Уже въехав в деревню, Живолом понял, что обманулся первоначальной тишиной. Поселение не покинуто. Просто жители здорово кем-то напуганы и так попрятались, что впору с собаками искать. К слову сказать, собаки у поселян тоже оказались ученые. И не добром и ласкою, а горьким опытом. Издали на всадников не брехали, не рисовались на видном месте. Только рычали настороженно из-за плетней. Еще бы! Край пограничный. Войны всего с десяток лет как утихли. А мелких стычек и по сей день в избытке. Ни солдаты-наемники, ни бродяги-разбойники псов не жаловали. На клацающие у стремени или конских бабок зубы реагировали схоже — стрелой или арбалетным бельтом в бок. Потому и выучились собаки без нужды нa глаза всяким-разным находникам не лезть. Хоть и тварь лохматая и о четырех ногах, а понятия не меньшe, чем у иного двуногого. А может, и больше. Но жизнь в деревушке со странным названием Щучий Плес была. Опытный слух лесного молодца различал то здесь, то там квохтанье запертых кур. Глухо и сдавленно промычала корова. Добро еще, что мешок буренке на морду не натянули трусоватые землеробы. Кое-где в щели неплотно притворенного ставня мелькал любопытный детский глаз или настороженный женский.
Жизнь была. Но тщательно скрывала свое присутствие.
Разбойники спешились у трактирной вывески — три длинные полосатые рыбины приоткрыли зубастые пасти. Телеги составили тут же. Рядком, не распрягая коней.
— Где этот байбак жирный? — Бессон кивком указал на дверь харчевни. — Тащи его сюда. Разговор есть.
Гуляйка нырнул во чрево трактира и вернулся почти в сей же момент. Видать, затравленно озирающийся хозяин уже не прятался, а подслушивал под дверью. «Жирный байбак» оказался на деле мосластым мужичком средних лет со сломанным носом и глубокими залысинами на вспотевшем черепе. Он подобострастно кланялся, но глядел исподлобья без малейшего намека на смирение. Бывший солдат? Или выслужившийся баронский дружинник…
— Собирай народ, — скомандовал Бессон поселянину. — Говорить буду.
Веселины тем временем потянулись к колодезному «журавлю» — поить лошадей.
— Тебя как кличут? — Живолом придержал трактирщика за рукав.
— Сденом. Сденом Кривоносом.
Сломанный в двух местах угреватый нос красноречиво подтверждал правильность прозвища.
— Копейщик? Лучник?
— Копейщик. Три нашивки за ранения.
— Здесь служил?
— Здеся, а где же еще?
— Ладно, Сден. Передай людям — сундуки потрошить и насильничать не будем. За фураж и харчи расплатимся. Понял?
Трактирщик глянул ошалело, мотнул головой:
— Понял. Передам.
Живолом хмыкнул ему вслед, отвернулся, распуская подпругу под брюхом темно-гнедого коня.
— Экий ты добрый, — ухмыльнулся вожак. — Селян не забижаешь. А мы ж всё-таки разбойники.
— Ну, так и что?
— Не, ну если мы разбойники, мы грабить должны? Нет, ты ответь мне. Должны али нет?
— Наверное, должны.
— Так что ж ты ведешь себя ровно граф какой на прогулке?
— А тебе над слабыми покуражиться восхотелось, а? — Парень склонил щеку к плечу. — Найдем сборщика подати королевского, я ему первый кровь пущу и мошну вытрясу.
— Ага, найдешь ты его! — подвинулся к ним Крыжак. — Коли и был, так теперь ищи-свищи. С казной вместе.
— Я не про то, — отмахнулся Бессон. — Мне обидно, что я, лесной молодец, землепашцам платить должен. Вот объясни мне…
— Успокойся. — Трейг посуровел. — Обеднеешь, если пару локтей сукна за мешок муки отдашь?
— Что мне тряпки! Я ж не барахольщик!
— Так что ж ерепенишься? Серебром платить не понуждаю. Селянам сунешь мелочевку, они и рады будут. Еще девки следом увяжутся. Мол, герои из легенды. А сядет на хвост дружина баронская, в другой бок укажут. Или гонца пошлют упредить. Тебе это важнее или охапка вышитых юбок на возу?
Бессон рассмеялся, поднимая похожие на лопаты ладони вверх:
— Всё. Уел. Молчу.
— Ну дык, — многозначительно помотал корявым пальцем Крыжак. — Коннетабль.
— Чего?!
— Коннетабль, — скалясь, повторил веселин. — Главнокомандующий, значит. По-трейговски.
Через мгновение ржали уже втроем. Веселье передалось и молодцам вокруг колодца. Кого-то уже не обрызгали, а от души окатили водицей. От крика шарахнулись кони.
— Слушай, парень, — Бессон дружески хлопнул трейга меж лопаток, — может, тебе и ватагой командовать?
— Ты чо? — уставился на него Крыжак.
— А чё? Парень башковитый. Еще рожь не заколосится, а он уже себе королевство сварганит. Чуток у арданов, клаптик у Витгольда… А я при нем коморником могу. Слушай, Живолом, у Витека, талуна ихэренского, дочка на выданье. Давай мотанем к Железному Кулаку. Так, мол, и так. У вас товар, у нас купец. А с таким тестюшкой и жнивца ждать не надо — к травнику королевство справим. Как думаешь, а?
Трейг пожал плечами:
— На что мне арданская невеста? — Легко коснулся рукояти меча: — Вот моя невеста.
— Ладно, не обижайся. — Главарь повторно похлопал помощника по спине. — Я ж шуткую.
— понял. Ты лучше води ватагу сам, хорошо? Чем смогу, помогу. А женить на Витековой дочке и тебя можно.
Крыжак хохотал от души, едва не задохнувшись:
— Ну, дает паря! Бессона да на талунской дочке!
— А чем я не жених? — приосанился главарь. — Не старый еще. И даже не лысый.
Тут он заметил, что на площади потихоньку скопился народ — мужики да бабы средних лет, а то и вовсе старухи. Девок всё же попрятали. Вооруженным людям по давно укоренившейся привычке доверяли мало. Коротким окриком Бессон успокоил разгулявшихся ватажников и пошел в трактир, коротко кивнув: давайте меняйтесь, мол.
Веселины полезли в подводы, извлекая на солнечный свет мотки ниток, скрученную в тугие узлы ткань — всё больше лен и сукно, несколько пар сапог и всякую разную мелочевку.
Живолом присел на ступицу тележного колеса — сам торг его интересовал мало. Главное, чтобы разбойники шалить не вздумали.
— Железа лишнего не найдется? — Низкий голос прозвучал над головой.
