И тут же впереди появился свет уличного фонаря. Такой же свет наверняка появился и сзади, но оглядываться уже не было времени.
Осетр рванул прочь от глайдера. Наверное, он никогда так быстро не бегал, но когда улицу озарила вспышка и он распластался на мостовой, шарахнувшись «змееглазами» о покрытие, в мозгу жила только одна мысль - о том, что он не успел далеко убежать и сейчас его накроет…
Вспышка была очень яркой. Но земля содрогнулась лишь чуть- чуть.
По- над спиной пронеслась не очень сильная воздушная волна. Будто теплым ветром подмело мусор на улице.
И стало ясно, что перед самым взрывом ИскИн глайдера снова создал кокон Фогеля, работающий в режиме задержки, так что поражающие факторы почти не вышли за пределы кокона, но все находящееся внутри теперь превращено в мешанину сгоревших и расплавленных останков, и никаким криминалистам, при всем желании и при всем опыте, ничего там не отыскать.
Вот это называется - качественное сокрытие следов!
Вот это называется - грамотная работа!
Нет, парни, тут действовала совсем не полиция! Тут действовали очень профессиональные ребята-спецслужбисты. И, судя по прозвучавшему ругательству, хотя бы один из них родом из Великого Мерканского Ордена!
Осетр поднялся на ноги, содрал со лба «змееглазы» (они при падении не пострадали, но сейчас ему их целость была абсолютно по барабану) и оглянулся.
Сзади полыхала куча обломков.
В соседних домах распахивались окна, слышались вопросы. Кое-где люди выходили на улицу.
- Милка, позвони в пожарную! - крикнули с противоположной стороны улицы. - А потом и в полицию.
Распахнулось окно и над головой Осетра. Высунулась мужская голова.
- Эй, парень! - окликнули грубым басом. - Что случилось? Где это жахнуло? Вроде взрыв был.
- А дьявол его знает! - хрипло сказал Осетр. - Вон, впереди, что-то взорвалось. Я иду себе, прогуливаюсь, а тут как пыхнет… Хорошо, до того дома дойти не успел.
Спрашивающий высунулся из окна и глянул в сторону пожара.
- Мать-перемать, чтоб мне Машки не видать! Так это же дом Платоныча, хрен ему в сумку! Надо пойти посмотреть, что со стариком случилось. Никогда в окрэге ничего такого не было!
- Да уж, - сказал Осетр. - Сам на параллельной улице живу.
Похоже, народ тут жил не слишком пуганый. Или те, кто сам мог кого угодно напугать.
Где- то вдали разносился вой сирены. С минуты на минуту к месту взрыва должны были прибыть полицейские машины.
Пора было уносить ноги. К тому же Осетр еще не завершил запланированное на нынешний вечер.
И, не дожидаясь, пока обеспокоенный судьбой Ивана Платоныча сосед выскочит на улицу, Осетр развернулся и исчез за ближайшим углом.
Едва миновал квартал, навстречу ему пронеслись сразу два полицейских колесных водородника. Потом где-то над головой просвистел глайдер.
Взрыв не прошел бесследно - городская полиция зашевелилась. И довольно оперативно.
Подполковнику Проскурякову предстоит неспокойная ночка…
Мысли Осетра вернулись к случившемуся на улице Звездная.
И только тут он по-настоящему осознал, что Иван Платоныч погиб исключительно по его вине. То есть понятно это было с самого начала, и, с точки зрения государственных интересов, старик погиб для того, чтобы выжил некто, для страны более важный. Уж достойный ли более или нет - это разговор другой. Но более важный - точно…
Однако с человеческой точки зрения, это был самый настоящий сволочизм. И ощущение этого сволочизма вдруг охватило душу Осетра - так, что от стыда попросту не захотелось жить.
И даже подленькие мыслишки о том, что выбирать между стариком и молодым - это нонсенс, не грели его душу. Сейчас все было ясно: выбирать между стариком и молодым, между отставным флотским и будущим императором росским, можно только единственным способом - в пользу старого отставника.
Ибо если молодые не будут защищать стариков, кто защитит их, когда они, в свою очередь, станут стариками?…
Это было бесспорно и однозначно. Это было морально.
Но потом мимо Осетра промчался еще один полицейский водородник, и, словно веревка, спавшая с шеи приготовленного к повешению, с души слетел этот неподъемный груз.
Ибо любому и каждому ясно, что есть мораль и мораль. Что когда сильный защищает слабого - это одна мораль. А когда слабый погибает, чтобы выжили тысячи других слабых, - это другая мораль. И второй метод поведения важнее первого. По крайней мере, для человека, озабоченного судьбой своей страны. Но люди всегда будут относиться к избравшему второй метод по- разному - кто-то с огромным презрением, кто-то с неменьшим уважением.
И это нормально, потому что у каждого своя правда.
И у него, Осетра, была своя правда, которую не поймут миллионы, но поймут другие миллионы. И эта правда звала его сейчас вперед, к неизбежному.
Глава тридцать девятая
В районе гостиницы «Чайка» было совсем тихо. Как на кладбище…
Во всяком случае, полицейские водородники тут по улицам не носились. И глайдеры не рассекали воздух над городом. И уличные фонари спокойно освещали тротуар, не блокированные коконами Фогеля.
Осетр вошел в холл и направился к лифту.
Дремлющий за стойкой портье тут же поднял голову, однако, распознав в позднем госте постояльца, лишь молча кивнул. Охранников в гостинице не держали.
Приблизившись к двери своего номера, Осетр прислушался.
За дверью было тихо.
Ну и правильно. Не стали бы они устраивать засаду здесь.
Он достал из кармана ключ, отпер дверь и решительно шагнул через порог.
Катерина лежала на неразобранной кровати с включенной книгой в руках. Выглядела супруга очень соблазнительно, однако мужа ее сейчас соблазняла совсем другая забота.
- Привет! - сказал Осетр. - Я же сказал, чтобы ты не оставалась в нашем номере.
