сожрать. Тем не менее где бы мы оказались, если бы были одинаковыми?»
Ом двинулся на голос и в результате выполз из-за угла, оказавшись во внутреннем дворике.
У дальней стены стояла огромная бочка. Рядом валялся всякий мусор: разбитые амфоры из-под вина, обглоданные кости. Пара дощатых пристроек с покатыми крышами должна была создавать впечатление жилища. Это впечатление закрепляла надпись, сделанная мелом на доске, что была приколочена к стене сразу над бочкой.
Она гласила:
ДИДАКТИЛОС и Плимянник
Оспорить Можно Все
«Мы Думаем За Вас»
Перед бочкой маленький мужчина, облаченный в тогу, которая была белой примерно тогда же, когда все континенты представляли собой единое целое, пинал ногами человечка, съежившегося на земле.
– Ленивый мерзавец!
Юноша попытался сесть.
– Дядя, честно…
– Стоило отвернуться на полчаса, как ты заснул прямо на работе!
– На какой работе? У нас никого не было после того крестьянина, господина Пилоксия, что пришел на прошлой неделе, и…
– Откуда ты знаешь? А ты откуда это знаешь? Пока ты тут храпел, куча людей, нуждающихся в персональной философии, могла пройти мимо!
– …И то он расплатился с нами какими-то маслинами.
– Да, и я выручу за них хорошие деньги!
– Дядя, они все
– Чепуха! Раньше ты утверждал, что они зеленые!
– Ну да, а должны быть черными.
Голова черепашки моталась из стороны в сторону, как у зрителя, наблюдающего за теннисным матчем.
Юноша наконец поднялся с земли.
– Сегодня утром заходила госпожа Двуось, – сказал он. – Заявила, что пословица, которую ты придумал для нее на прошлой неделе, перестала работать.
Дидактилос задумчиво почесал голову.
– Какая именно?
– Ты придумал для нее «Перед рассветом всегда темней всего».
– Не вижу здесь никакой ошибки. Чертовски хорошая философская фраза.
– А она заявила, что лучше себя от нее не почувствовала. Как бы то ни было, всю ночь ее мучила больная нога, поэтому она глаз не сомкнула. Ну и решила проверить, как оно, перед рассветом. Так вот, сразу перед рассветом оказалось вполне приемлемо, ничего не темно, поэтому она пришла сказать тебе, что пословица не соответствует истине. И нога ее по-прежнему отмирает. Но я предложил ей выбрать на замену что-нибудь другое. Она взяла «Смех все лечит».
Дидактилос немного повеселел.
– Эту втюрил, да?
– Сказала, что попробует эту, и дала целого вяленого кальмара. А еще сказала, что мне бы не помешало получше питаться.
– Правда? Ты делаешь успехи. Значит, об обеде можно не беспокоиться. Вот видишь, Бедн, я же говорил, что все у нас получится.
– Я бы не назвал одного вяленого кальмара и коробку липких маслин хорошим доходом, о учитель. Мы здесь уже две недели философствуем.
– За изречение для того сапожника, старика Гриллоса, мы получили целых три обола.
– Ничего мы не получили, он вернул изречение. Жене не понравилась расцветка.
– И ты вернул ему деньги?
– Да.
– Что, все?
– Да.
– Не стоило это делать. Слова же изнашиваются, надо было хоть что-то себе оставить. И что это было за изречение?
– «Мудрая ворона знает, куда идет верблюд».
– Я много трудился над этим изречением.
– Он сказал, что не понимает его смысла.
– А я ничего не понимаю в сапожном деле, но могу же определить, какие сандалии хорошие, а какие – нет.
Ом заморгал единственным глазом. Потом присмотрелся к формам мыслей находившихся перед ним людей.
Форма мыслей Бедна, который, судя по всему, и являлся тем самым «плимянником», была нормальной, хотя и переполненной окружностями и углами. Но мысли Дидактилоса пузырились и сверкали, словно клубок электрических угрей в кипящей воде. Ому не приходилось видеть ничего подобного. Мыслям Бруты, чтобы встать на место, требовалась целая вечность, процесс был похож на столкновение гор. В то время как мысли Дидактилоса гонялись друг за другом со свистом. Неудивительно, что он лыс, – волосы, скорее всего, выгорели изнутри.
Ом наконец нашел мыслителя.
И, судя по всему, дешевого.
Великий Бог перевел взгляд на стену над бочкой. Величественные мраморные ступени вели к бронзовым дверям, над которыми металлическими буквами, вставленными в камень, было написано: «LIBRVM».
Он слишком долго смотрел на эти буквы. Рука Бедна схватила его за панцирь, и он услышал голос Дидактилоса:
– Ух ты, я слышал, из них получается неплохой суп…
Брута съежился.
– Вы забили камнями нашего посланника! – кричал Ворбис. – Безоружного человека!
– Он сам навлек на себя эту беду, – ответил тиран. – Аристократ присутствовал при том происшествии. Он может все рассказать.
Высокий старик поднялся и кивнул.
– Согласно традиции, на рыночной площади имеет право выступать любой… – начал он.
– И быть забитым там камнями? – прервал его Ворбис.
Аристократ поднял руку.
– Таким образом, – продолжил он, – на рыночной площади каждый может говорить все, что угодно. Кроме того, у нас есть и другая традиция, называемая свободой выслушивания. К
