нет – да и к ребятам присматриваться начала. Вот, к примеру, Михряй – старосты Никодима сынок – хоть куда парень! Кудрявая голова, косая сажень в плечах – силен да ухватист. Тот же Лукьян – этот, правда, себе на уме, городской, Марфена его, честно сказать, побаивалась даже, то ли дело местные, свои, деревенские. У Михряя, правда, в Чернохватове была зазноба – ясноглазая дева с длинной толстой косою, ну да и кроме старостина сынка вокруг парней хватало. Видя такое дело, Раничев не стал смущать девку, чего, в общем-то, и раньше не делал. А так и совсем вечера коротал в одиночестве, все размышлял, думал. Проблем хватало. Хотел спокойной жизни – пересидеть до весны – ага, нашел спокойствие, как же! С одной стороны – алчные чернецы, с другой – враги-интриганы, с третьей – пропавшие отроки с девами. И все проблемы нужно было решать, попробуй-ка, посиди сложа руки – уж вражины-то не сидели. Не раз и не два замечал уж Иван, как кружили близ деревень незнаемые воинские люди – оружные, в кольчугах да пластинчатых латах. А совсем недавно приметили у рядка какого-то кособородого мужика – не Никитка-ли Хват, верный холоп Аксена? Чувствовал Раничев – не зря они все тут крутились, и оружные, и мужик этот. Ну, с рядком дела пока – тьфу-тьфу-тьфу – шли хорошо, и впрямь, оказался прибыльный бизнес. Даже сейчас, поздней осенью, пока не замерзла река, возвращались с южных сторон торговые струги – из Таны, со стороны ордынской, а кое-кто из самой Кафы плыл. По совету Ивана Захар с Хевронием быстро переориентировали торговлишку с, так сказать, ширпотреба на продуктово-кожевенный лад. Ну, какой купец, возвращаясь домой, откажется прихватить по дороге выделанные кожи по низкой цене, или парное мясо, или те же орехи с медом? Вот и процветала торговля – не великий барыш, зато верный, да и не отходя от дома. Сбили у реки, у брода, рядки из крепких досок под крышею – окромя товаров, там и перекусить можно было горячими пирогами с капустой да зайчатиной, бражки ягодной выпить. Вообще же, к следующему лету можно было бы корчму открыть – попробовать, как делишки пойдут. Пока шли неплохо – каждый день звенела монета. Вот и сейчас, несмотря на дождь, знал Иван – сидят на рядке верные людишки – Кузема со товарищи – по малолетству к забавам воинским покуда негодные. Ну, торговать – тут ведь силы не надо, ум только. Тем более, все меньше и меньше становилось на реке купеческих стругов, иной день – и вообще ни одного. Все же ребята за рядком приглядывали. Раничев даже написал на пергаменте специальный список – «прайс-лист» – мало ли, чего еще захочется покупателям: подковы там, хомуты, гвозди – ежели что, из деревни-то притащить недолго. Вот и сейчас бежит вроде пацан. Взволнованный какой-то, ишь, пот так и сыплет градом. Раничев подошел к волоковому оконцу, прислушался. Пробежав по крыльцу, отрок замолотил в дверь:
– Беда, беда, господине!
– Что такое? – отворил дверь Раничев.
– Чернецы рядки громят, товар портят!
– Что?! Ах они твари…
Иван быстро набросил на плечи травянисто-зеленый кафтан, поверх него – опашень с золочеными пуговицами, к поясу – сабельку в малиновых ножнах, на голову – отороченную бобровым мехом шапку. Вышел на крыльцо, свистнул:
– Коня седлайте!
Вывели из конюшни коня под узорчатым чепраком, Раничев взгромоздился в седло с крылечка, обернувшись, махнул рукой подошедшему Лукьяну:
– Веди своих, парень. Ужо, чернецов проучим.
Юноша кивнул, обернулся к парням, крикнул. Те похватали рогатины, построились ровно – любо-дорого посмотреть.
– Никого до смерти не убивать, – строго предупредил Иван. – Не хватало нам еще и из-за этого с монастырем ссориться.
– А в реку покидать можно? – ухмыльнувшись, тряхнул кудрями Михряй.
– В реку? – Раничев улыбнулся. – Можно. Ну, Лукьяне, показывай, чему твои орлы научились.
Юноша улыбнулся:
– Ну что, ребята, покажем?
– Покажем, господине десятник!
– Ну, тогда бегите, пока весь рядок не разворовали, – смеясь, приказал Иван. – А я потихоньку за вами.
Повернувшись, полтора десятка парней, поудобней перехватив короткие рогатины, ускоряя шаг, направились вслед за своим командиром. Ступали след в след, словно волки, вошли в рощицу – ни одна веточка не дернулась, не шевельнулась. Молодец, Лукьяне!
Раничев тронул поводья и поскакал на небольшой холм у излучины, откуда хорошо просматривался рядок. Доехал, спешился, привязал коня к рябине, посмотрел вперед. Ага – вот и рядок! Часть досок уже оторвана, товар опрокинут, затоптан… Чего они там суетятся-то? А, кажется, поджечь хотят. Ну-ну, по такой-то погоде. Иван поежился – вроде бы и не было уже дождя, не капало, однако зависла в воздухе мелкая холодная морось.
Разгромив рядок, чернецы, подобрав рясы, деловито пинали Кузему. Тот съежился и уже не кричал, закрывая руками разбитое в кровь лицо.
– На тебе, на! – злобно кричал длинный вислоносый монах с маленькими щелястыми глазками – видимо, главный. – Будете знать, как на чужой земле торговаться! – Еще раз пнув парня, он обернулся к своим и требовательно спросил: – Ну, выловили остальных?
– Каких остальных, брате Дементий? Их тут всего трое и было.
– Трое? – Дементий нехорошо ухмыльнулся. – Ну и где же еще два? Упустили, раззявы? Ужо, устроит вам отец-келарь.
Один из монахов вдруг обрадованно кивнул куда-то в сторону леса:
– Эвон, братие! Кажись, словили.
Дементий обернулся, тонкие губы его скривились в нехорошей усмешке. Заложив за спину длинные с покрасневшими ладонями руки, он, набычившись, смотрел, как пара вышедших из лесу чернецов тащила под руки испуганного белобрысого парня.
– А второй где? – Дементий окинул монахов презрительным взглядом.
– Не гневайся, брате, упустили…
– Упустили? Ух! Опосля доложите отцу-келарю.
Монахи заметно приуныли.
Их предводитель грозно взглянул на плачущего мальчишку:
– Кто таков?
– Онфимко, из Гумнова…
– Такой юный, а уже закоренелый тать! – сузив глаза, Дементий покачал головой. – Придется тебя проучить, парень, чтобы знал, как безобразить на святых землях! Ишь, непотребство какое устроили, прости, Господи, – сплюнув, он пнул ногою корзину с орехами… – А ну, подержите его…
Оглянувшись по сторонам, Дементий поднял с земли увесистый дрын, размахнулся… и заверещал, словно угодивший в капкан заяц. Поднятую вверх руку его поразила стрела.
Монахи озадаченно переглянулись, и, увидев выбегающих из лесу парней с рогатинами, резво понеслись к реке. Однако и там их ждала засада – Лукьян оказался неплохим стратегом. Согнанные к реке монахи опасливо попятились к броду.
Пора! – решил Раничев и поскакал к ним во всей красе – зеленом кафтане, опашне с золочеными пуговицами, с висевшей на наборном поясе сабелькой.
– Эх, волчья сыть! – на ходу громко ругался Иван. – Вы пошто мой рядок разорили, собаки? Вот я вам головенки-то оттяпаю!
Чернецы в страхе попадали на колени – одежда Раничева произвела на них неизгладимое впечатление, видно, никак они не ожидали встретить в здешней глуши такого богатого и, несомненно, влиятельного господина.
– Пощади, боярин батюшка! – заканючили монахи. – Не своею волею мы.
– Ага, а волею князя Милославского, так, что ли? – Иван расхохотался и кивнул парням:
– А ну-ка, ребята разложите их, да возьмите в лесу хорошей вицы.
Оброчные с удовольствием это и проделали – задрали зарвавшимся чернецам рясы да вломили от души по филейным частям, особенно усердствовал Онфимко, бил да приговаривал:
