важно какого алфавита. Я стояла и ждала, когда он дочитает. Потому что отрывать на полуслове бесполезно.
Вообще он читает все, что видит. В нашем доме всегда полно макулатуры, жаль, ее сейчас сдавать нельзя в обмен на книжки. А так бы на собрание сочинений, например, Драйзера хватило. Или если бы у нас кошка была, а наполнители кошачьи еще не изобрели бы. Тогда да. Сколько я в своем детстве газет изорвала на кошку Маркизу. Сначала две газеты вниз, в лоток, бывший поднос, мама моя додумалась, а остальное – непременно на клочки. Маркиза делала свои дела и зарывала. Газетные клочки разлетались по всей ванной. Я вяло махала веником по полу, потому что мама кричала: «Кошка твоя, ты и убирай!» Но несколько «использованных» клочков обязательно оставались в дальнем углу. Мама приходила с работы, заходила в ванную и кричала, что она «убьет эту засранку». Кто имелся в виду – я или Маркиза, – было непонятно.
Так вот, если в наш почтовый ящик кладут бесплатную газету «Окружная жизнь» или «Наш район – наша гордость», муж обязательно ее вытащит и в дом принесет. Так же как бесплатные газеты и журналы из ресторанов, магазинов и прочих публичных мест. То есть он, конечно, все не читает, но выбросить у него рука не поднимается. Хорошо, что сейчас нет уличных стеклянных стендов со свежей прессой – муж бы до работы не дошел. Стоял бы и читал. В принципе мне это не мешает с ним жить, но иногда раздражает. Например, в тех случаях, когда мы куда-нибудь уезжаем. В пансионат или в другой город. Муж пока весь стенд администрации не изучит, не уйдет. Он даже ужинает с книгой в руках.
– Поговори со мной, – прошу я.
– А я что делаю? – удивляется муж и переворачивает страницу.
Даже наш сын Вася, когда его спрашивают, кем работает папа, отвечает – читателем.
При этом муж не просто так читает, а находит стилистические, орфографические, смысловые ошибки. Профессиональная болезнь, совершенно точно.
Бежим мы, например, на поезд, опаздываем, чемоданы тяжелые, Вася ноет, а муж спокойно так говорит: «”Экспресс” с одной буквой “с”». Я поднимаю глаза и вижу, что последняя буква на вагоне действительно отвалилась.
Так вот, муж прочитал этикетку на пальто, не нашел ни одной ошибки и захотел померить. Именно это. Пришлось снимать образец с манекена. Муж вышел из примерочной с трагическим видом: «Ну я же говорил, что шопинг – это бессмысленная затея. Сейчас бы лежал на диване с книжкой…» Пальто было узко в плечах и коротко в руках. Продавщица побежала за другим размером. Принесла. Муж надел и полез за кредитной картой. Ни тебе вопросов «ну как?», «а сзади?», «а цвет ничего?».
– Подожди, – спохватилась я, – давай отложим и пойдем еще посмотрим. – Я увидела ценник и сунула его под нос мужу. Муж быстро разделся. Правда, забыл снять пиджак, предложенный продавщицей для примерки под пальто, чтобы понять, как смотрится. Вернулись, сдали пиджак. Пошли дальше. Муж с видом страдальца померил еще одно пальто, лишь бы продавщица от него отвязалась. Девушка спрашивала, что конкретно мой муж хочет, какого цвета, какого состава. Муж вяло отмахивался. Продавщица думала, что клиент попался капризный – сам не знает, чего хочет.
В последнем магазине я нашла продавщицу, которую искала. Это такая женщина, которая с ходу исключает из общения мужчину и начинает разговаривать с женщиной. Причем мужчина оказывается в положении грудного младенца.
– Что вы ищете? – спросила продавщица меня, не глядя на мужа.
– Нам пальто нужно. Хорошее, строгое, темно-синее или черное, но не за сто тысяч, – ответила я, поймав себя на том, что говорю «нам». Как с сыном на приеме у врача – мы покушали, мы покакали, мы погуляли. – Только нам рост нужен большой.
– Померьте вот это. – Продавщица обращалась ко мне, помогая одеться мужу.
Муж молчал и смотрел на меня с укором. Как ребенок, которому тетя доктор засунула в рот деревянную лопатку, чтобы посмотреть горло. Ему неприятно, а я в этом виновата – обещала, что будет не больно и тетя доктор только послушает тепленьким волшебным кружочком.
– А вот это? – Продавщица надела на мужа другое пальто.
– Хорошо. Повернись, – попросила я мужа, и тот послушно крутанулся перед зеркалом. Как наш Вася, который в какой-то момент перестает со мной спорить, потому что испробовал все попытки. Мы с продавщицей стояли рядом и придирчиво рассматривали наше общее произведение.
– Ничего, в плечах село, – подвела итог продавщица и потрогала мужа за плечи. – Выпрямитесь, не сутультесь, – сказала она ему.
Муж послушно выпрямился и смотрел на меня – ждал приговора.
Я посмотрела на ценник – вполне гуманно за итальянскую стопроцентную шерсть. Мужу сказала, что с добавлением кашемира, как он и хотел.
– А принесите еще пальто на каждый день, – попросила я продавщицу, перекладывая на другую руку старую куртку мужа и снятый для удобства пиджак. – А то я его больше не уговорю.
– Вы не одна такая, – вздохнула продавщица. – Ваш хоть не капризничает, и фигура у него хорошая. Высокий, все как на вешалке висит.
– Ну да, – сказала я. «Наш» в это время, кстати, стоял рядом. Он не понял про вешалку. – Это комплимент, – объяснила я. – Не сутулься.
Еще одно пальто мы купили немецкое. Как раз под джинсы. В профессорскую «елочку». Кэжьюал.
Плюс два шарфа. Я была очень довольна. Муж, по-моему, тоже, хотя продолжал изображать из себя страдальца. Во всяком случае, на следующий день на работу он пошел во всем новом. На выходе из подъезда столкнулся с нашей тогдашней няней. Няня даже не узнала работодателя и от неожиданности вместо «здрасьте» выдала: «В пальте и с георгиною во рте». Муж вместо ответного «здрасьте» на автомате отредактировал: «В пальто, во рту».
Впрочем, за границей муж ходит по магазинам с большей охотой.
Он застыл перед полкой с рубашками-поло. Я сидела на пуфике. Он уже долго так стоял, колеблясь между цветом помидора и шпината. Смотрел на меня, как бы спрашивая совета. Я закатывала глаза. Рубашек-поло у моего мужа штук десять. Всех цветов радуги, кроме цвета помидора и шпината. Он хранит им верность с прошлого века, когда купил себе первую рубашку на гонорар, полученный в долларах. Сумма гонорара равнялась стоимости рубашки. Ту, самую первую, он до сих пор носит. Слава Богу, что только дома.
Он купил цвета помидора. Был страшно доволен.
Дело было в Париже.
Потом мы покупали мужу брюки. Он хотел желтые, вельветовые. В таких ходят преклонных лет профессора университетов. У него уже есть вельветовые – зеленые и коричневые. Но нужны были желтые. Брюки были обнаружены в маленьком дорогом бутике. Продавец – этнический китаец – пощупал мужа за талию, прикинув размер. Достал с полки брюки и задвинул занавеску в примерочной. Муж переодевался долго – китаец в нетерпении заглядывал за занавесочку. Муж вышел, обтянутый штанами. Как говорит моя подруга Ирка: «в облипон». По-моему, он даже выдохнуть боялся, чтобы ширинка не разъехалась.
– Отлично сидят, ваш размер, – сказал китаец.
– Может, чуть побольше? – сомневался муж.
– Нет, больше не надо, вот здесь будут висеть. – Китаец похлопал мужа по обтянутому заду.
– Не надо, – процедила я.
Китаец посмотрел на меня с ненавистью.
Мы перешли в обувной отдел. Мужу нужны были коричневые ботинки. Как у университетских профессоров преклонных лет. С узором в дырочку. В определенную дырочку.
– Может быть, эти? – спрашивала я, как только видела пару в дырочку. Я никак не могла взять в толк, чем дырочки отличаются друг от друга. Наконец нашли.
– Берем, – сказал он.
– Померь, – предложила я.
Это еще одна его странность. Почему-то он считает, что разуваться – это очень интимный процесс. Свои носки он готов демонстрировать только близким людям. А в присутствии посторонней женщины, даже перевидавшей по долгу службы бесчисленное количество мужских ног, он вообще ботинки не снимет. Та
