ногтями, вырывал пучки травы, пускал кровавую слюну на бороду.
— Похоже, мне наконец-то весело, рыцарь Годимир… — промурлыкал знакомый голос.
Словинец от неожиданности дернулся. Вскинул голову.
На поленнице, потягиваясь, словно ухоженная кошечка, восседала навья. Из одежды по-прежнему одни лишь волосы. Но лицо довольное, сытое.
Сытое? Ну, еще бы! Как там она говорила — «ненависть это мясо, страх — хлеб», а тут и того, и другого изрядно намешано. Годимир сам до конца не понял, он больше боялся опасного старика или все-таки ненавидел?
— Что ж тут веселого? — пожав плечами, довольно грубо спросил рыцарь.
— А ты жестокий человек, рыцарь Годимир. — Навья решила, что отвечать на вопросы ниже ее достоинства.
— Я?! Жестокий?
— Еще бы… Убивать черенком от ухвата… Почему ты не взял меч?
— Не успел.
— А ухват успел?
Годимир вздохнул:
— Долго объяснять. — Просто, чтобы перехватить инициативу в разговоре, снова спросил: — Что-то давно тебя не видел. Хорошо развлекалась?
Она улыбнулась, оскалив зубки:
— Рыцарь Годимир скучал?
Молодой человек обвел рукой залитый кровью двор:
— Сама видишь, иногда я нуждаюсь в твоей помощи…
— Плохое место, — принюхалась зеленокожая. — Слишком много крови. Свежей. — Она еще потянула воздух ноздрями, передернулась. — И старой… Тут везде смерть…
— Я думал, ты равнодушна к смертям, раз уж…
— Раз уж неживая?
— Ну да.
— Я не люблю смерть, рыцарь Годимир. Я не люблю свою жизнь — не жизнь. Я не люблю убивать. Без особой нужды. — Последняя фраза прозвучала как скрытая угроза.
Их разговор прервало появление на крыльце испуганной и взъерошенной, словно воробей после грозы, королевны.
— Пан Годимир! Они никак! — Взгляд ее зацепился за непринужденно помахивающую ногой навью, остановился. Рыцарь подумал, что Аделия сейчас лишится чувств в лучших традициях придворных панночек, но королевна оказалась крепче, чем он предполагал. Только ойкнула и застыла.
— Там мои друзья, — пояснил словинец. — Похоже, зачарованные.
— А это кто? — прошипела зеленокожая, напрягаясь, словно для прыжка.
— Эй, полегче! — предупредил ее рыцарь.
— Скучал, говоришь? А девку завел…
— Это не девка! — твердо проговорил Годимир. — Это королевна!
— Да ну?
— Святым Хоробром клянусь! Мы ее к отцу-королю, в Ошмяны, везем.
— В Ош-ш-шмяны… — Вот только что навья была на поленнице, а уже напряженно застыла рядом с Годимиром.
Аделия, сообразив, что дело неладно, юркнула в избу, захлопнув дверь.
— Иш-ш-шь ты… — прошипела неживая. — Прячетс-с-ся.
Она не побежала, как можно было бы предположить, а пошла к избушке легким и, на первый взгляд, неспешным шагом, но Годимиру потребовалось немало прыти, чтобы сравняться с нею.
— Погоди!
Зеленокожая обратила внимания на человека не больше, чем на докучливую муху.
— Постой! — Рыцарь без грубости, но настойчиво попытался схватить ее за плечо.
Небрежным, незаметным движением навья выскользнула из его ладони.
— Девчонка лиш-ш-шняя… — высказалась она, не поворачивая головы. — Королевна не нужна!
— Ты погоди! Погоди! Как не нужна? Кто обещал мне помогать? — Годимир забежал вперед и, раскинув руки, перегородил неживой дорогу. — Постой. Послушай… Да послушай же!
— Что ещ-щ-ще? — Зеленокожая застыла с протянутой рукой. Острые ногти- коготки подрагивали в вершке от горла рыцаря.
— Ты обещала мне помочь?
Молчание. Сопение.
— Я обещал привезти королевну в Ошмяны. Живой и невредимой. Мне это нужно.
Навья прищурилась:
— Зачем?
— Меня посвятят в рыцари.
Острый коготок коснулся кадыка словинца. Осторожно прошел вниз, до ключицы, вонзился. Задержался так.
— Посвятят в рыцари благодаря этой взъерошенной утке?
— Это — королевна Аделия.
— Это. Взъерошенная. Утка.
— Это — королевна. Поверь, ей многое довелось пережить. И совсем недавно она спасла мне жизнь.
— Она?! — Навья едва не подпрыгнула.
— Да. Она, — твердо отвечал Годимир.
— А я?
— Ты тоже, — кивнул рыцарь и про себя добавил: «Ну как маленькая, а утверждает, что несколько сот лет…»
— Послушай, рыцарь Годимир. — Навья холодно прищурилась и оскалила клыки. — Послушай и запомни, кто тебе больше нужен. Сюда идут горные людоеды…
— Откуда…
— Не перебивай! Мохнопятик сказал. Мы с ним общаемся мысленно.
— Помоги разбудить Яроша! — воскликнул Годимир. — Мы будем сражаться!
— Не перебивай! Против дюжины? Вы умрете!
Теперь настал черед словинца рычать. Рычать от бессилия и безысходности. Горные людоеды (они же — горные великаны) — твари еще те. Каждый на две головы выше самого высокого человека, в плечах — аршина по два, руки с легкостью выкорчевывают молодые дубы. Правда, не слишком сообразительны и не отличаются разнообразием боевых навыков. Главное, к чему стремится горный великан в схватке, — сграбастать врага огромными лапищами и раздавить в лепешку. Ну, или расплющить дубиной. Или запустить камешком размером эдак в полскалы. В общем, враг опасный и победа над ним почетна. Один на один Годимир, может быть, и попробовал бы потягаться с людоедом. А так…
