Библиотекарь повидал на своем веку немало дивного и загадочного, но то, что он видел, вполне могло занять пятьдесят седьмое место в списке самых поразительных чудес Диска[27].
До него доносились обрывки фраз.
— …Продолжай, говорю, ее крутить! Если ты перестанешь ее крутить, его магия исчезнет! Это же голывудская магия! Он сумел перенести ее в реальный мир!
То был голос молодой женщины.
— Да я не против, но бесы совсем остервенеют, если… — то был голос мужчины, пребывающего в полном смятении чувств.
— Да пропади они пропадом, эти бесы!…
— Каким образом ему удалась лошадь?! — это, конечно, вопрошал декан. Орангутан без труда узнал его скуление. — Это же магия высшей пробы!
— Это не настоящая лошадь, это лошадь из движущихся картинок. И снова — девушка:
— Слушай, ты! Работай в темпе!
— Работаю, работаю! Я и так работаю как угорелый! Я их совсем загнал!
— Но не может он скакать на ненастоящей лошади!
— И это я слышу от тебя? Ты же волшебник!
— Ну, положим, не просто волшебник, а настоящий волшебник.
— Да кто угодно. В общем, эта магия не по твоей части.
Библиотекарь закивал. Слушать дальше он не стал. Ему было чем заняться.
Тварь между тем достигла самого подножия Башни Искусства и вскоре должна была свернуть к Университету. Твари всегда двигаются прямиком к ближайшему источнику магической энергии. Так уж они устроены.
В одной из зловонных университетских кладовых библиотекарь отыскал длинную железную пику, которую сейчас бережно сжимал пальцами одной из нижних лап. Передними лапами он распутывал узел крепящейся к флюгеру веревки, что протянулась до самой верхней точки на башне. На то, чтобы закрепить ее описанным способом, ушла целая ночь.
Библиотекарь окинул взглядом простирающийся внизу город, а потом несколько раз стукнул себя в грудь и прокричал:
— АаааАААаааААА — хнгх, хнгх!
Битье в грудь, наверное, все же было лишним — так, во всяком случае, показалось библиотекарю, пока он пережидал гудение и яркую рябь перед глазами.
В одной руке зажав пику, а в другой веревку, библиотекарь бросился с купола.
Самым наглядным описанием полета библиотекаря будет то, которое ограничится перечислением и толкованием звуков, изданных на разных стадиях данного полета.
Первым шел звук «АааААА аааАААааа», который, конечно, говорит сам за себя, ибо, будучи связанным с самой первой стадией, выражает удовлетворение ярким началом.
За ним прозвучало «Ааааарргххх». Это случилось в момент, когда библиотекарю стало ясно, что из-за какой-то ничтожной погрешности он промахнется мимо кренящейся вбок Твари. Также ему стало ясно, что тело, связанное веревкой с вершиной очень высокой и крайне твердой каменной башни, летит прямо на указанную башню — допущенная ошибка в расчетах относилась именно к тому виду ошибок, о которых потом жалеешь весь остаток своей искалеченной жизни.
Итак, полет подошел к завершению. Самый последней его миг был ознаменован звуком, напоминающим тот, с каким плюхается резиновый куль с маслом о каменную плитку, а этот звук еще спустя мгновение был дополнен чрезвычайно ТИХИМ «у-ук».
Пика, позвякивая, исчезла во тьме. Библиотекарь распластался по стене на манер морской звезды, вцепившись пальцами верхних и нижних конечностей во все возможные выбоинки.
Не исключено, что он смог бы одолеть ожидающий его спуск, однако здесь можно только строить предположения: Тварь протянула к библиотекарю мерцающую руку и оторвала его от стены со звуком, который можно услышать, когда водопроводчик вытаскивает из трубы какую-нибудь особо плотную затычку.
После этого Тварь поднесла библиотекаря к тому, что с некоторых пор стало ее лицом.
Толпа устремилась на прилегающую к Университету площадь. Достабли наблюдали за происходящим со стороны.
— Ты погляди, что творится! — вздохнул Себя-Режу-Без-Ножа. — Тысяча клиентов, и ведь никто им ничего не предложит!
Кресло-убийца медленно теряло скорость. Наконец, ощетинившись градом искр, оно замерло.
Виктор не спешил. Призрачный конь по-прежнему мерцал под седлом. Впрочем, вряд ли то был один конь — это была целая череда коней. И они не двигались, а просто менялись местами.
Вновь полыхнула молния.
— Что он такое делает? — спросил завкафедрой.
— Пытается преградить ей вход в университетскую библиотеку, — объяснил декан, вглядываясь сквозь завесу ливневых струй, которые начали поливать мостовую. — Чтобы продлить свое существование в реальности, Твари должны подпитываться магией. Так они сохраняют целостность своего бытия… Кхм, дело в том, что, не обладая естественным морфогенетическим полем, Тварь…
— Сделайте же что-нибудь! Взорвите ее своей магией! — вскричала Джинджер. — Я не могу больше смотреть, как мучается эта бедная обезьянка!
— Но мы не можем применить магию! Это все равно что подлить масла в огонь! — отозвался декан. — Да и потом… Я, признаться, с трудом представляю себе, каким образом можно взорвать женщину ростом в пятьдесят с лишним футов. Никогда не думал, что мне придется чем-нибудь таким заняться.
— Какая еще женщина?! Кретин, это же… это персонаж из движущихся картинок! Посмотри на меня, я что, такого же роста? — проорала Джинджер. — Эта штука использует Голывуд! Это чудовище, порожденное Голывудом, страной движущихся картинок…
— Правь, говорю! Правь, покарай тебя боги!
— Я не умею!
— Просто наклоняйся в ту или в другую сторону!
Казначей еще яростнее стиснул пальцы на черенке помела. «Тебе, небось, легко говорить, — думал он. — Ты-то у нас человек привычный».
Они вышли из Главного зала как раз в ту самую минуту, когда великанша ступила через ворота в пределы Университета. В руке она сжимала верещавшего орангутана. И вот сейчас казначей пытался управиться с помелом, позаимствованным из университетского музея, а этот умалишенный, что пристроился за его спиной, быстро заряжал арбалет.
«Воздушные силы» — так назвал аркканцлер себя и казначея, усевшихся на метлу. А еще он сказал, что «воздушные силы» решают все.
— Ты что, не можешь вести его прямо? — прорычал аркканцлер.
— Эта штука не создана для двоих, аркканцлер!
— Забери тебя холера, я не могу по-человечески прицелиться, когда ты так вихляешь!
Тлетворный голывудский дух, навалившийся на Анк-Морпорк словно тяжелое, ватное одеяло, наконец подействовал и на аркканцлера.
— Мы своих людей не бросаем! — взревел он.
