— Тогда, любезный, это точно какой-то другой Пархим, — проговорил Годимир, в душе недоумевая и радуясь одновременно.
— Как другой?
— Да вот так! У нашего в бороде ни единого седого волоска!
Воцарилось молчание. Стражники непонимающе пожимали плечами, украдкой переглядывались. Ай да Пархим — или как его там? — задурил головы всем, кому только смог. И, самое главное, вовремя удрал. Ведь, как известно…
— Как говорят у нас в Грозове, — пробасил пан Тишило, — главное — вовремя смыться. Так ведь? Не того горшечника вы, друзья мои, — он улыбнулся стражникам, видимо, желая их ободрить, — ищете. Или не там. Так ведь?
— Так мы… — проблеял Карпуха. Махнул рукой. — Что ж ты, дядька Чэсь!
— Ничего! Поговори у меня! — Седой даже дернулся оплеуху закатить нахальному юнцу, но постеснялся присутствия благородных панов. — Рубаха-то… Рубаха!
— А что рубаха? — Тишило еще раз встряхнул запачканную тряпицу. — Ты прорехи в ней видал? От меча или ножа?
— Нет… Вроде…
— Так сейчас погляди! Где?
Чэсь принял из рук рыцаря рубаху, еще раз внимательно осмотрел ее. Спереди и сзади. Зачем-то вывернул и изнутри тоже осмотрел.
— Нету…
— Так что твоя рубаха доказывает?
Стражник махнул рукой, вздохнул сокрушенно. Но все-таки попытался оправдаться:
— А с чего бы человеку… это… исчезать? И товар бросил. Да чтоб наш зареченский мастеровой да товар бросил? Наши… это… за лишний скойц зайца в поле до смерти загоняют.
— Точно, — подтвердил крепыш с перебитым носом, впервые открыв рот. Лучше б он его не открывал. Крепчайший дух чеснока едва не сбил с ног Годимира. Рыцарь скривился, а стражник застеснялся и отвернулся, прикрыв губы ладонью.
— Не знаю ничего, — буркнул панн Тишило. — Товар — это ваши заботы. Моя забота — справедливость отстоять.
— Горшки с мисками можете себе оставить. — Годимир вздернул подбородок, показывая, насколько он далек от грошовых свар и забот захолустья.
Чэсь крякнул и, не прощаясь, зашагал прочь. Стражники помоложе, вскинув алебарды на плечи, отправились следом. Не оглядываясь.
Годимир облегченно вздохнул:
— Прими мою благодарность, пан Тишило. Когда б не ты…
— А! — отмахнулся бело-красный рыцарь. — Пустое! Сочтемся славой. Да, не забыл ты, пан Косой Крест, о чем мы сговаривались?
— Эх, пан Тишило, едва не забыл. Эти ж… — он кивнул вслед уходящим стражникам, — кому хочешь голову задурят. А что, трава уже высохла?
— Давно уже. Скоро жарко будет. А в жару кулаками махать несподручно. Так ведь?
Ровный лужок по-над Щарой, назначенный для поединка, уже собрал зрителей и сочувствующих. Во-первых, свита пана Тишило — старый Жит, оруженосцы Ратиш и Бажен. Во- вторых, купцы, хозяева замеченных вчера телег. В-третьих, старые знакомцы — иконоборцы. Увидев их, Годимир искренне подивился — в тех краях, откуда он прибыл, священнослужители постеснялись бы прийти любоваться на драку. Но, с другой стороны, ведь не потасовка между упившимися браги кметями предстоит, а честный бой двух рыцарей. В присутствии известного шпильмана. В-четвертых, подтянулись нестройной кучкой стражники, во главе с Чэсем. Любопытно, оставил он кого-нибудь из подчиненных за рогатками, перегораживающими мост, приглядывать? Да кроме всего прочего, с того берега, не иначе как по негласному договору с людьми Желеслава, нелегкая принесла, иначе и не скажешь, облаченных в черные накидки с вышитым точно посередине груди желтым трилистником, стражников Доброжира, числом полдюжины.
Годимир сбросил на траву жак, остался в штанах и рубахе. Сапоги он тоже оставил, лишь отстегнув шпоры. Железякой покалечить можно, даже без умысла, а по нелепой случайности.
Саженях в десяти разоблачался с помощью Жита пан Конская Голова. Слуга что-то выговаривал ему, укоризненно тряся чубом. Пан Тишило молчал. Только один раз замахнулся на докучливого кулаком. Потом протянул руку — закатывай, мол.
— Ох, и силен, — шепнул Олешек, поглядывая на предплечья полещука, бугрящиеся мускулами.
— Сам вижу! — огрызнулся Годимир. — Чего душу травишь?
— Я травлю? — воскликнул музыкант. — Сам себя втравил, а еще мне выговаривал — как живешь, мол, с таким норовом?
— Отстань! Не до тебя сейчас.
— Ладно, я тебе потом припомню, когда отлеживаться после драки будешь… — пообещал Олешек, но замолчал.
Бело-красный рыцарь между тем, уверенно ступая, вышел на середину лужка. Взмахнул пару раз руками наподобие ветряной мельницы, разминая плечи. Присел. Вскочил. Несмотря на возраст, двигался он легко, как юноша.
Решив: будь, что будет, а от боя отказываться недостойно рыцаря, — Годимир вышел навстречу полещуку.
— Я не держу на тебя зла, пан Тишило герба Конская Голова, — проговорил уроженец Чечевичей обязательные перед началом турнирного боя (боя чести, а не войны) слова.
— И я не держу на тебя зла, пан Годимир герба Косой Крест, — кивнул бело-красный. Добавил: — Если, не приведи Господь, покалечу, лекарям заплачу. Обещаю.
— Спасибо, — совершенно искренне поблагодарил Годимир. Он, в отличие от старшего рыцаря, не снял перчаток. Надеялся хоть чуть-чуть уберечь пальцы. Может статься, что скоро потребуется еще и мечом помахать.
Пан Тишило выставил левую ногу чуть вперед, поднял сжатые кулаки. Словинец повторил его жест и медленно двинулся бочком, намереваясь развернуться спиной к солнцу. Бело-красный разгадал маневр без труда. Сдвинулся на два шага вправо. Годимиру пришлось остановиться, чтобы не открыть противнику спину.
Ну, была не была!
Бытковец сделал обманное движение левой рукой и от души вмазал пану Тишило с правой. Полещук подставил под удар плечо и тут же ответил. Его тяжелый, как мельничный жернов, кулак врезался Годимиру под ложечку. Тот охнул и отскочил. Воздух из легких вышел и никак не хотел возвращаться обратно.
«Если противник выше тебя ростом — это твое преимущество. Если ниже — тоже, — вспомнил он наставление пана рыцаря Стойгнева герба Ланцюг. — Только нужно уметь им воспользоваться». Вот Конская Голова сумел, а он — нет.
Пока Годимир пытался вдохнуть, пан Тишило, будучи опытным стратегом, решил развить успех. Он пошел вперед на полусогнутых ногах, ударяя поочередно справа и слева.
От двух ударов молодой рыцарь уклонился, третий отбил предплечьем, но
