Кирсьен.
– Страшно, – честно ответил табалец.
Гвардейцу стало стыдно. Он вымолвил через силу:
– Мне тоже.
– Страх – это правильно, – негромко сказал Тер-Ахар. – Кто не ведает страха, погибает в первой стычке. Но дрожать все-таки не надо.
– Я не потому дрожу, – поежился Антоло. – Мне кажется, все это уже было. Река, мост, рубеж обороны. С той стороны прет нелюдь. Много. Сотни, тысячи… А на этой стороне кучка людей, понимающих, что все они погибнут… Но они готовы сражаться с упорством обреченных.
– Где ж такое было? – удивился Кир.
– Не знаю. Может, в книге читал. Может, приснилось. Мне в медренских застенках и не такое чудилось…
Споро шагавший в первых рядах остроухий вдруг ткнул пальцем вперед и заверещал:
– Мин’т’эр! Мал’лэх мин’т’эр![43]
– Чего это он? – Пустельга толкнула Белого, но тот уже оборачивался.
– Чтоб вы сдохли, дураки! Чтоб печень ваша вытекла через зад! – шипел карлик.
Позади завала выстраивались со щитами в руках солдаты делла Робберо. Генерал, прихрамывая, прохаживался перед строем, гордый и решительный. Следом за ним лейтенант дель Прано волок полковое знамя. Багровое полотнище, золотая бахрома по краям, вытканные серебром буквы… Все правильно – одиннадцатая пехотная. Только зачем этот парад?
– Дураки… – застонал Антоло. – Они же и сами погибнут…
– Лежать! – словно плетью щелкнула Пустельга. – Что бы ни случилось, лежать!
Вся передняя линия дроу замедлила бег, поднимая длинные луки.
– Первый ряд, на колено! – скомандовал генерал.
Щитоносцы присели, открывая изготовившихся к стрельбе арбалетчиков.
– Цельсь! Бей!!!
Десяток щелчков слились в один. Чего-чего, а слаженности солдатам одиннадцатой пехотной было не занимать.
Но только карлики оказались не лыком шиты. Не первый раз они противостояли сасандрийской армии и отлично знали, чего от нее стоит ожидать.
Полсотни стрел сорвалось с луков, опередив на несколько ударов сердца залп арбалетчиков. Взлетели по высокой дуге, слегка замедлились будто бы в раздумьях и хищно ринулись вниз.
Да, многие из болтов нашли цель. Легкий кожаный доспех дроу не мог задержать граненые штыри. То тут, то там остроухие отлетали, отброшенные прямыми попаданиями.
– Заряжай!.. – успел выкрикнуть делла Робберо, и тут на короткую линию пехоты обрушилась сверху оперенная смерть.
Напрасно щитоносцы пытались заслонить себя и стрелков. Напрасно…
Падая почти отвесно, стрелы дроу втыкались в незащищенные части тела людей, ломали кости, резали жилы и сухожилия.
Строй сломался.
Генерал застыл в нелепой позе, глядя, как заваливается навзничь лейтенант дель Прано, как падает в грязь армейский стяг. Но солдаты попытались спастись, кинувшись кто куда. О сопротивлении больше никто не думал. Они бросали щиты, арбалеты, пики.
Второй залп остроухих довершил начатое дело.
Делла Робберо получил сразу три стрелы. Бедро, плечо и горло.
Третий залп, а за ним четвертый карлики делали, скорее повинуясь азарту, чем по необходимости.
– Да примет Триединый души героев… – пробормотал Антоло.
– Души несчастных, доверившихся глупцу, – поправил его Тер- Ахар.
Тем временем радостно завывающая толпа дроу кинулась к мосту. Многие из них опустили луки, размахивая тяжелыми тесаками – чем-то средним между коротким мечом и широким ножом.
– Приготовились… – Воительница вжала приклад арбалета в плечо.
Кир зарядил оружие и затаил дыхание, прикидывая, кому первому придется подавать.
Топот босых ног по земле…
Словно пощечины.
Пощечины, пощечины, пощечины…
Широкие ступни глумились над землей, которую люди пытались, но не могли отстоять.
– Целься…
Вот уже видны зрачки атакующих. Расширенные, опьяненные свежепролитой кровью. Перекошенные, подвывающие, повизгивающие лица. Грязные волосы, собранные в пучки на макушках, зачесанные гребнем, как у Белого, заплетенные в косы на висках, закрученные вокруг заостренных ушей…
– Бей!!!
И вот тут-то по столпившимся у моста дроу словно коса прошла!
Залп!
Второй!
Третий!
Наемники били наверняка – по такой куче все едино не промажешь. Целиться ни к чему. Болты пробивали не одного, а двоих-троих карликов, прежде чем теряли скорость и, наткнувшись на кость, застревали.
Остроухие взвыли – на этот раз к ярости примешалась изрядная доля страха и боли – и отшатнулись.
– Заряжай, не спи! – Пустельга повернула лицо, искаженное гримасой ненависти.
Парни заряжали. Куда деваться? Лежа, правда, не слишком удобно орудовать «козьей ногой», да ничего не попишешь.
– Шпень! – скомандовала женщина.
Как и было условленно, вскочили на ноги следопыты. Натянули рывком, «вразрыв» луки. Не успела первая стрела сорваться с тетивы, как следом за ней устремилась вторая, потом третья… Обычно охотники и «лесные молодцы» считали человека, удерживающего в воздухе три стрелы, великолепным стрелком. Но тут мужики в невзрачных гугелях, крашенных черникой, превзошли самих себя. Четвертую стрелу пустили, когда вторая и третья летели. Само собой, скопление дроу позволяло
