В феврале пора снимать дачу на лето. Считается, что еще не очень поздно – есть варианты.
Мне кажется, что я, как съемщик с многолетним стажем, уже все про дачи знаю. Что смотреть, как договариваться, где проверять. С годами я не умнею.
Домик в Переделкино. Нас встретили муж с женой – хозяева. Маленькие комнатки с низкими потолками, колченогий мольберт на крошечной веранде. Там же санки, велосипед, стиральная машина, холодильник «ЗИЛ», сваленная в кучу детская обувь. Очень мило, если отмыть. Нам налили чаю. Мы обсудили писательский быт 50-х годов. С улицы прибежала маленькая девочка – дочка хозяев. Очень вежливая – сказала нам «здравствуйте». И очень разговорчивая.
– А вы здесь жить будете? – спросила девочка.
– Не знаю, наверное, – ответила я.
– А вы дедушку обижать не будете? Он старенький. Но я его люблю, – поддержала разговор девочка.
Дачу сдавали с нагрузкой – дедушкой-писателем. Собственно, настоящим владельцем. Который в 50-е годы обустроил быт, следы которого так понравились моему мужу. Дедушка сидел в своей комнате. Выходил только по нужде. Нас просили его подкармливать. Мы уезжали, а девочка махала нам вслед и кричала:
– Приезжайте!
Дача в Архангельском. Встречала дама в тюрбане. Накрученный на голове платок – очень эффектно. Хороший дом, рядом летний сарайчик.
– А мебели нет? – спросила я.
– Есть, – ответила дама и оскорбилась.
В сарайчике стояли новые кресла и кровать из «ИКЕИ». Торшер, плетеные корзины. В коробке – новая посуда.
– Берите. – Дама повела рукой. – У меня к вам только одна просьба, – сказала она, – сохраните ауру этого дома. У дома уникальная аура. Здесь жили актриса, художник… Теперь я готова пустить вас. Дому понравятся пишущие люди.
Когда мы уезжали, маленькую дорожку перегородили «Жигули». Я сдала назад, «Жигули» стояли и смотрели.
Мужчина, водитель «Жигулей», оказался мужем дамы в тюрбане. Он попросил разрешения привозить жену на выходные, максимум на неделю – жить будут в том сарайчике. Он уже и мебель купил новую, чтобы жене было хорошо. Только деньги вперед. Очень нужны. На лекарства для жены. Она без них никак. Видения начинаются. А так все в порядке – тихая.
Дом в Жаворонках. Муж смотрел в бумажку с записями – куда идти. Я почему-то свернула направо. Как будто знала, куда идти. Двухэтажный дом. Обжитой, чистый. Три чахоточных яблони на участке.
– А наверху у вас спальня и детская? – спросила я. Как в «Приключениях Шурика» – мне здесь все было знакомо.
– Да, – не удивился хозяин.
– А дом напротив достроили?
Я вспомнила. Мы уже смотрели эту дачу. Год или два назад. Напротив шла большая стройка. А если дул ветер – тянуло с соседней птицефабрики.
– Обещали через месяц закончить, – ответил хозяин. Тогда он тоже так сказал, слово в слово.
– Спасибо, до свидания, – попрощалась я.
Мы стояли в пробке, из форточки несло курятником. Я улыбалась. Муж смотрел с немым вопросом: «Так мы будем снимать дачу?»
Мы видели разные дачи – домик для прислуги плюс будка охраны за тысячу долларов. Скворечник без мебели, за который хотели полторы тысячи только потому, что одно лето там жила известная актриса. Мы снимали хороший дом на одном участке с глухой бабулей. Бабуля вечером обвиняла нас в том, что не может заснуть под плач младенца, и в том, что мы осушили колодец. Наутро она приходила к нам с тарелкой клубники с грядки и удивлялась тому, что у нас, оказывается, есть маленький ребенок. Вечером того же дня она приходила и требовала ключи от дома – она нас выселяет, потому что мы обобрали ее грядку клубники.
Эту самую первую и незабываемую до сих пор дачу нужно было снимать, потому что родился ребенок. Ее нашла я – через случайных знакомых. Близко – не то слово. Дорого – не то слово. Зато с горячей водой и санузлом.
Когда-то этот участок был один. Большой, с соснами. У участка был хозяин. У хозяина дети. Когда хозяин умер, дети переругались, замучившись делить сосны. Большой дом разделили надвое – поэтажно. С отдельными входами. Верхний этаж достался старшему сыну, нижний – младшему. Средняя дочь в процессе пилки сосен отвалилась сама. Сказала: «Видеть вас больше не хочу, и ничего мне не нужно». Братья только тому и рады были – участок с домом натрое не делился. И с тех пор сестру не видели и не слышали. Собственно, и друг друга они не видели и не слышали – за высоким забором, располосовавшим дом. Там была одна такая тропинка – никак не хотела зарастать травой. Она упиралась в забор. Идешь, идешь и утыкаешься в частокол. Абсолютно реальное ощущение конца.
Общаться братья стали позже, после того как старший, который жил на верхнем этаже, решил выжать из старого дома все возможное. То есть деньги. Жильцы нашлись быстро, благо место замечательное. Он переехал в московскую квартиру. Младшему брату дачники жить не мешали. Ему мешал сам факт того, что старший сдал свою часть. Он позвонил ему в московскую квартиру и сказал, что все должно быть по справедливости. То есть надо делиться. Пусть он часть денег ему отдаст. Потому как чужие люди по головам ходят. Старший брат послал младшего подальше. Младший, не будь дураком, всю неделю устраивал пьянки-гулянки с музыкой, привезенными женщинами и матом. Жильцы позвонили хозяину в московскую квартиру и сказали, что так жить нельзя. Они съезжают и хотят получить назад свои деньги, уплаченные за три месяца вперед. Хозяин пообещал брата угомонить. Приехал и согласился заплатить братцу «отступные». Но младший уже вошел во вкус водки и женщин и пошел на принцип. Деньги ему были не нужны.
Так или иначе, но за несколько лет такой жизни старший сын построил себе на том же участке новый дом, куда и переехал жить, сдавая в аренду московскую квартиру. Впрочем, второй этаж своего старого дома он тоже продолжал сдавать. Цены на подмосковную недвижимость взлетели, а денег много не бывает.
Младший брат успешно спился. У него случались дни просветления. В один из таких дней он помирился с сестрой. Позвонил и попросил его спасти. Взамен предложил жить на его первом этаже. Сестра, милая, тихая, безмужняя женщина с дочкой, откликнулась. Во всяком случае, приезжать стала регулярно. У них даже график сложился.
Сестра приезжала на дачу и отвозила младшего брата в больницу – выводить из запоя. На месяц- два. Это время она сама спокойно жила на даче. В это же время старший брат находил новых жильцов на свой второй этаж. Про сестру он говорил – милая, тихая соседка с дочкой. Никаких проблем. Можно даже за солью ходить по-соседски. Так оно, собственно, и было. Потом сестра съезжала, потому как младший брат возвращался из больницы и начинал бурно отмечать выздоровление – с музыкой, бабами и водкой. Жильцы недоумевали – в чем дело? Где та милая соседка? Старший брат разводил руками – форс-мажор. Это муж соседки, говорил он про младшего брата. Не должен был вернуться так рано. Потерпите. Это ненадолго. Жильцы терпели еще два дня, а потом съезжали. Старший брат деньги не возвращал. Мол, сами решили. Я за соседей не в ответе.
Всю эту историю мне рассказала сестра. Мы случайно разговорились. Ее дочка захотела посмотреть на нашего «маленького», и они зашли к нам на участок.
Она – я не помню, как ее звали, – зашла за забор на выдохе. Как будто в прошлую жизнь шагнула. Прошла по тропинке, потрогала дерево. Оказалось, что за все это время она ни разу не была в этой части.
– А здесь качели, под этой сосной мои секретики, а здесь скамейка. Папа на ней любил сидеть, а мы в тех кустах прятались. – Женщина показывала в пустоту и говорила, констатируя. Без глагола «быть» в
