кафедрой. Или не в ребра. По крайней мере, в ту точку, где раньше находились ребра, которые за пятьдесят лет обильных трапез покрылись несколькими слоями жира.
— Тихо! — прошипел он. — Вот они!
— Кто?
— Какие-то важные персоны. Судя по тому, как держатся.
Физиономия заведующего кафедрой внезапно исказилась. Псевдоподдельная борода в ужасе задергалась.
— Слушайте, а что если они додумались позвать сюда самого аркканцлера?!
И волшебники, точно черепахи, втянули головы в мантии.
Однако подъехавший роскошный экипаж ни в какое сравнение не шел с теми средствами передвижения, что стояли в университетской конюшне. Толпа навалилась на живое ограждение из троллей и городской стражи. Все жаждали увидеть, как откроются двери экипажа. Самый воздух потрескивал от возбужденного ожидания.
Господин Безам, которого так распирало самодовольство, что он, казалось, вот-вот воспарит над улицей, быстрыми скачками переместился к дверце и распахнул ее.
Толпа дружно затаила дыхание. Лишь один ее элемент не поддался общему порыву. Он без устали колотил соседей своей тростью и яростно вопрошал:
— Что происходит? Что такое там происходит? Почему никто не может объяснить мне, что в конце… концов… там…
Но дверь отказалась распахиваться. Джинджер вцепилась в ручку так, словно от этого зависела ее жизнь.
— Но там же какой-то кошмар! — прошептала она. — Я туда не пойду.
— Все эти люди видели клики с твоим участием, — взмолился Солл. — Они полюбили тебя, это теперь твоя публика.
— Нет!
Солл схватился за голову.
— Слушай, может, ты ее убедишь? — обратился он к Виктору.
— Я и себя-то не могу убедить, — ответил Виктор.
— Считай, что ты провела вместе с ними много-много дней, — вмешался Достабль.
— Ничего подобного, — сказала Джинджер. — Эти дни я провела с вами, с рукояторами, троллями и так далее. А это не одно и то же. Кстати, это вообще была не я, а Делорес де Грехх.
Виктор задумчиво закусил губу:
— Тогда, может, ты пошлешь вместо себя Делорес де Грехх?
— Как это?
— Ну, как… Представь, что снимаешься в клике…
Достабли — дядя с племянником — обменялись быстрыми взглядами. В следующий же миг Солл соорудил около лица рамку из пальцев на манер глазка ящика для картинок, а Достабль, после тычка в бок, тут же приставил руку к голове племянника и начал вращать невидимую ручку, укрепленную где-то в его ухе.
— Крути! — крикнул он.
Дверца кареты все-таки распахнулась. Толпа дружно вздохнула, словно некая огромная гора пробудилась к жизни. Виктор спустился, поднял руку, помог Джинджер сойти со ступенек.
Толпа захлебнулась в приветственном кличе.
Профессор современного руносложения, борясь с возбуждением, укусил собственные пальцы; завкафедрой издал странный горловой звук.
— Помнишь, ты говорил, что молодой человек не может и мечтать о лучшей профессии, чем стать волшебником? — спросил он.
— У настоящего волшебника в жизни должна быть одна-единственная страсть, — пробормотал декан. — Ты знаешь об этом.
— Да, об этом я знаю.
— Я, вообще-то, имел в виду магию. Заведующий кафедрой всмотрелся в идущие навстречу толпе фигуры:
— Слушай… А ведь это действительно наш Виктор. Клянусь, это он.
— Какая мерзость, — поморщился декан. — Парень мог стать волшебником, а вместо этого предпочел юбки.
— Да, глупец, жалкий глупец, — пробормотал профессор руносложения, испытывая, правда, некоторые перебои с дыханием.
Последовал общий горестный вздох.
— Согласитесь, она, что ни говори, — сказал завкафедрой, — м-мм… лакомый кусочек.
— Я — пожилой человек, — проговорил сзади скрипучий голос, — поэтому если кто-то загораживает мне то, что мне очень хочется разглядеть, этот кто-то может заработать удар по… м-м… незащищенной части тела.
Волшебники мигом расступились, пропуская вперед кресло-убийцу. Приняв ускорение, оно сумело остановиться, только заехав на край ковра, а по пути украсило синяками немереное количество лодыжек.
Челюсть Сдумса начала медленно отвисать.
Джинджер схватила Виктора за руку.
— Видишь ту группу толстых старичков в накладных бородах? Они так машут тебе, — произнесла она сквозь лучезарную улыбку.
— По-моему, это волшебники, — пробормотал он, улыбаясь ей в ответ.
— А один даже подпрыгивает в своей коляске и орет «Эге-гей!», «Так держать!» и «Молодцом!».
— Между прочим, это самый старый волшебник в мире, — сказал Виктор, делая ручкой одной полной даме, которая тут же схватилась за сердце.
— О боги! Представляю, что он выделывал лет пятьдесят назад.
— Ну, начнем с того, что ему тогда было восемьдесят[24]. Только не надо посылать ему воздушные поцелуи!
Толпа надрывалась, стремясь показать, как она довольна происходящим.
— По-моему, он очень милый.
— Прошу тебя, маши ручкой и улыбайся.
— Мне сейчас будет дурно! Ты видишь, сколько людей ждет, чтобы их нам представили?!
— Вижу, — спокойно сказал Виктор.
— Но все они — сливки общества!
— Прекрасно. Мы тоже сливки. Во всяком случае, у меня такое ощущение.
— Это еще почему?
— Потому что мы сейчас стали тем, кто мы есть. Помнишь, ты объясняла мне это у моря? Мы выросли настолько, насколько нам суждено было вырасти. И это именно то, чего ты хотела. Мы…
Он сбился с мысли.
Тролль, поставленный у дверей «Одиоза», помешкав, все же отдал им честь.
