Затем дюжина младших служителей явилась очистить здания и изгнать всех ифритов, джинов и дьяволов. Дьякон Кусачка воздержался от комментариев, наблюдал за ними. Он никогда лично не сталкивался со сверхъестественными существами, но он знал, что может сделать правильно размещенный арбалет с неожидающим того животом. Кто-то хлопнул его по ребрам. Он открыл рот от внезапного вторжения действительности в цепь рассуждений и инстинктивно потянулся за кинжалом. – Ох, сказал он. Лу-Тзе кивнул и улыбнулся и указал метлой, что Дькон Кусачка стоит на участке пола, который он, Лу-Тзе, хотел бы подмести. – Привет, маленький мерзкий желтый дурак, сказал Дьякон Кусачка. Кивок, улыбка. – Идиот. Улыбка. Улыбка. Взгляд.
Урн посторонился. – Теперь, сказал он, вы уверены, что поняли все?
– Это просто, сказал Симони, сидящий в седле Черепахи. – Повтори, сказал Урн. – Мы-растапливаем-печь, сказал Симони. – Потом-когда-красная-иголка-указывает-ХХVI- поворачиваем-бронзовый-кран; когда-свистит-бронзовый-свисток, толкаем-большой-рычаг. И рулим, дергая за веревки. – Правильно, сказал Урн. Но по-прежнему выглядел обеспокоенным. – Это устройство требует аккуратности, – сказал он. – А я – профессиональный солдат, сказал Симони. – Я не суеверный крестьянин. – Отлично, отлично. Ну… если вы
Брута проснулся, или по крайней мере перестал пытаться уснуть. Лу-Тзе ушел. Возможно, подметал где-нибудь. Он прошелся по опустевшим коридорам секции послушников. Еще несколько часов до того, как будет коронован Ценобриарх. Несколько дюжин церемоний должны быть проведены перед этим. Каждый, являющийся хоть кем-нибудь, будет торчать на Месте и прилегающих площадях, и будет еще большее число тех, кто не является почти никем. Сестины были пусты, бесконечные молитвы непропеты. Цитадель казалась бы вымершей, если бы не могучий неопределенный фоновый шум, производимый десятками тысяч молчащих людей. Солнечный свет просачивался через световые шахты. Брута никогда не чувствовал себя более одиноким. По сравнению с этим, пустоши представляли собой веселое пиршество. Прошлая ночь… прошлой ночью, с Лу-Тзе, все казалось таким ясным. Прошлой ночью он был в настроение выступить против Ворбиса здесь и сейчас. Прошлой ночью ему был предоставлен шанс. Все было возможно прошлой ночью. Так уж обычно бывает с прошлыми ночами. После них всегда наступает утро. Он спустился на кухонный уровень, а оттуда во внешний мир. Вокруг была пара поваров, готовящих церемониальные блюда из мяса, хлеба и соли, но они не обратили на него ни малейшего внимания. Он сел в сторонке, у стены одной из боен. Он знал, что где-то здесь есть задний ход. Пожалуй, никто не станет останавливать его сегодня, если он выйдет наружу. Сегодня следят, чтобы нежелательные люди не вошли вовнутрь. Он может просто уйти. Пустоши выглядели достаточно привлекательными, кроме, разве что, голода и жажды. Св. Унгулант, с его сумасшествием и мухоморами жил, казалось, совершенно правильно. Не важно, что ведешь себя, как дурак, при условии, что не надо позволять себе это заметить, и делать это достаточно старательно. Жизнь в пустыне куда проще. Но у ворот была дюжина стражников. Они выглядели несимпатично. Он вернулся обратно на то же место, которое притаилось за углом, и мрачно уставился в землю. Если Ом жив, значит, он может послать знак?
Решетка у сандалий Бруты поднялась на несколько дюймов и скользнула в сторону. Он уставился в дыру. Появилась голова в капюшоне, взглянула назад и снова исчезла. Раздался подземный шепот. Голова появилась вновь, за ней последовало тело. Оно выбралось на булыжники. Капюшон был откинут. Человек заговорщицки засмеялся Бруте, приложил палец к губам, а затем, без предупреждения, бросился к нему с жестокими намерениями. Брута покатился по камням и поднял в панике руки, так как увидел блеск металла. Грязная рука зажала ему рот. Лезвие ножа в драматическом, финальном па блеснуло на свету… – Нет!
– Почему нет? Вы же сказали, что первое, что мы сделаем, это убьем всех священников!
– Не этого!
Брута рискнул отвести взгляд в сторону. Несмотря на то, что вторая фигура, вылезавшая из дыры тоже была одета в грязную робу, живописная прическа не оставляла сомнений. Он попытался сказать:»Урн?»
– Заткнись, ты. – сказал другой, прижимая нож к горлу. – Брута?! – сказал Урн. – Ты жив?!
Брута перевел глаза с того, кто взял его в плен на Урна таким образом, который, как он надеялся, означает, что еще слишком рано делать какие-либо выводы по этому поводу. – С ним порядок, сказал Урн. – Порядок? Он – священник!
– Но он на нашей стороне. Да, Брута?
Брута попытался кивнуть и подумал:»Я на стороне всех. Было бы очень мило, если бы кто-нибудь, хоть раз, был на моей.» Рука на его рту разжалась, но нож по-прежнему возлежал на его горле. Обыкновенные для Бруты основательные мыслительные процессы потекли, как ртуть. – Черепаха Движется? – вставил он. Нож, с явной неохотой был отнят. – Я ему не верю. сказал человек. – Мы, по крайней мере, должны запихнуть его в дыру. – Брута – один из наших, сказал Урн. – Верно.
Урн наклонился ближе. – Как твоя память?
– К несчастью, отлично. – Хорошо. Хорошо. Ох. Было бы неплохо тебе держаться подальше от передряг, слышишь… если что-нибудь случится. Помни о Черепахе. Ну, да, конечно, ты помнишь. – Что?
Урн похлопал его по плечу, заставив Бруту на мгновение вспомнить Ворбиса. Ворбис, никогда не прикасавшийся к человеку внутри своей головы, был большой любитель прикосновений руками. – Лучше бы тебе не знать, что происходит, сказал Урн. – Но я и не знаю, что происходит, сказал Брута. – Хорошо. Ты на верном пути. Сильный мужчина указал ножом в сторону тоннеля, уходящего в глубь скалы. – Мы идем, или как? – поинтересовался он. Урн побежал за ним, потом на мгновение остановился и повернулся:
– Береги себя, сказал он. – Нам нужно то, что в твоей голове!
Брута наблюдал, как они ушли. – Этим я занимаюсь, пробормотал он. А потом он снова остался один. Но он подумал. – Нет. Подожди. Я не должен. Я – епископ. Я, по крайней мере, могу наблюдать. Ом пропал и скоро мир придет к концу, так что я, по крайней мере могу наблюдать, как это произойдет. Шлепая сандалиями, Брута направился в сторону Дворца. Епископы двигаются наискось. Вот почему они часто оказываются там, где цари этого не ожидают.
– Проклятый идиот! Не
Солнце было как раз там, где надо. В действительности, оно, скорее всего садилось, если теории Дидактилоса о скорости света были верны, но в условиях относительности точка зрения наблюдателя очень важна, а с точки зрения Ома, солнце было золотым шаром в пламенеющем оранжевом небе. Он втащился на следующий холм, вгляделся в смутное пятно далекой Цитадели. Своим мысленным слухом он слышал насмешливые голоса всех маленьких богов. Они не любят низвергнутых богов. Они не любят этого
Урн и Фергмен беззаботно шагали по тоннелям Цитадели, шагали тем беззаботным шагом, который, если бы там очутился хоть один, кто бы этим заинтересовался, моментально
