плакала.
Утром в нашей квартире, когда Васе было пять дней, раздался звонок. На пороге стояла женщина в красном берете, с тяжелым пакетом с эмблемой супермаркета.
– Здрасьте, я ваш участковый, медсестра уже была? Нет? Ну ладно, где ваши документы? – Женщина прошла, села в кресло и начала писать.
Я смотрела на ее красный берет, на котором красиво таяли снежинки. Ее пакет лежал на ковре и тоже подтекал.
– Как зовут ребенка? – задавала она один вопрос за другим. – Кем папа с мамой работают? Журналисты? Понятно. Вечно спешите, времени нет, могу в поликлинике принимать вас без очереди. Позвоните, договоримся. Так как ребенка зовут? Василий? Это вы в честь Теркина? Журналисты, книжки вроде читаете и такое имя дали. Так подумайте насчет без очереди… Завтра медсестра придет.
В ванную она пошла после того, как захлопнула тетрадь. Медсестра не пришла, а позвонила.
– Я вам нужна? – спросила она.
– Не знаю, – почему-то растерялась я.
– Пупок зеленкой мажете?
– Мажу.
– Хорошо, – сказала медсестра и повесила трубку.
Участковый врач позвонила через неделю:
– Ну, как ваш Валера, зубки уже режутся? Слюни текут?
– У нас не Валера, а Вася… Слюни текут. Зубки еще не режутся.
– Почему?
– Не знаю. А что, должны?
– А сколько ему?
– Две недели.
– А, я не туда посмотрела. До свидания.
Я пошла в поликлинику – забрать карту и попросить, чтобы не беспокоили. Хотя они и не беспокоили.
Карту мне отдали быстро и молча – государственной медицине было наплевать, буду ли я делать своему ребенку прививки и носить к 8 утра в окошечко анализы. Фамилия ребенка была написана с ошибкой, и жирным фломастером «а» переправлено на «о». В коридоре плакали дети, в пятом кабинете пили чай с печеньем «Юбилейное», седьмой был закрыт, в восьмом прием новорожденных детей на правах доктора вела медсестра. Уставшая молодая женщина на ободранной банкетке кормила ребенка грудью, а ее мама, то есть бабушка, бодро бегала по коридору и выясняла, «кто последний». Во дворе стояли папы – курили, смотрели на часы и кричали в мобильники. Они сторожили коляски – их часто крадут.
Лариса Николаевна появилась в нашем доме, когда Васе исполнился месяц. К нам по делам заехал друг мужа, тоже отец. Попили чаю. Они говорили о работе, я отнесла грязные чашки на кухню и расплакалась. Не знаю, что на меня тогда нашло. Весь этот месяц мне было страшно. До тошноты. До какого-то одурения. Я чувствовала, что что-то не так. Что ребенок не должен так плакать. А все вызываемые врачи – государственные, элитные, рекомендованные – говорили: «Все в порядке». Я выла в голос.
Друг мужа зачем-то зашел на кухню.
– Что случилось? – спросил он.
– Вася…
– Позвони нашей Ларисе. Она диагност от Бога.
Я бы не поверила, если бы не это его «от Бога». Как мама говорила.
Лариса Николаевна спасла Васю. Я в этом уверена. Или меня спасла. Потому что я с тех пор не плачу – сын здоров, мама жива.
За эти годы Лариса Николаевна узнала, чем болела моя прабабушка и от кого Вася научился хлопать дверью. А что я знаю о ней? Немного. Потому что, даже позвонив поздравить ее с днем рождения, начинаю рассказывать про Васю. Лариса Николаевна привыкла – я у нее не одна такая. Знаю, что ее передают «из рук в руки». Знаю, что она очень устает – работа в поликлинике, а потом, без обеда, в метро и на другой конец Москвы. Знаю, что двое ее собственных сыновей всегда были очень самостоятельными.
Их мама может сделать то, что мне кажется чудом. Спасти ребенка. Даже совсем маленького, недоношенного, потому что Лариса Николаевна – неонатолог. Ребенок плачет, ему плохо – он ведь может только плакать, а она понимает, где ему плохо и почему так получилось.
Вася к ее визиту собирает солдатиков с оторванными ногами и встречает «тетю Ларису» у двери, чтобы она всех вылечила.
Моя мама, когда меняла работу или брала «левую», всегда повторяла: «Уж на Осю я всегда заработаю». Не на булавки, как говорила Женькина мама, а на Осю. Я теперь говорю, что «уж на Ларису я заработаю». А когда я увидела, как моя мама встала к плите, чтобы сварить Ларисе Николаевне кофе, я поняла, что все делаю правильно.
* * *
Был какой-то момент, когда я отказывалась ходить в новые гости и вообще знакомиться с новыми людьми. Не хотела – и все. Как сказала моя близкая подруга – это у меня психологическая реакция.
Мы были в гостях у друзей семьи. Помимо нас – еще одна семейная пара с ребенком. Познакомились, отправили детей играть. Дети – двенадцатилетний мальчик Тема, сын хозяев дома, одиннадцатилетняя девочка Вера, дочь приглашенной семейной пары, и наш, тогда четырехлетний, сын Вася.
Собрались просто так. Но мама девочки нашла повод выпивать не просто так – она только-только стала дипломированным психологом. Гостья окончила какие-то курсы, чтобы «лучше понимать дочь» и «разобраться в себе».
Они (я, как всегда, была за рулем) пили за здоровье доктора Курпатова – кумира дипломированной психологини и за то, чтобы по количеству психологических кушеток мы догнали и перегнали Америку.
Дети сначала пели в караоке, танцевали, а потом Тема с Верой закрылись в детской комнате и выключили свет. Вася тоже хотел к ним в комнату и дергал ручку. Вера сказала Теме, чтобы тот держал дверь и Васю не впускал. Тема держал с одной стороны, Вася тянул на себя с другой. Смеялись оба – и Тема, и Вася. Тема даже ему поддавался, как старший. Они так мерились силой, пока Тема не вспомнил, что ему уже двенадцать лет и есть дела поважнее – новая компьютерная игра. Он поддался, Вася с хохотом ввалился в комнату. А потом там что-то произошло.
Вася пришел на кухню, где сидели мы, взрослые, тихий, с такими глазами, что у меня сердце оборвалось. Я знаю: когда он громко рыдает – значит, ничего страшного. А когда притихает и смотрит такими глазами – страдает по-настоящему, всерьез. Я усадила его к себе на колени. Вася прижался и зарылся головой мне в грудь.
– Что случилось? Болит что-нибудь? Устал? Есть хочешь? – спрашивала я. Если он утыкается мне в ключицы, значит, что-то точно случилось.
Вася молчал – вокруг были посторонние люди.
– Давай поедем? – попросила я мужа.
На этот вопрос отреагировала психологиня – мама Веры.
– Что случилось? Что мы такие грустные? Расскажи тете, – наклонилась она к Васе.
– Ничего, все в порядке, – ответила я за него. К тому же Вася быстро оттаивает, отвлекаясь.
Но мама Веры, сделав еще глоток, пошла устраивать психологические разборки. Она усадила Тему с Верой на диван, села напротив и начала практическую работу:
– Я понимаю, вы на меня сердитесь – я оторвала вас от игры. Но я отниму у вас совсем немного времени.
Мама Веры задавала вопросы. Почему Теме с Верой понадобилось закрывать дверь? Почему они решили, что Вася им мешает? Пытались ли они объяснить Васе, почему они закрывают дверь?
Тема молчал. Вера тараторила. Она, видимо, уже привыкла к маме-психологине и отвечала так, как нравилось маме. Подробно. Честно глядя в глаза. Мама удовлетворенно кивала.
Вера сказала, что, конечно же, она была обижена на Васю – ведь ей так хотелось поговорить с
