так.
- Не думаю, чтоб это было очень обременительно. Все римские горожане - цивитас - платят налоги. И за это много чего имеют!
Жрец и старейшина снова переглянулись, на этот раз - озадаченно.
- Ты произнес непонятное слово, - пояснил жрец. - Циви… Как ты сказал? Кто это?
- Гм… - Рысь чуть замялся. Увы, Тарх и Брячислав не понимали латынь, и как составить для них объяснение на языке сло-вен, в котором и многих слов-то нет? Легат отпил из братины, похвалил - вкусно! - а уж затем продолжил, старательно подбирая слова: - Ну, цивитас - «граждане» - это люди, жители города. Которые, кроме обязанностей - платить, к примеру, налоги - имеют еще и права.
- Права?
- Право на имущество, на защиту, на справедливый суд, на…
- Понятно, - серьезно кивнул Тарх. - Мы и так все это имеем.
- Но вы не имеете надежной защиты, - тут же парировал Рысь. - А ведь можете иметь, можете.
- Ценой нашей свободы?
- Да поймите же, о вашей свободе вовсе не идет речь!
Старейшина угрожающе сдвинул брови:
- Пойми и ты нас, сын Доброя. Ты предлагаешь отдаться под вашу власть… так, так, не возражай… Но ведь мы можем просто уйти в леса.
- Жаль, если так будет…
- Или воевать с вами и погибнуть со славой!
Юний вздохнул: все ж таки надеялся, что подобного не случится. Однако правители селенья пока настроены не очень-то доброжелательно к римлянам. Пока… Посмотрим, как дальше будет.
Дипломатично оставив самый животрепещущий вопрос на потом, легат ловко перевел беседу на сельское хозяйство, затем на рыболовство с охотой. Ничего нового тут не узнал, зато собеседники разговорились. Землю, как Рысь и представлял, люди Птицы обрабатывали так же, как когда-то и его соплеменники - род Доброя. Выбирали место в диком непроходимом лесу, который тут был, можно сказать, везде, подсекали деревья - чтоб постепенно высыхали, теряя соки, потом срубали, пускали пал, тщательно следя, чтобы огонь не перешел на весь лес, иначе никому мало не покажется - и вот вам, пожалуйста - готовое, удобренное свежей золою поле. Корчуй пни, распахивай, сажай. Урожай - если с погодой милостивы будут боги - в первый год замечательный, во второй - чуть похуже, ну а дальше… А дальше все по новой. Снова искать в лесу подходящий участок, снова подсекать, корчевать, распахивать. Для одной семьи - даже для большой - непосильное дело. Только - всем родом, миром. Тяжек труд хлебороба, особенно здесь, в лесах, бывало - и надрывались, умирали. Да что для рода жизнь отдельного человечишки? Так, песчинка, не более…
- Прибавится сегодня домов в поселке мертвых, - тихо произнес Тарх. - Да и то, давно надо было бы направить посланцев к богам - молить ° будущем урожае.
- Погибшие вряд ли будут молить об этом, - жрец Брячислав скорбно поджал губы. - Вот если бы особый посланник… посланница… Думаю, боги бы не отказали ей в просьбе.
- Посланница? - Старейшина удивленно поднял глаза. - Так ты уже…
- Враги убили Витеня из рода старейшины Ведогаста… Славный был юноша.
- Ну… - Тарх, похоже, пока не очень-то понимал, куда клонит жрец.
- А в твоем роду у него осталась невеста, Невда, - Брячислав улыбнулся. - Кроткая, красивая девушка. Умница и хозяйка добрая. Убивается сейчас, плачет…
- Зря… - Тарх шмыгнул носом.
- Вот и мне ее жаль. У них с Витенем-то по осени и свадебка сговорена была. Так, вот, мыслю…
Старейшина шутя погрозил жрецу пальцем:
- Ах, вон ты чего задумал! Невда ведь и работящая, эвон, как снопы кидала. Большая от нее польза роду, большая…
- Тем приятней богам… да и ей.
- Ей-то ясно… А кто здесь работать будет? Мы с тобой?
- А вдруг боги нашлют дожди или холод? Мы ведь до сих пор не принесли им хорошей жертвы. Тот хромоногий отрок не в счет - он ведь все равно был калека.
- Какой-никакой - а все же заступник.
Жрец вздохнул:
- А уж какой заступницей станет Невда!
- Невда… - Тарх почесал затылок. - Да ты пойми, я ведь не против! Знаю, что и деве то приятно будет - вечно пребудет с любимым, да и нам полезно… Однако ж, может, до осени подождать, а? Тем более и отроки наши сгинули целым отрядом… - Старейшина неожиданно жалобно взглянул на своего собеседника, снова повторив сакраментальную фразу: - А кто работать будет? Ведь каждый человек на счету.
Брячислав упрямо сжал губы:
- Но ты и о деве подумай! Что ж ей, до осени плакать-мучиться?
- Ай, - Тарх отмахнулся. - Велики ли девичьи слезы? Поплачет да перестанет, нового жениха найдем.
- Вряд ли… Уж больно сильно Невда Витеня своего любила. Молвила - брошусь с обрыва в реку.
Старейшина покряхтел и, с шумом вздохнув, махнул рукою:
- Ладно. Как ты сказал - сладим.
- Вот и славно! - просиял жрец. - Так я пойду, обрадую Невду… Пусть уж не грустит, не печалится.
Поднявшись, он поклонился и вышел - лишь длинный, накинутый ради пущей важности, плащ взметнул на дворе пыль.
- Ну, - Тарх вздохнул. - Пойдем и мы. Поглядим, как готовят краду.
- Поглядим, - вставая из-за стола, согласно кивнул Рысь.
- Эх, - накидывая на левое плечо плащ - старый, но явно покупной, римский, или, скорее, из греческих эвксинских городов, - старейшина с укоризной покачал головой. - Хороший человек Брячислав, умеет говорить с богами… Но вот больно уж жалостливый, добрый. Всех-то ему жалко, о каждом душа болит. Так ведь и у меня болит, что я, от дурости, что ли, хотел деву небесного счастья лишить? Нет… Как бы и другие за ней не захотели, вот что! - Прищурив глаза, Тарх посмотрел в небо, словно хотел узреть там что- то такое, вообще недоступное обозрению.
- Там, с богами-то, хорошо, - вполголоса посетовал он. - А кто здесь пахать будет?
Маленькие домики, очень похожие на настоящие, - вместилище праха - занимали целую поляну в священной роще. Туда Юний с Тархом не пошли - старейшина не собирался показывать чужаку святые места. Встали рядом, на крутом обрывистом берегу. Смотрели, как люди - мужики и бабы, молодые парни и девушки - с песнями тащат из лесу валежник и увесистые коряволапые сушины. Крада - погребальный костер - должна была гореть ярко, бурно, ведь погибших было много. Всех их аккуратно, на челнах, перевезли с луга, вымыли, обрядили в лучшие одежды (у кого были), рядом с каждым покойником положили оружие, украшения, узелок с едою - до того света, говорят, путь неблизкий, так чтоб не голодали. Ждали ночи, вернее, не ждали, а деятельно к ней готовились. Вокруг звучали протяжные песни, ничуть не грустные, а среди невеликой группки молодежи Юний, к удивлению своему, вдруг услыхал смех. Впрочем, чему было удивляться? Ведь все знали, расставание с погибшим сыном, мужем, братом, дочерью всего лишь временное. Наступит день, и они все встретятся в другом мире, чтобы потом возродиться в своих внуках и правнуках. Все всегда было и всегда будет. За осенью и зимой всегда следует весна и лето, все, что когда- то было, явится снова. Так чего же грустить? Все павшие - погибли достойно и с радостью предстанут перед богами - Белесом, Мокошью, Родом…
Войдешь в Моренины ворота - не воротишься,
Уйдешь по Велесову пути - не оглянешься;
Мать сыра земля по тебе восплачется,
Буйны ветрушки разрыдаются… [1]
- протяжно пели девушки.
Радостно было кругом, а если кто и грустил, то того не показывал. Что грустить? Ведь все опять
