– Вы что, жрать сюда пришли?
Парни живо поскакали с мест, схватили аккуратно положенные в углу инструменты – лютню, свирель, колотушки и прочее. Ульяне достался кимвал.
Ударили струны, запела свирель, медью звякнул кимвал.
самозваные миннезингеры запели популярную лирическую балладу «Парцифаль» Вольфрама фон Эшенбаха, вещицу, известную в здешних кругах, не меньше чем в свое время «Smoke On The Water» Deep Purple.
искоса поглядывая на молодую женушку, подпевал рыцарь Здислав.
та не осталась в стороне, видать, тоже хорошо знала песню.
Лишь юный Александр, оруженосец барона Георга фон Эппла, сидел молчком, не отрывая от мачехи грустного влюбленного взгляда. Да-да, именно – влюбленного, уж кто-кто, а «дон Хуан» в таких вещах разбирался!
Однако! Раничев в очередной раз перехватил тоскливый взгляд юноши и мысленно усмехнулся: наверное, в этом замке стоило половить рыбку…
Глава 9
Июнь 1410 г. Земли Тевтонского Ордена. Прекрасная пани
Увы, уж день настал,
Как он в ту ночь вздыхал,
Когда со мной лежал:
Уже светало.
…в мутной воде!
За этот вечер Раничев выступил и сам, правда, пел по-английски – когда-то в школьном ансамбле Иван сотоварищи переиграл весь репертуар «Смоки», а потому и сейчас сбацать «что-нибудь западное» для него проблемы не составляло. Английский, правда, не очень-то походил на кастильское наречие, но это все же не русский, который здесь, в замке, вполне могли понимать. Ну а ежели б нашелся кто-нибудь англоязычный, можно было б и соврать что-нибудь типа того, что «благороднейший дон Хуан» долго странствовал по английскому королевству, вот и понабрался простонародных баллад, именно – простонародных, знать в Англии в это время говорила в основном по-французски, несмотря на то что с Францией воевала – знаменитая Столетняя война, знаете ли…
За окнами замка в густой черноте ночи повисли загадочно мерцавшие звезды. Слуги зажгли факела и свечи, растопили камин – сразу стало заметно теплее, уютнее, да и вообще обстановка располагала к неспешной застольной беседе. Общались в основном по-латыни, на том ее варианте, что повсеместно применялся в средневековье, хозяин замка лишь иногда бросал фразы на польском или немецком. Немецкий тут же переводил сидевший по правую руку от Раничева Савва, а польский Иван и так почти понимал. Рыцарь расспрашивал о Кастилии, и Раничеву здесь вовсе не приходилось врать, лишь вспоминать собственные скитания пятилетней давности, погоню, так сказать, по следам сеньора Клавихо – посла кастильского короля при Тимуре. С интересом выслушав рассказ, сын хозяина замка Александр, сославшись на данный обет, отправился перед сном помолиться, так что перед Раничевым теперь сидели двое – Здислав и его обворожительно юная жена Елена.
Вообще же Иван старался меньше рассказывать, а больше спрашивать самому, в конце концов именно ради этого он сюда и приехал. Пфенниг! Как он попал к Здиславу и вообще вспомнит ли рыцарь эту медную монетку?
Раничев незаметно перевел беседу в финансово-экономическую плоскость: расспросил о крестьянах, о положении переселецев, об оброке и барщине, о торговле, ну и о многом подобном. На все вопросы гость получил вполне исчерпывающие ответы, в корне поколебавшие его прежние представления об орденском государстве. Вообще-то Иван никогда специально тевтонцами не интересовался, так, просматривал походя еще в институте, при изучении деятельности Александра Невского и немецкой экспансии в Прибалтике, не более того. Знал, конечно, как и любой студент или школьник, что Тевтонский Орден – агрессивное, паразитирующее образование, острие меча Крестовых походов на Русь, инспирируемых папой римским, что псы-рыцари спят и видят, как бы захватить Псков, Новгород, Польшу, Литву и все прочие земли. А тут узнал вдруг, что тевтонские рыцари не столько воины, сколько торговцы, причем достаточно опытные и умелые. Монополизировали торговлю янтарем, построили мощный флот, кстати, лучший на Балтике. Нажили, между прочим, большие богатства, вызывающие неприкрытую зависть той же Польши, архиепископа рижского, прочих ливонских и ганзейских городов. Да, Орден вел территориальную экспансию, но наряду с этим проводил и очень даже умную переселенческую политику, привлекая людей различными льготами и разумным законодательством. Даже крестьяне – и те четко знали, что с них может потребовать феодал, а чего нет, не говоря уже о чисто рыцарских отношениях, так называемой феодальной лестнице – Орден являлся сеньором для многих польских, литовских или венгерских рыцарей-землевладельцев. И всех их подобное положение дел вполне устраивало – что-то не очень-то хотел Здислав из Панна обрести над собою власть польского короля Владислава – он же – Ягайло. По сути, Орден требовал от своих вассалов не нарушать закон и воевать, как это и положено верным вассалам. После беседы со Здиславом у Раничева осталось четкое ощущение того, что все те, кто держит земли, данные Орденом, независимо от национальности – поляки ли они, венгры, литовцы – будут защищать тевтонцев не только ради вассальной клятвы-присяги, но и для личной выгоды. Не так-то уж и плохо многим жилось под орденским покровительством, как это обычно описывалось в советских учебниках.
– Значит, Орден богат? – выслушав, уточнил Иван.
– Конечно, богат! – кивнул хозяин замка. – Я бы даже сказал – очень.
– Интересной монеткой расплатились с одним из моих парней. – Раничев крутнул на столе пфенниг и протянул его Здиславу. – Взгляни!
К огорчению Ивана, на лице рыцаря не отразилось никаких чувств. Без особого интереса рассмотрев монету, он вернул ее обратно и, пожав плечами, заявил, что, вообще-то, похожие у него, наверное, и были, да он особенно не присматривался – чего присматриваться к медяхам? Было бы серебро – другое дело.
– Дайте-ка мне взглянуть, уважаемый дон Хуан, – негромко попросила пани Елена, и Раничев галантно передал ей пфенниг.
– О! Да, кажется… Хотя нет, не помню. – Женщина – как показалось Ивану, с лукавством – взглянула на него и, оглянувшись на отвлекшегося на корм подбежавшей собаки мужа, быстро добавила: – Если вспомню, я пришлю за вами пажа, хорошо?
Раничев молча кивнул.
Обед – вместе с песнями, музыкой и беседою – затянулся далеко заполночь, и, только, когда где-то во дворе прокукарекал петух, пани Елена повернулась к мужу:
– Пожалуй, нашим гостям пора отдохнуть.
– О, да. – Здислав кивнул. – Я лично провожу в покои славного дона Хуана! Прошу!
– А мои люди? – Раничев поднялся из-за стола.
– О них позаботятся слуги. Думаю, твои миннезингеры не побрезгуют спать в одной комнате и на одной – но широкой – постели?
– О, нет, – ухмыльнулся Иван. – Конечно же, это их вполне устроит. Лишь бы было тепло и сухо.
Они поднялись по узкой винтовой лестнице почти под самую крышу, хозяин гостеприимно распахнул дверь, показывая «дону Хуану» покои. Узенькую, словно пенал, комнатку с высоким сводчатым потолком, освещал трепетный свет четырех свечей, по-видимому, не так давно зажженных слугами. Из мебели в покоях имелась лишь массивная деревянная кровать под малиновым бархатным балдахином и небольшой столик с оловянным кувшином.
– Рейнвейн, – кивнув на кувшин, с улыбкой пояснил рыцарь. – Очень неплохое вино.
Пожелав гостю спокойной ночи, он удалился – на лестнице послышались быстрые удаляющиеся шаги. Скинув башмаки, Иван блаженно растянулся на ложе и, глотнув немного вина, принялся думать. Итак, пфенниг, похоже, никто не опознал… если не считать туманных обещаний пани Елены. Значит, что же? Значит, денежка все же не отсюда? Не из Восточной Пруссии? Хотя нет, Онциферу Гусле-то с чего врать?
