, вьюнош убиенный, частенько сюда захаживал. Улыбчивый такой, темноглазый. Одет богато – ферязь золотом вышита, кафтан с битью, соболья шапка. Приезжал обычно к обеду, правда, не обедал, выжидал чего-то… Пождет-пождет, в оконце посмотрит… потом оп! Подымется в горницы… Спустится уже в простой одежонке, шмыг – и нет его! К вечеру обратно заявится, снова переоденется – на коня и поминай, как звали. Вот так вот, одним вечерком – и не пришел. А уж на следующий день пошли слухи… Убили парня да распотрошили. И знаете, кто убивец?
– Кто же? – хором спросили друзья.
– Ни за что не поверите. Ошкуй!
– Кто-о?
– Ошкуй! Медведь белый… Видать, сбег от какого-нибудь боярина: они любят медведей на усадьбах держать забавы ради. Вот и кормится.
– Страшное дело!
– Дак я и говорю – не повезло парню! Вот и вы упаситесь на Черторые вечером околачиваться – не ровен час. С медведем-то как сладишь?
– Да у нас пистоли есть.
– Ну, разве что пистоли…
– А куда ж Ефим-то ходил?
Корней развел руками:
– Тут уж, братцы, ничего сказать не могу. Может, кто из местных… есть тут один мужик, вернее, парень. Здешний остоженский, Михайлой кличут. Частенько сюда заходит… – Купец вдруг оглядел стол и ухмыльнулся. – Да вон же он, вон! В углу, сивобородый, в овчине.
– Господи! – Присмотревшись, Иван наклонился к Прохору. – Да я ведь, кажись, его знаю… Михайла… ммм… Михайла Потапов…. Нет – Пахомов. Да-да, точно – Пахомов! – юноша замахал рукою. – Эгей, Михайла! Как жизнь?
Михайло вздрогнул, дернулся, но, разглядев улыбающегося Ивана, тоже улыбнулся в ответ. Подошел, поздоровался.
– Садись, выпей с нами, – радушно предложил Иван и кивнул на собутыльников. – Это дружок мой, Прохор, а то – Корней, купец. Хорошие люди.
– Да я вижу, что хорошие, – присаживаясь, Михайло улыбнулся в усы. – Винишко пьете? – Он заглянул в кружки. – Напрасно. Для своих есть тут у хозяина кое-что… Сейчас… Эй, парнище, – он ухватил за рукав пробегавшего мимо служку. – Скажи Флегонтию, пущай белого вина нальет. Для Михайлы Пахомова.
– Сделаю, Михайло Пахомыч, – поклонился слуга.
