– Вот как?! Ну, ну… – Иван задумался.
– Я и кузнеца бы того сыскал, – продолжал свой рассказ Лукьян. – Да не дали. Послали в Пронск – обоз охранять княжий – да в пути тот обоз и разворовали, а я виноват. Схватили, били кнутом, да в поруб. Сейчас вот в Переяславль повели, на суд княжий. Ну, ты знаешь, кто тем судом заправляет.
– Феоктист.
– Он, гад. Казнили б меня, в том нет сомнений. Спасибо, выручил.
Раничев поднял чарку:
– Не только о тебе пекусь. Человечек мне нужен воинский – умелый, надежный… вроде тебя.
– И зачем тебе такой человек? – пытливо поднял глаза Лукьян.
– Оброчных моих научить оружному бою. Не только мечами махать да копьями – но и чтоб, как наступать, как обороняться – знали. Сумеешь?
Лукьян кивнул, и Иван улыбнулся:
– Вот за это и выпьем! Ну что, пошли в людскую, посмотрим – сыскал там мой тиун кузнеца?
В людской зале народу было куда как больше, нежели в той, где только что сидели Раничев и Лукьян, видно, не так-то и много было в Угрюмове ВИП-персон. Мастеровые, запоздавшие с ярмарки крестьяне, мелкие торговцы, подьячие – все пили крепкий медовый перевар, запивая брусничной бражкой. Над длинным столом висел стойкий запах гнилой капусты и вонючий дым от сальных светильников. Кто-то спал, положив голову прямо на стол, а кто-то уже скатился под лавку и храпел там, блаженно во сне улыбаясь, и сидящие невзначай пинали бедолагу ногами. Иван поискал глазами Хеврония – не нашел ни тиуна, ни своих оброчников. Сидевший на углу стола мужичок в расстегнутом армяке вдруг вскинулся и заблажил, размазывая по лицу пьяные сопли:
– Увели, увели мою Настену, дочку… Увели-и-и…
Заплакав, он рухнул головой в миску с капустой.
– Сомлел, видать, – остановился пробегавший мимо служка. – На улицу б его, освежиться…
– Так помоги, – обернулся к нему молодой лохматый парень в зипуне и лихо сдвинутом набекрень заячьем треухе. – Посейчас его и выведем. Эй, Михайло, вставай! – он с силой потряс спящего.
– Настена моя, – снова забурчал тот. – Настена…
– Чего он так убивается-то? – спросил служку Лукьян.
Тот махнул рукой:
– Дочь у него пропала. Говорят – красивая. А, не он первый, не он последний, много тут пропадает и дев и отроков.
– Ну-ка, ну-ка, – вспомнив сгинувших на болоте мальцов, Раничев насторожился. – Как это – пропадают?
– А так, – служка был явно доволен представившейся возможностью передать приезжим последние слухи. – Вот, третьего дня сразу три девицы пропали, сестры, а допреж того – двое отроков. Пошли мимо старого кладбища – с тех пор никто их и не видел. Знающие люди говорят – без оборотня не обошлося.
– Оборотень? – переспросил Иван. – А что, растерзанные тела где-нибудь находили?
Служка захлопал глазами:
– Да нет, вроде бы не было такого.
– Значит, не оборотень.
– Вот! – всплеснул в ладоши корчемный. – И я говорил, что не оборотень! Милентий Гвоздь, покойничек, без отпевания в земельку зарытый, он и ворует людишек. Выберется из могилы, схватит – и с собой, – служка перекрестился. – Потому и нету растерзанных.
– Значит, говоришь, много людей пропало?
– Много, господине. И все – молодежь.
– А случайно не было из пропавших каких-нибудь хромых или кривых, или там особо уродливых?
– Нет, господин. Все как на подбор.
– На подбор, значит… – погруженный в задумчивость, Раничев медленно направился в покои. Не забыть бы спросить Хеврония…
А ведь едва не забыл! Тиун прибежал утром, едва Иван проснулся:
– Вставай, господине. Отыскался оружейник-кузнец.
– Отыскался? – обрадовался Раничев. – Ну так идем же к нему скорее.
Во дворе, прямо напротив крыльца, валялся вчерашний пьяненький мужичок в армяке. Под голову его кто-то заботливо подстелил соломы, которую сейчас лениво жевал отвязавшийся от забора теленок.
– Эй, Антипка, Антип, душу твою в бога мать! – выйдя на верхнюю галерею, разорялся корчемщик. – Привяжи, привяжи телятю-то. Эх, антихристы…
– Кстати о птичках, – посмотрев на мужичка, Иван обернулся к тиуну. – Помнишь, мальцы наши на болотине сгинули.
– Конечно, помню, – Хевроний кивнул. – Лавря с Ондрюхой. Так ведь и не нашли их.
– А они как выглядели? Как те, кто упасся?
– Да нет, – тиун задумался. – Не как все, наособицу выглядели. Наши-то белоголовые, а эти оба – смуглявые, волос черный, глазенки – как корье у дуба.
– Вот, значит, как… – Иван пожевал снятую с забора соломину. – А раньше отроки или, там, девки пропадали?
– Бывало и раньше.
– Тоже смуглявые?
– Нет, всякие.
– Хромые, косые, уродливые?
Тиун снова задумался, припоминая:
– Нет, ни хромых, ни косых средь них не было. А что такое?
– Да так… Есть одна мысль, потом проверим.
Оружейник Кузьма жил за ручьем, на улице Остоженской, среди усаженного молодыми яблонями сада. Высокая, рубленная из крепких сосновых бревен изба на подклети, огород, амбары. Ближе к ручью, на задворье – кузница, из которой доносился звон. Хозяин встретил гостей приветливо, без лишних расспросов – Хевроний еще вчера с ним уговорился.
– Будет тебе оружие, господине, какое хочешь. Вот только… – оружейник – приземистый, хитроглазый, с всклокоченной пегой бородищей – пошевелил пальцами.
– Услуги будут оплачены! – напыщенно произнес классическую фразу Иван.
Кузнец обрадованно кивнул:
– Тогда прошу в дом. Поговорим.
В доме поговорили конкретно, об ассортименте. Раничева не очень интересовали дорогие в производстве мечи и закаленные сабли, достаточно было рогатин и длинных широких кинжалов. Ну и несколько кольчуг, а заодно и стрелы. Немного подумав, Иван заказал еще и один арбалет.
– Самострел? – переспросил Кузьма. – Дорого будет.
– Плачу!
– Ну, тогда сладим.
Раничев поднялся с лавки:
– И вот еще что… Хотелось бы, чтоб никто не знал…
– Ну, это само собою, – понятливо ухмыльнулся кузнец. – Деньги при вас?
– А как же!
– Половину попрошу вперед.
Расстегнув висевшую на поясе калиту, Раничев отсчитал монеты.
– Когда товар забирать будете? – убрав серебряники со стола, поинтересовался Кузьма.
Иван переглянулся с Хевронием:
– Как можно быстрее. Может, кое-что уже и в запасниках есть?
Кузнец засмеялся:
– Чай, найдется, коль хорошо поискать.
В запасниках нашлись и рогатины, и кинжалы, и стрелы, даже пара коротких кольчужиц.
– Вот славно! – увидев их, обрадовался Иван. – Как раз и нужны такие.
