– Только не надо издеваться! – вспыхнула Флана. – Он не жалел своей Силы для людей, но на себя ее уже не хватило… Если бы не он и его братья по Ордену Чародеев, народ Сасандры исчез бы, и только дикие коты да совы населяли бы леса.
– Я учил историю, – обиженно произнес т’Кирсьен, но потом спохватился и, стесняясь собственного ребячества, поправился: – Прости. Я не должен был плохо отзываться о твоем предке… Подвиг Ордена Чародеев велик, и недооценивать его нельзя. Все, ныне живущие в Империи, обязаны им.
– Да! – с воодушевлением подхватила Флана. – Едва ли не сорок лет прошло. Чародеи погибли почти все. Или, вернее сказать, все. И мой дед тоже.
Молодой человек вздохнул:
– И все же ты достойна лучшей участи. Чем больше узнаю тебя…
– Давай не будем. – Девушка отвернулась к стене.
Кир открыл было рот, но не решился сказать вслух то, что рвалось с языка. Нет. Потомок древнего, пусть и обедневшего рода не может связать судьбу со шлюхой. Можно перешагнуть через многое – через почет, деньги, воинскую славу, но не через гордость, настоянную на десятках поколениях предков. Он и любить-то ее не может. Вернее, не должен… Но все-таки…
Дверь, пронзительно взвизгнув петлями, распахнулась.
– Ой! – Лита попыталась остановиться, засеменила, взмахнула широкими рукавами и едва не упала. – Ой… Извини… Я думала… – Она прижала ладошку к губам и зарделась.
Вот к чему бывший лейтенант никак не мог привыкнуть, так это к самому обычному поведению девочек фриты Эстеллы в нерабочей, так сказать, обстановке. Циничные и бесстыжие с посетителями, они, оказывается, умели смущаться ничуть не реже, чем простые горожанки или крестьянские дочки. Могли беззлобно подтрунивать друг над другом, пожалеть бездомного котенка или такого, как он, отщепенца, подкармливать его, лишаясь части заработка. Хотя у Литы, к примеру, в пригороде жили родители – слепой отец, лепивший из глины свистульки, и мать, раскрашивавшая их и таскающая продавать на ближний рынок, а много ли заработаешь на детских игрушках? К Рилле раз в месяц приезжал пьянчуга-брат – красномордый и опухший – и она безропотно отдавала ему четыре пятых отложенного серебра. С этих денег он покупал хоть немного еды для восьмерых детишек и забитой до состояния бессловесного животного жены. Большую часть, правда, пропивал…
– Извини, пожалуйста… – пятилась за порог Лита. – Я не знала…
– Прекрати сейчас же! – возмутилась Флана, вскочила с кровати, хватая подругу за руку. – Нашла время церемонии разводить! И ничуть ты нам не помешала. Просто разговариваем. О жизни, о смерти… Можешь присоединяться.
– Да я… Нет, я… – Лита отчаянно замотала головой.
– Ничего, ничего… – Флана едва ли не силой втащила ее в комнату, захлопнула дверь, скривилась. – Ансельму сказать надо, чтоб смазал – скрипит отвратительно. Словно шило в сердце втыкают!
Кир неодобрительно зыркнул на Литу – приперлась, неймется ей у себя сидеть. А ведь, наверное, из-за какой-то ерунды, выеденного яйца не стоящей…
– Мне… Я… Я хотела заколку у тебя попросить. Ну ту, помнишь, с гранатовой вставочкой… В виде розочки… – промямлила гостья, все еще испытывая неловкость.
«Ну вот! Заколочку ей! А оторванную пуговку не пришить?»
Т’Кирсьен в сердцах изо всех сил лупанул рукоятью плети- шестихвостки, которую продолжал бездумно крутить в пальцах, по резной спинке кровати.
Раздался жалобный треск.
– Ты чего? – обернулась Флана.
Молодой человек застыл, недоуменно разглядывая треснувшую вдоль рукоятку.
– Эй, ты что творишь? – более настойчиво проговорила девушка. – Ломать-то зачем?
– Она пустая внутри, – удивленно пожал плечами Кир.
– Ну, так и что? Ломать надо?
– Я пойду, пожалуй, – дернулась Лита.
– Еще чего! – Флана толчком усадила ее на кровать. Сама шагнула к парню. – А ну, дай сюда! Может, склеим?
Кир безропотно отдал изуродованную плетку.
Девушка повертела ее в пальцах, поддела ногтем острую, оттопыренную щепку.
– Нет… – протянула она разочарованно. – Уже не склеить. Постарался на славу… А это что? – Голос ее дрогнул.
– Где? – наклонился поближе т’Кирсьен.
– Вон, белеет что-то!
– Да где же?
– Внутри, где же еще? Увидел? Ну, слава Триединому!
– Похоже, бумажка. Сейчас мы ее… – Юноша решительно взял плеть двумя руками, напрягся… И с хриплым выдохом переломил рукоять.
На затоптанный вчерашними гостями ковер выпала скрученная в трубочку бумага. Подпрыгнула и покатилась.
Лита ойкнула и, стремительно наклонившись, подхватила ее.
– Ух ты! – воскликнул Кир. – Любовная записка, не иначе! От кого бы это?
– Ерунды не говори, – резко оборвала его Флана. – Любовные записки в таких тайниках не передают.
– Тогда что?
– А вдруг это айшасианские шпионы? – тихонько проговорила девушка.
Лита снова ойкнула и едва не отбросила записку прочь от себя. На лице ее застыла маска брезгливости, да и бумажную трубочку она теперь держала кончиками пальцев – как раздавленного таракана.
Кир рассмеялся:
– Вот только не надо везде видеть айшасианских шпионов! А то прямо как старушки-болтушки: в Камате виноград не уродил – Айшаса виновата, у соседки молоко свернулось – тоже шпионы из-за моря сглазили, император налоги на переправу поднял…
– Конечно! – прервала его Флана. – Мы же дуры темные! В гвардии не служили, секретных приказов нам не зачитывали, как отличать шпионов и как с ними бороться…
– Ну почему сразу «дуры»? – сбавил тон молодой человек. – Просто не верю я, что Айшаса спит и видит, как бы нашу Империю изничтожить. Есть, конечно, и шпионы, и вредители… Так и наши в Айшасу немало ихнего брата засылают. На каждого шпиона свой сыщик найдется. А на урожай пшеницы в Тьяле лазутчики из Айшасы влияют ой как слабо…
– Тогда, может, эти… Вольнодумцы? – несмело произнесла Лита. – Заговор против государства…
– Заговор против государства в борделе! – воскликнул Кир, с трудом сдерживая рвущийся смех. Хрюкнул, фыркнул и, не выдержав, захохотал, зажимая ладонями рот – не хватало еще, чтобы Ансельм услышал и прибежал снизу.
Флана взглянула на подругу, у которой глаза уже наливались слезами, выхватила у нее из пальцев записку.
