предложить им некую идею!
– Правильно! – воскликнул седой мужчина в добротной кожаной куртке. Берельм наморщил лоб, вспоминая, откуда он может его знать. Широко посаженные серые глаза, крепкие скулы… Точно! Фра Борайн из банка «Борайн и сыновья». – Идею свободы и равенства! Идею народовластия… – Под тяжелым взглядом Крюка банкир осекся и замолчал. Небось, готов откусить и проглотить свой длинный язык. Это же надо! Думал угодить правителям, а так вляпался.
– Идеей народовластия и свободы не притянешь провинции к Аксамале, – напевно произнося слова, сказал Жильон. – Тут нужна проверенная идея. Идея, близкая сердцу каждого гражданина Сасандры. Имперская идея.
Вздох прокатился по рядам мещан и ремесленников. Нет, они не были противниками Империи, и это читалось по глазам и напоказ честным, открытым лицам. Но они поразились, услыхав подобные слова из уст вчерашнего студента, вольнолюбца и ниспровергателя основ.
– Вы не ослышались. Чтобы сохранить целостность державы, не дать какому-то доморощенному вождю разодрать город с тысячелетней историей на трофеи для своих наемников, воспрепятствовать ползучему захвату наших земель Айшасой и западными королевствами, следует провозгласить императора. Для многих граждан Сасандры титул императора незыблем. Лишь в нем они видят залог успеха государства, лишь вокруг него объединятся в борьбе…
– Позволь мне, – мягко прервал Жильона Берельм.
– Да, учитель, – сыщик прижал ладонь к сердцу.
– Почтеннейшие горожане Аксамалы! – Мудрец и философ встал с кресла, одернул полы куртки. – Одним из самых полезных качеств любого человека является умение признавать ошибки. Свои ошибки, конечно, ибо чужие каждый рад не только заметить, но и объявить во всеуслышание. Я не могу сказать, что идея свободы и народовластия порочна. Она позволила нам установить власть народа в большей части столицы и удерживать ее до сих пор. Власть простых горожан, неприметных на первый взгляд тружеников. Вас, дорогие мои друзья! – Берельм в пояс поклонился людям, сидящим в зале. Многие, не привыкшие к поклонам от власть предержащих, недоуменно округлили глаза. – Но нельзя не признать, что Сасандра в целом оказалась не готова к народовластию. Слишком сильна тяга у провинциалов к подчинению, к прянику и кнуту. И теперь я должен честно и открыто признать: мы поторопились. Сасандре нужна власть императора, нужно некое средоточие силы, вокруг которого соберутся патриоты, желающие защитить родину от внутренних дрязг и от внешних захватчиков. Конечно, новый император должен быть ограничен в правах. Возврата к неограниченной власти, сосредоточенной в одних руках, не будет. Выборные Генеральные штаты из представителей всех слоев общества, Совет министров, Верховный совет жрецов Триединого, наблюдатели от народа на всех уровнях власти… И так далее. Но во имя выживания Сасандры императора следует избрать.
– Мы долго совещались, поверьте, – вновь продолжил Жильон. – Взвешивали все доводы «за» и «против», прорабатывали различные вероятности развития событий и даже составляли гороскопы… Результат один. Императору быть. Мы, «младоаксамалианцы», предлагаем избрать императором мэтра Дольбрайна – нашего духовного учителя, показавшего себя с самой лучшей стороны во времена скорби и лишений. Думаю, в годы расцвета Сасандры, к которому он ее, несомненно, приведет, его лучшие качества засверкают еще ярче, подобно тщательно ограненному бриллианту.
– Эх! Да что там! – громко воскликнул ремесленник в потрепанной куртке и черном гугеле. – Давай императора! Мэтра Дольбрайна в императоры!
Аксамалианцы шумели. Кто-то уже размахивал головным убором. Другие вскочили с мест и возбужденно переговаривались. Каждому уже рисовалось светлое будущее. Правда, каждый видел его по-своему, да кто обращает внимание на такие мелочи?
В общем гаме сперва не заметили, как, медленно шагая, покинул насиженное, нагретое место главнокомандующий Аксамалы – Гуран фон Дербинг. Держа ладонь на рукояти меча, молодой человек поравнялся с Дольбрайном, пристально поглядел ему в глаза. Потом покачал головой и так же медленно покинул зал.
Нерельм, Жильон и Крюк переглянулись. Вчера, когда они в узком кругу обсуждали идею выдвижения мэтра Дольбрайна на пост императора, Гуран молчал и кусал губы, но не возражал. Что же с ним случилось сейчас? Министр финансов перегнулся через стол и, склонившись над ухом мэтра Абрельма, что-то горячо зашептал. Старенький чародей в ответ на его слова морщился и пожимал плечами, а потом вовсе махнул рукой и обиженно нахохлился, натянув меховой плащ едва ли не на макушку. Наблюдавший эту картину Дольбрайн продолжал вымученно улыбаться и одаривать благосклонными кивками радующихся горожан. А в сердце его уже поселился котенок. Пока еще маленький, но с острыми коготками.
Глава 6
Высунув ухо из-под мехового одеяла, Флана прислушивалась, как неторопливо падают капли в маленькой переносной клепсидре – гордости Жискардо Лесного Кота. В самом деле, не каждый кондотьер мог позволить себе такую роскошь. Не всякий из них спал в отдельном шатре на кровати под балдахином, с постоянной любовницей – пользоваться услугами девок из передвижных борделей зачастую бывает себе дороже. Лесной Кот, похоже, постепенно приучал себя к жизни короля или (чего уж там мелочиться!) императора Сасандры – мылся пускай и не в медной ванной, а в дубовой бадье, зато каждые три дня. И требовал от подчиненных ему капитанов и лейтенантов обращения «ваше высокопревосходительство», словно к генералу. Хотя на это он, пожалуй, имел полное право. Численность отряда, который он собрал под своими знаменами, приближалась к четырем тысячам – сила вполне достаточная, чтобы отвоевать себе хороший кусок любой провинции и зажить спокойной размеренной жизнью, удовлетворяя непомерную тягу к власти.
Если подумать, то силы армии Лесного Кота хватило бы и для захвата Аксамалы.
Просто кондотьер робел.
Не трусил, упрекнуть его в недостатке храбрости мог разве что безумец или отъявленный лжец, а именно не решался. Как деревенский парень не решается пригласить девчонку на танец. Вот вроде бы все при нем: и силач, и красавец, и до работы злой, а боязно – вдруг откажет, а друзья, которым только дай повод, поднимут на смех, прославят на всю округу. Так же мучился и Жискардо. Он прекрасно понимал, что сейчас внушает уважение собравшимся вокруг него людям: наемникам, солдатам из распавшихся полков, крестьянам, которые покинули дома в поисках добычи и лучшей, богатой и завидной, жизни. Он дал им цель. Вот она, даже выглядывать особо не надо: серые, высоченные стены, приземистые громады башен, ровные, на загляденье зубцы, обитые красной бронзой ворота. Аксамала! Столица Сасандры. Сердце Империи. Величайший город мира, с которым не в силах равняться ни тесные и грязные города запада, ни айшасианские крепости, строго распланированные и заселенные согласно рангу различными кастами. Какой полководец не мечтает повергнуть к своим ногам гордую Аксамалу? Летописцы утверждают, что силой оружия это не удавалось никому. И если войска Лесного Кота потерпят на этих стенах поражение, кто тогда останется с ним? Разве что самые преданные друзья и верные сподвижники. Десяток, другой, третий… И кто тогда станет называть его «превосходительством»? Поэтому кондотьер мялся в нерешительности, проводя то показательные учения, то разведку боем. Ни офицеры, ни рядовой состав особо не возражали. Жизнь сытая, благодаря подвозимому из ближних и дальних сел провианту, служба не напрягает – подумаешь, сходил раз в пять- шесть дней в караул, разве это трудно? А начнутся штурмы, польется кровь… Кого-то ведь и насмерть убить могут…
Но с другой стороны, бездействие тоже смерти подобно, как учит мудрость древних полководцев. Того и гляди, армии станет скучно. А мающаяся от безделья армия опасна всем. И прежде всего своим командирам. Ни с того ни с сего солдаты могут захотеть легких и греющих душу приключений. Каждый по отдельности или небольшими кучками. Разбегутся, а потом попробуй собери. Офицеры вдруг решат, что они достойны более высоких должностей. Начнутся склоки, подсиживания, наушничанье, не приведи Триединый, дуэли. Дисциплина и порядок покатятся кувырком, в Преисподнюю ко всем ледяным и огненным демонам.
