ломался…
А что это там за заваруха?
Воины подались в стороны, освобождая место посреди брода. Похоже, кто-то решил затеять единоборство. Мелькнуло лицо с черной повязкой и почти на голову возвышающийся над ним бритый череп.
Наверняка от исхода этого поединка зависит многое, если не все. Гелка поднялась на цыпочки, стараясь не пропустить ни единого движения. Необъяснимое чувство тревоги зародилось в моей груди.
И в этот миг с ярко-синего неба, безоблачного, если не считать призрачной хмари у самого окоема, ударила молния. Многозубая, горящая столь ослепительным пламенем, что, даже исчезнув, осталась стоять перед глазами черным росчерком. Она прошла вскользь по задним рядам щитоносной пехоты, разбросав добрый десяток людей. Многие больше не поднялись.
За первой молнией ударила вторая, метящая в строй лучников. Вздыбилась и разлетелась бурыми комьями топкая земля. Изломанными игрушками покатились по грязи стрелки.
Колдовство? Магия?
Без сомнения.
А вот и вражеский чародей. Застыл на верхушке холма, близнеца нашему, но на том берегу. Расстояние приличное — лучник стрелу не добросит. Но на фоне чистейшего, умытого утренней росой неба хорошо видна фигура, хищно нацелившаяся простертой дланью в нашу сторону. Во второй руке наверняка амулет, а то и не один.
Я потянулся в поисках Силы — не худо прикрыть щитом воздуха войско, — и она хлынула в меня полноводным потоком через теплую, чуть подрагивающую, но не от страха, а от азарта, ладошку Гелки.
Как все же здорово ощущать себя всесильным магом!
Пусть лишь во сне.
Следующая молния скользнула по воздвигнутому мной щиту и рассыпалась голубоватыми искрами.
Чужой колдун замешкался. Он явно не ожидал магического противодействия, был уверен в своем превосходстве. А потом ударил трижды. Почти без промежутка, прямо в меня.
Защита прогнулась, и мне даже почудился стон свитых вместе струй воздуха, разрываемых безжалостным белым светом, но устояла, как выдержали совсем недавно удар конницы щитоносцы. Почти на пределе возможностей я уплотнил щит, вынужденный при этом уменьшить его размеры. Но противнику теперь не было дела до простых ратников. Он долбил молниями как заведенный — где столько силы брал!
Как красиво должны были смотреться со стороны искрящиеся змейки, стекающие одна за другой по пологому куполу. Эх, ударить бы сейчас на опережение… Хотя бы Кулаком Ветра. Не убивать, нет. Вся моя натура восставала при одной мысли об отнятии чужой жизни. Просто оглушить, сбить с ритма, пленить.
Продолжая крепить защиту, я зачерпнул струящуюся через Гелку Силу и… …проснулся.
Ранней осенью ночью не замерзнешь даже на севере, за Аен Махой. А уж после такого жаркого лета и подавно. Нагретая за день земля не спешит отдавать крохи тепла ветру и небу. Вот поэтому костер мы развели больше для отпугивания диких зверей, нередких в этих местах. Две сухие валежины, найденные в подлеске, а между ними огонь. Тоже опыт жизни среди трапперов Восточной марки. Даже если потухнет такой костер — обугленные бока корявых бревен еще долго светятся багровым в темноте. Свет углей и запах дыма отпугнет нежелательных гостей, если они не на двух ногах, от места ночевки.
И тем не менее я спал очень чутко. Сказывалась всегдашняя настороженность. Что ж это за жизнь такая, когда каждый миг ожидаешь подвоха и неприятности? Казалось бы, прииск остался далеко позади, доберись до человеческих поселений, продай один или несколько сбереженных камней и живи сыто, в достатке. То-то и оно. Попробуй вначале доберись. За три дня, проведенные в пути после выхода из пещеры, мы едва-едва достигли правого берега реки.
Завтра с утра пораньше я намеревался искать переправу. Вот ума не приложу, что же делать с Мак Кехтой? С нами к людям выбираться для нее — верная смерть. В одиночку пытаться выйти к Облачному кряжу — тоже погибель, но более медленная. От голода, от диких зверей…
Э-э, а проснулся я от чего?
Приглушенный вскрик, возня, сдавленный хрип. Все эти звуки по ту сторону костра и вырвали меня из волшебного сна, где можно вообразить себя великим колдуном, шутя прикрывающим от вражьих стрел половину войска.
Я приподнялся на локте, вглядываясь в темноту…
Громкий визг ударил по ушам, аж звон пошел под черепушкой. Разве может человек так верещать? Может. Если это девчонка и ее что-то смертельно перепугало. В этом я убеждался не раз.
Гелка?
Прикипел я к ней душой — даже для спасения собственной жизни так скоро не вскочил бы. Одним прыжком на ногах оказался. Вторым — перемахнул через бревна костра.
Гелка визжала стоя на коленях, а в тени, куда не доставал красноватый отсвет углей, ворочались два тела. Сида судорожно дергалась, нанося кулачками удары по плечам и голове вцепившегося в ее горло человека. Желвак, решивший по своему разумению разрешить проблему пребывания перворожденной в числе наших спутников, кряхтел, прикрывал голову то одним плечом, то другим, но пальцев не разжимал.
— Дурень, ты что? — крикнул я, бросаясь в кучу-малу.
Никто не ответил. Да Мак Кехта и не могла отвечать. А Желвак, видно, не счел нужным.
Я схватил его за плечо, дернул, стараясь оторвать от сиды.
— Брось! Ты что делаешь!
Где там! Легче оторвать голодную пиявку. Или лесного клеща.
Хрип Мак Кехты становился все слабее и слабее. Пришлось пнуть Желвака в бок, вразумляя.
Не умел я никогда драться, видно, уже и не выучусь. Удар пришелся вскользь, совсем слабо. Заметил ли он мои старания? Не знаю, не уверен. Зато я потерял равновесие и чуть не полетел вверх тормашками.
Больше размахивать ногами я не рискнул — себе дороже. Схватил бывшего голову одной рукой за плечо, другой — за реденькие волосы, рванул. Он забурчал что-то невразумительное, но жертвы не отпускал.
— Желвак, что ты делаешь? Опомнись!!
Жидкая шевелюра выскользнула из моих пальцев. Норовя перехватиться поудобнее, я ощутил под ладонью его здорово отросшую за время странствий бороду.
Вцепился.
Дернул.
Ага, больно!
А еще не хотел?
Второй рукой тоже за бороду. Да посильнее, без жалости. Пальцы совершенно случайно попали Желваку в рот. И тогда я подцепил ими толстую щеку и рванул уже изо всех сил.
На этот раз удалось.
Грузное тело головы откатилось в сторону, словно мешок с ботвой.
