Божидар.
— Настолько побаиваются, что готовы поединок учинить, даже если точно побиты будут. Лишь бы в Ошмянах подольше задержаться…
— Что?! — взревел Иржи, не дослушав даже до конца. — Ты что городишь, худородный? Да я плетей в сей же час прикажу…
— А ну тихо! — оборвал его ошмянский каштелян. — И следи за речами, королевич. Чай не у себя в Пищеце! — Иржи закусил губу, но замолчал и не пытался перебивать. И верно. Уж если пан Молотило приложится, даже голым кулаком, то можно яму копать сразу. — Ты хоть и королевич, а порядок понимать должен. В Ошмянах слово короля Доброжира — закон. Согласен?
— Ну…
— Я спрашиваю — согласен, пан Иржи?
— Согласен, пан Божидар.
— Так вот. Свое слово о пане Годимире его величество сказал? Сказал. Разрешил честь по чести добиваться рыцарских шпор? Разрешил. Так кто тебе позволил его худородным бесчестить?
Годимир ликовал в душе. Ай да молодец, пан Молотило! Умеет призвать к порядку, не доводя дело до поединка или, что еще хуже, безобразной драки. А Иржи явно напрашивался на драку. Особенно пытаясь задеть род Годимира. Чего-чего, а славных предков, носивших герб Косой Крест, он мог бы перечислить без запинки до дюжины. Вряд ли сам королевич может большим числом благородных предков похвастаться.
— По делу шпильмана его величество что-либо присудил? — продолжал Божидар. — Ну, ответь мне, пан Иржи. Присудил?
— Нет, — упавшим голосом произнес королевич.
— То-то и дело, что нет. Значит, до решения королевского суда нельзя человека считать лазутчиком или подсылом вражеским. Потому как обвинение может подтверждено быть, но может быть и снято. Ясно вам, панове? — Пан каштелян грозно взглянул на присутствующих.
Молодые рыцари смущенно потупились. Щеки королевича полыхали ярче маков. Он развернулся и ушел. Конечно, не так картинно, как пан Стойгнев, но все же сохраняя остатки достоинства…
— Пан Годимир. — Божидар подошел к словинцу почти вплотную и малость наклонился, поскольку превышал его в росте больше, чем на полголовы. — Ты уж прости, но с судом Господним ничего не выйдет. С оружием…
— С оружием я ему помогу, — вмешался пан Тишило, который, как оказалось, никуда и не уходил. Стоял тихонько в сторонке и кусал ус. — Меч можешь себе оставить, пан Косой Крест. Вдруг случится, что новый раздобудешь, тогда вернешь. А нет, так и не жалко. Вот со щитом и копьем хуже… Кольчугу…
— Кольчугу я сам подарю, — вновь перехватил разговор пан Божидар. — И шлем. Правда, у нас в Ошмянах доспехи старомодные, чай, не Беляны и не Хоробров…
— А коня можешь моего оставить, — махнул рукой пан Тишило. — Со всей сбруей. А то рыцарь без коня, что панна без косы.
Годимир от всего сердца поблагодарил. Жаль, само собой темно-рыжего, оставшегося в собственности Желеслава надолго, а скорее всего, теперь уже навсегда, но ничего не попишешь. Зато серый, доставшийся ему от полещука, был лучшим конем, на которого в создавшемся положении можно было рассчитывать. Широколобая голова. Широкие ноздри. Шея толстовата, но зато свидетельствующая о недюжинной силе. Крепкие ноги с широкими копытами и круглыми суставами. Правда, возраст подгулял. Судя по зубам, жеребцу лет пятнадцать. Зато выезженный и надежный. Без присущего молодым коням норова.
— Щита и копья не надо, — подумав, решил Годимир. — Все равно я теперь без оруженосца. А с чудищами рубиться меч лучше всего сгодится. Еще б рогатину…
— Молодец! — одобрил Тишило и, попрощавшись, ушел. Видимо, собираться в поход.
Божидар почесал щеку.
— Ты, пан Годимир, на юг езжай. На юге у нас странное случается. Не слыхал?
— Да кое-что слыхал…
— Люди пропадают. Целыми артелями. Старатели. Слыхал?
— Да слыхал, слыхал. Самоцветы, говорят, у вас там ищут у подножья Запретных гор?
— Как бы не так… — Каштелян понизил голос. — Самоцветы… Скажут тоже. Как бы не так. Клад драконовский они ищут.
— Как?
— Ты что, пан драконоборец, не слыхал что ли? Драконы клады собирают…
— Ну, это я, положим, знаю.
— Так и людишки тоже знают. Вот и ищут. Да только чаще смерть свою находят.
— Ясно, — кивнул Годимир. — Значит, не шутка про дракона.
— Да какая же шутка?! — слегка обиженно протянул каштелян. — Столько знамений!
— Ясно. — Рыцарь помолчал, подумал. И вдруг спросил: — А скажи мне, пан Божидар, зачем ты мне помогаешь?
Пан Молотило ответил сразу, не задумываясь, что заставляло отбросить сомнения в его искренности:
— А я верю, что у тебя получится дракона найти. Найти и убить. И, надеюсь, когда клад, крылатым чудовищем охраняемый, сыщешь, ты меня не забудешь. Так, пан Годимир?
Вот так! Стоит только еще раз сказать: «Ай да молодец, пан Божидар!» Ловкач. Умеет и честь рыцарскую приумножить, и о мошне не забыть. Годимир тряхнул чубом, улыбнулся:
— Пополам, пан Божидар. Согласен?
— Согласен!
А после они, перешучиваясь, словно старые друзья, отправились выбирать доспехи. Следовало поторопиться. Рыцари из ошмянского замка выезжали один за другим. Раньше начнешь искать королевну, больше надежды застать ее живой.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
ВОДОГРАЕВА НОЧЬ
Серый конь размеренно ставил копыта на раскисшую землю, оставляя на тракте ровную цепочку следов. При всей своей неказистости, жеребец рысил отменно. Достаточно только на следы посмотреть — отпечатки задних и передних ног смыкаются даже на вольной рыси. Хуже пришлось Ярошу. Его невесть где добытый, крепкий мохногривый савраска оказался дурноезженным с неисправимой тягой к сорочьему скоку[44]. Поэтому подбрасывало лесного молодца в седле прямо-таки немилосердно, а он, хоть и оказался неплохим для недавнего кметя наездником, ничего с этим не мог поделать.
Накануне Яцева дня пошел дождь, застав спутников в дороге, и вымочил их до нитки. Но летний дождь — не беда. Тем более что до Яця Водограя дождь — в засек, а после из засека, как говорят кмети. То бишь, дожди с весны до конца червня урожай прибавляют, а после — мешают
