— Пару часов назад они мимо прошли, Степан. Тринадцать голов, все при доспехах, две пищали. Кто такие, непонятно. То ли чудь, то ли жмудины, то ли свены. На литовцев озорующих непохожи — драные какие-то, нечесаные. Для корсаров ганзейских струг маловат. В Ладогу не войдут, новгородцы с Орехового острова их сразу на дно пустят. Мачта, опять же, съемная. Думаю, хотят они вверх по реке какой подняться, да селения встречные обхапать. Ижору мимо прошли, дальше двинулись.
— Проводник был?
— На местных никто не похож, — покачал головой Василий. — Дайте коням отдохнуть, запарили совсем. Далеко против течения не уйдут.
Зализа послушно спустился с седла, мысленно гадая, куда сунется очередная шайка из разбойничьих западных земель. Выше по течению в Неву впадала Тесна. Речушка широкая, глубокая, для кораблевождения удобная. Но вот течет она через такие топи, что вода в ней черная, как деготь. Первая деревня на ней — аж в уделе боярина Харитона, и так далеко незваным гостям не подняться, терпения не хватит. Хорошо бы шайку понесло туда — тогда их можно просто подождать, а как покатятся вниз по течению, встретить острыми стрелами. Кто-то из татей, может, и уцелеет, но больше на порубежье не появится. Но если их понесет на Мгу… Тогда лихих людей надо ловить на ночлеге и брать на копье…
— Эх, пик-то с собой нет! — хлопнул себя по батарлыгу Зализа.
— Ништо, конями стопчем, — прижался лицом к морде своего гнедого Феофан. — Их всего чуть больше десятка.
— Ладно, седлай заводных, — решил опричник. — Скачем следом.
Река Ижора при впадении в Неву расширялась почти вдвое, но мелела раз в пять. По податливому песку, уложенному течением в длинные продольные волны, пятеро конников перебрались через нее и пустили коней в намет. Горловину Ижоры от Тесны отделяло всего шесть верст лесной тропы, ведущей по сухому, но изрытому оврагами берегу. Это заняло всего полтора часа пути — но к этому времени к невским берегам подкрались сумерки, медленно скрадывая дневной свет. Как ни хотелось Зализе продолжать погоню, но пришлось разрешить привал. Засечники расседлали коней, насыпали им в торбы ячменя, под склоном взгорка — чтобы не увидели с воды — развели костер.
Зализа стал разбирать свой мешок и обнаружил переложенных крапивой копченых лещей. Рыба пришлась как нельзя кстати — не пришлось тратить лишнего времени на жарку- варку. Лещей поделили на всех, запили яблочной ухой и, распределив очередь сторожи, улеглись спать.
Перед рассветом, в самые студеные минуты ночи и в пору самых сладких снов Зализу растолкал Осип, на этот раз одетый в толстый стеганный тегиляй.
— Сеча, кажись, идет, воевода!
— Да ты чего? — оглядел безмятежно спящих товарищей опричник. — Где?
— Слушайте… — приподнял палец засечник. Ночной воздух донес хлопки, похожие на очень далекие выстрелы из пищали, чьи-то более близкие крики.
— Может, струг какой на свенов наскочил?
— Ночью?
Послышались новые хлопки, и Зализа вскочил:
— Поднимай всех, седлаем коней. Может, на привале тати кого застали.
Воины действовали с привычной быстротой. Не прошло и получаса, как они переправились через глубокую холодную Тесну, доходящую коням выше стремян, и наметом помчались вперед. Там в чистой небо поднимался столб дыма, и теперь стало совершенно ясно — приблудившаяся из западных земель шайка жгла какую-то деревню. Отдохнувшие лошади шли ходко и скоро стало ясно, что дым поднимается где-то довольно далеко до Мги.
— Знаю! — вспомнил Зализа. — Есть там чухонское становище на два дома. Только в кого они там стреляли?..
Шум сечи давно стих, и задолго до становища опричник, прихватив с собой Агария, спешился и пошел вперед. Спустившись к самой воде, они пробрались через растущий по наволоку густой кустарник к постоянно выкашиваемому чухонцами лугу и…
— Господь, заступник наш всемилостивейший, помилуй мя… — испуганно перекрестился дед. — Спаси, помилуй и сохрани грешного раба твоего Агария.
Опричнику Зализе тоже очень хотелось перекреститься, но руки его внезапно онемели и не желали повиноваться своему владельцу.
А на поле перед дозором засечников стояло множество больших ярких кочек — синих, оранжевых, алых, желтых. Между ними бродили люди: некоторые в странных платьях, еще похожих на человеческие, но многие и вовсе непонятно в чем!
Впервые в жизни стоящие на берегу русской реки ливонские шатры вызвали в опричнике не ненависть, а радость узнавания. Впрочем, помимо ливонцев и людей в странных платьях, на лугу мелькали и воины в родных русских доспехах.
— Это шабаш, воевода! — внезапно понял Агарий.
— Ведьмы, колдуны… И ладья эта на шабаш плыла, колдуна какого везла. Это же чухонцы, воевода. Известное дело, колдуны они все, чародеи-нехристи. Шабаш затеяли. Бежать надо, воевода! Заметят — в котов черных превратят, али в кабанов сальных. Сперва кататься станут, потом сожрут сырыми…
С этими словами старый воин начал потихоньку пятиться и пятиться — в какой-то момент его нервы не выдержали, и он кинулся бежать. Агарий мчался со всех ног, не разбирая дороги, проламываясь сквозь кустарник, начисто забыв, что всего в паре гонов его поджидает остальной отряд. Со всего хода он наскочил на свою лошадь, отлетел на пару шагов назад и плюхнулся на землю.
Спустя несколько секунд следом выскочил Зализа и с ходу несколько раз огрел деда плетью:
— Ты что ломишься?! Дороги не видишь?! Выдать нас хочешь?!
Агарий сжался, потихоньку приходя в себя, и испуганно напомнил:
— Так колдуны ведь…
— Что вы там узрели такое?
— Три десятка русских дружинников, полста ливонцев, и еще полтораста незнамо кого… — Зализа покосился на деда. — На колдунов похожи…
— Откель здесь? — удивился Василий. — Только одна лодка мимо засеки проплыла!
— А может, остальные с Новагорода пришли? — подал голос Феофан. — О новой измене с ливонцами сговариваются?
— Тогда струги их с той стороны от стойбища чухонского, — сразу ухватился за первую правдоподобную мысль опричник. — Нужно обойти этот стан вкруг, посмотреть.
Зализа поднялся в седло, надел и тщательно застегнул шлем:
— Только таиться надо с ревностью. Услышат нас — несдобровать.
Чухонцы ухитрились поставить свое стойбище чуть ли не на единственном окрест сухом месте, и огибать колдовской стан пришлось густо поросшим брусникой рыхлым торфяником, в который ноги лошадей проваливались едва не до колен, но засечники прошли и приблизились к Неве кленовой рощей. Отсюда хорошо виднелся берег со странными разноцветными холмами, шатрами, крытыми шкурами шалашами. Однако на воде покачивалась одна-единственная маленькая ладья.
— Воевода, — шепотом окликнул Зализу Осип и указал в просвет между деревьев. Там по тропке с холма спускалось семеро… Даже непонятно кого: у первого все темно-синее платье распиралось по всему телу какими-то непонятными буграми: на руках, на груди, у живота, на ногах. Следом двигались невероятно тощие, хотя и на голову выше любого из засечников, девки в синих портах и тонких куцых душегреечках — таких куцых, что из-под них проглядывал голый живот. Двое парней оделись